— Не слушайте его. Если хотите совета, то неплохо было бы соорудить баррикаду понадёжней.

— Да, в следующий раз повалите на дорогу дерево, — сказал Ройс. Махнув рукой в направлении веток, он добавил: — Это просто жалко. И, ради Марибора, закройте лица. Уоррик не настолько крупное королевство, и люди могут вас запомнить. Конечно, Баллинтайн, вероятно, не потрудится разыскивать вас из-за нескольких мелких грабежей на тракте, но однажды кто-то из вас войдёт в таверну и получит нож в спину. — Ройс повернулся к Уильяму. — Ты был в Багровой Руке, верно?

Уилл выглядел удивлённым.

— Никто ничего такого не говорил.

Он выпустил ветку, которую тянул.

— И не надо было. Рука требует, чтобы все её члены делали эту глупую татуировку на своих шеях. — Ройс повернулся к Адриану. — Предполагается, что от этого они будут выглядеть суровыми, но в действительности это всего лишь пометит их как воров на всю оставшуюся жизнь. Рисовать на каждом красную руку довольно глупо, если подумать.

— На татуировке должна быть рука? — спросил Адриан. — Я думал, это маленький красный цыплёнок. Но теперь, когда ты сказал, это и в самом деле начинает напоминать руку.

Ройс снова повернулся к Уиллу и склонил голову набок.

— Действительно, похоже на цыплёнка.

Уилл прикрыл шею ладонью.

После того как дорога была полностью расчищена от валежника, Уильям спросил:

— Кто вы такие на самом деле? Что такое Раирия? В Руке мне никогда не говорили. Просто сказали держаться подальше.

— Мы не делаем ничего особенного, — ответил Адриан. — Просто пара путешественников, наслаждающихся поездкой верхом прохладной осенней ночью.

— Ну а если серьёзно, — сказал Ройс, — то вам стоит послушать нас, если вы планируете и дальше всем этим заниматься. В конце концов, мы-то собираемся последовать вашему совету.

— Какому совету?

Ройс мягко подстегнул свою лошадь, которая снова зашагала вперёд по дороге.

— Мы собираемся навестить графа Чедвика, но не беспокойтесь, вас мы упоминать не будем.

* * *

В своих руках Арчибальд Баллинтайн держал целый мир, заключённый в пятнадцати украденных письмах. Каждый пергамент был аккуратно исписан изящным почерком. Арчибальд был уверен: автор полагал, что слова глубоки, а их смысл передаёт прекрасную правду. Хоть сам он считал написанное бессмыслицей, в одном он не мог не согласиться с автором: в этих листах бумаги содержалась чрезвычайная ценность. Арчибальд сделал глоток бренди, закрыл глаза и улыбнулся.

— Милорд?

Арчибальд с неохотой открыл глаза и хмуро посмотрел на капитана своей стражи.

— Что, Брюс?

— Маркиз прибыл, сэр.

Арчибальд снова улыбнулся. Он аккуратно сложил письма, перевязал их голубой лентой и положил обратно в сейф. Потом закрыл тяжёлую железную дверцу сейфа, щёлкнул замком, двумя резкими рывками проверил печать на неподатливом затворе и направился вниз, чтобы поприветствовать своего гостя.

Оказавшись в холле, Арчибальд некоторое время стоял и незаметно наблюдал за Виктором Ланаклином, ждущим его в приёмной. Старик расхаживал по комнате взад-вперёд. Вид его принёс Арчибальду чувство удовлетворения. Пусть маркиз и обладал более высоким титулом, он никогда не производил на графа впечатления. Возможно, когда-то Виктор был статным, угрожающим или даже учтивым, однако всё его величие было давно утеряно и скрыто под спутанными седыми волосами и сутулой спиной.

— Могу я предложить вам что-нибудь выпить, ваша светлость? — робко спросил слуга у маркиза, церемонно кланяясь.

— Нет, но ты можешь проводить меня к своему графу, — приказал тот. — Или мне самому его разыскивать?

Слуга съёжился.

— Я уверен, что мой господин сейчас подойдёт, сэр.

Слуга снова поклонился и торопливо скрылся за дверью в противоположном конце комнаты.

— Маркиз! — любезно воскликнул Арчибальд, входя в комнату. — Я так рад, что вы приехали и так быстро.

— Ты, кажется, удивлён, — ответил Виктор резким голосом. Потрясая зажатым в кулаке пергаментом, он продолжил: — Ты посылаешь подобное сообщение и ожидаешь, что я задержусь? Арчи, я хочу знать, что происходит.

Арчибальд скрыл презрение при упоминании своего детского прозвища, Арчи. Так когда-то называла его ныне покойная мать. Это была одна из причин, почему он никогда не простит её. Когда он был юношей, все, от рыцарей до слуг, использовали это прозвище, и Арчибальд всегда чувствовал себя униженным их фамильярностью. Став графом, он издал в Чедвике закон о том, что любого, обратившегося к нему по этому имени, будет ожидать порка плетьми. Однако у Арчибальда не было власти подвергнуть подобному наказанию маркиза, и он был уверен, что Виктор использовал прозвище намеренно.

— Пожалуйста, Виктор, постарайтесь успокоиться.

— Не надо говорить мне, чтобы я успокоился! — Голос маркиза эхом отразился от каменных стен. Он придвинулся поближе, так что его лицо оказалось всего лишь в нескольких дюймах от лица графа, и пристально посмотрел ему в глаза. — Ты написал, что будущее моей дочери Аленды под угрозой, и говорил о доказательствах. Я хочу знать немедленно: в опасности она или нет?

— Вне всякого сомнения, да, — спокойно ответил граф, — но будьте уверены, ничего неотвратимого ей не грозит. Никто не собирается похищать её или убивать, если это вас беспокоит.

— Тогда зачем посылать мне это письмо? Если ты заставил меня нестись сюда сломя голову и волноваться понапрасну, ты пожалеешь...

Подняв руку, Арчибальд прервал угрозу.

— Я уверяю вас, Виктор, это не напрасно. Однако прежде чем мы приступим к более подробному обсуждению, давайте пройдём для удобства в мой кабинет, где я смогу представить вам доказательства, о которых упоминал.

Виктор с негодованием посмотрел на него, но согласно кивнул.

Двое мужчин пересекли холл, прошли через большую приёмную и повернули к двери, которая вела в жилые покои замка. Когда они миновали различные коридоры и лестницы, окружающая их обстановка значительно изменилась. Возле главного входа стены украшали прекрасные гобелены и резьба по камню, а полы были выполнены из искусно обработанного мрамора. Однако в глубине замка не наблюдалось никаких следов великолепия и преобладали голые каменные стены.

С точки зрения архитектурной или любой другой ценности замок Баллинтайн был неприметным и обычным во всех отношениях. Никогда ни один великий король или герой не называл его домом. Также он никогда не являлся ни местом действия легенды или страшной истории, ни свидетелем какого-либо сражения. Наоборот, это был яркий пример посредственности и приземлённости.

Спустя несколько минут ходьбы по различным коридорам Арчибальд остановился у огромной чугунной двери. Её держали внушительных размеров засовы, но замка или ручки видно не было. По бокам от двери стояли два высоких стражника в доспехах и с алебардами. Когда Арчибальд приблизился, один из них три раза стукнул в дверь. Открылось крошечное смотровое окошко, и в следующее мгновение в холле эхом отразился резкий звук лязгнувшего засова. Пока дверь открывалась, металлические стержни оглушительно скрипели.

Виктор прикрыл уши руками:

— Ради Марибора! Пусть один из твоих слуг сделает хоть что-нибудь с этим звуком!

— Никогда, — ответил Арчибальд. — Это вход в Серую башню — мой личный кабинет. Это моё убежище, и я хочу иметь возможность в любом уголке замка слышать, как открывается эта дверь.

Когда они вошли, Брюс приветствовал их торжественным низким поклоном. Держа фонарь перед собой, он повёл мужчин по широкой винтовой лестнице. Преодолев лишь полпути, Виктор начал тяжело дышать и замедлил шаг.

Арчибальд вежливо приостановился.

— Я должен принести извинения за такой длинный подъём. Сам я его больше не замечаю. Я поднимался по этой лестнице, должно быть, тысячу раз. Когда мой отец был графом, это было единственное место, где я мог остаться один. Никто не желал утруждать себя подъёмом сюда. И хотя она уступает великолепной Королевской башне в Эрваноне, в моём замке она самая высокая.