— Вы первая, с кем я когда-либо разговаривал, — ответил Майрон, словно хвастаясь большим достижением.
— Правда? — спросила Элла с улыбкой и деланной застенчивостью. — Такая честь для меня. Я уже много лет не была у мужчины первой. — Она рассмеялась, но Майрон только озадаченно посмотрел на неё.
— У вас славный дом, — сказал ей Майрон. — Он выглядит очень... прочным.
Она снова засмеялась.
— Он не мой, дорогуша, я здесь только работаю. Он принадлежит благородным, как все хорошие места. Мы, обычные люди, живём в сараях и хибарах и дерёмся за то, что они выбрасывают. Мы же вроде собак, разве нет? Конечно, я не жалуюсь. Пикеринги совсем не плохие. Не так заносчивы, как некоторые другие аристократы, которые считают, что солнце встаёт и садится, чтобы им угодить. У графа даже нет лакея. Он никому не позволяет помогать себе одеваться. Я не раз видела, как он сам набирал себе воду. Он совершенно безрассуден. Его мальчики тоже повторяют за ним. Это видно по тому, как они сами седлают своих лошадей. А Фанин, представьте только: на днях я видела, как он размахивал кузнечным молотом. Велел Верну показать, как править лезвие. Спрашивается, много вы знаете аристократов, которые изучают ремесло кузнеца? Кому-нибудь ещё сидра?
Все покачали головами и по очереди зевнули.
— Линар, та похожа на мать. Они два сапога пара. Обе прекрасны, словно розы, и так же сладко благоухают, но и с такими же шипами. Характер у обеих ужасный. А у дочки еще хуже, чем у матери. Раньше Линар тренировалась вместе с братьями и побеждала Фанина, пока не обнаружила, что она леди, а леди не занимаются подобными вещами.
Веки Майрона отяжелели, голова опустилась; неожиданно стул опрокинулся, и монах свалился. От испуга он проснулся и с трудом поднялся на колени.
— Ох, мне ужасно жаль, я не хотел...
Элла так хохотала, что не смогла ответить и просто махнула ему рукой.
— У тебя была длинная ночь, дорогой, — наконец сумела выговорить она. — Давай-ка устроим тебя в дальней части кухни, пока этот стул снова тебя не сбросил.
Майрон повесил голову и тихо сказал:
— С лошадьми у меня та же беда.
* * *
За завтраком Алрик поведал Пикерингам свою историю. Как только он закончил, граф отослал сыновей и приказал слугам начать приготовления к сбору войск со всего Галалина. Пока Пикеринг раздавал приказы, Алрик покинул главный зал и отправился бродить по коридорам замка. Впервые со дня смерти отца он был один. До этого у него было чувство, будто он захвачен речным течением и происходящие события влекут его за собой. Теперь пришло время самому управлять своей судьбой.
В коридорах Алрику встретилось мало народа. Кроме редких доспехов или картин на стенах, там не было ничего, что отвлекало бы его от раздумий. Поля Дрондила, хоть и были меньше замка Эзиндон, казались больше за счёт своей приземистости: крепость занимала почти всю вершину холма. Если в замке Эзиндон было несколько башен и просторные покои высотой во много этажей, то Поля Дрондила имели всего лишь четыре этажа в самом высоком месте. Поскольку это была крепость, важную роль играла защита от возгорания, так что крышу построили не из дерева, а из камня, и для её поддержки требовались толстые стены. Окна были маленькими и узкими и пропускали мало света, отчего изнутри замок походил на пещеру.
Алрик вспомнил, как ребёнком бегал по этим коридорам, догоняя Маувина и Фанина. Они устраивали шуточные сражения, в которых Пикеринги всегда побеждали. А он всё время козырял тем, что однажды станет королём. Когда тебе двенадцать, кажется прекрасным иметь возможность поддразнить друга, который у тебя выиграл. «Конечно, но королём буду я. И тебе придётся мне кланяться и делать, что я скажу». Мысль о том, что, для того чтобы он стал королём, его отец должен будет умереть, никогда не приходила ему в голову. Он понятия не имел, что значит быть королём на самом деле.
«Теперь я король».
Корона всегда казалась ему далёким-далёким будущим. Отец был сильным мужчиной, и Алрик рассчитывал много лет пробыть принцем этой страны. Всего несколько месяцев назад на празднике в честь середины лета они с Маувином строили планы отправиться в годичное путешествие по всем уголкам Апеладорна. Они хотели посетить Делгос, Кали и Трент и даже собирались отыскать местоположение легендарного разрушенного Персеплаквиса. Открыть и исследовать древнюю столицу старинной Новронийской империи было мечтой их детства.
В потерянном городе они надеялись найти удачу и приключения. Маувин хотел обнаружить остатки утерянного искусства рыцарей-тешлоров, а Алрик собирался разыскать древнюю корону Новрона. И хотя они разговаривали о путешествии со своими отцами, ни один не упомянул Персеплаквис. Это вряд ли имело значение, учитывая, что никто не знал, где находится потерянный город, но даже попытки разыскать древнюю столицу старой империи считались ересью. И всё же пройтись по легендарным залам Персеплаквиса мечтал, наверное, каждый мальчишка Апеладорна. Однако для Алрика юность кончилась.
«Теперь я король».
Мечты о бесконечных днях, полных рискованных приключений и исследований новых земель, во время которых он будет пить плохой эль, спать под открытым небом и любить безымянных женщин, рассеялись, словно дым на ветру. Их место заняли картины каменных залов, в которых толпятся старики с сердитыми лицами. Он только изредка наблюдал, как его отец вершил суд, выслушивая, что духовенство и знать требовали меньше налогов и больше земель. Один граф даже потребовал казни герцога и опеки над его землями за то, что тот был виновен в смерти одной из его призовых коров. Отец сидел, как казалось Алрику, в полном унынии, пока судебный чиновник зачитывал множество прошений и жалоб, по которым король должен был вынести решение. Будучи ребёнком, Алрик думал, что быть королём — значит делать всё, что пожелаешь. Но с годами он увидел, что это такое на самом деле: поиски компромиссов и политика умиротворения. Король не может править без поддержки аристократии, а аристократы никогда не бывают довольны. Они всегда чего-то хотят и ожидают, что король это обеспечит.
«Теперь я король».
Для Алрика стать королём было равносильно приговору к тюремному заключению. Остаток жизни он проведёт в служении своему народу, своим дворянам и своей семье, в точности как делал его отец. Интересно, чувствовал ли Амрат то же самое, когда умер его отец? Он никогда раньше не задумывался об этом. Амрат как человек и мечты, которыми тому пришлось пожертвовать, были для молодого принца незнакомыми понятиями. Он подумал: был ли счастлив его отец? Когда Алрик вспоминал о нём, на ум приходили отцовская густая борода и сияющие смеющиеся глаза.
Отец часто улыбался. Алрик подумал: это оттого, что ему нравилось быть королём, или оттого, что время, проведённое с сыном, давало ему необходимую передышку от государственных дел? Алрик ощутил внезапное желание ещё раз увидеть отца. Он пожалел, что не находил времени на то, чтобы посидеть и поговорить с ним, как мужчина с мужчиной, спросить отцовского совета и наставлений на случай, если подобный день наступит. Он чувствовал себя абсолютно одиноким и не был уверен, сможет ли достойно справиться с делами, которые ждут его впереди. Больше всего на свете он хотел просто исчезнуть.
* * *
Адриана разбудил настойчивый звон сталкивающегося металла. После завтрака Эллы он забрёл во внутренний двор. Стало значительно прохладнее, но он нашёл освещённый солнцем участок мягкой травы, чтобы вздремнуть. Ему казалось, что он прикрыл глаза только на мгновение, но, когда он их открыл, было уже далеко за полдень. На другой стороне двора снова тренировались мальчишки Пикеринга.
— Нападай ещё раз, Фанин, — скомандовал Маувин, чей голос был приглушен шлемом.
— Зачем? Ты опять меня ударишь!
— Ты должен учиться.
— Я не вижу в этом смысла, — запротестовал Фанин. — Непохоже, чтобы я собирался становиться солдатом или участвовать в турнирах. Я второй сын. В конечном итоге я буду расставлять книги в каком-нибудь монастыре.