Говорят, что, узнав о страшной смерти своего старого знакомого Голикова, Николай II был очень расстроен. Факт смерти командира «Потемкина» он занес в свой дневник. Мог ли он тогда представить, что минет тринадцать лет, и он сам со своей семьей будет подвергнут столь же страшной ритуальной казни…
Днем 28 июня на «Потемкине» завели поданные с «Синопа» буксиры, снялись с якоря, и в 19 часов 20 минут корабль в сопровождении «Чесмы» и миноносцев повели в Россию. Со скоростью от трех до шести миль в час, четыре раза оборвав буксиры, два дня и две ночи шел «Потемкин» к берегам России. В пять часов утра 1 июля «Потемкин» отдал якорь в Южной бухте. В жизни эскадренного броненосца «Князь Потемкин-Таврический» начиналась новая глава.
В тот же день, когда «Потемкин» бросил якорь в Севастопольской бухте, на городском кладбище города состоялись похороны его командира. По иронии судьбы, в 1917 году гранитный постамент на могиле капитана 1-го ранга Голикова был перенесен на кладбище Коммунаров и на нем сооружен памятник лейтенанту Шмидту. Несколько лет спустя на могиле командира «Потемкина» кто-то неизвестный снова установил скромный памятник, который чудом уцелел до наших дней.
В истории с «Потемкиным» есть еще одна загадка. Как правило, расследуя совершенное преступление, следователи обычно начинают его с попытки ответить на вопрос а кому это было выгодно? В случае с «Потемкиным» мы уже установили, что мятеж был выгоден революционерам всех мастей, которые с помощью матросов хотели опередить конкурентов по революционной борьбе и встать во главе всероссийского мятежа. Но только ли революционерам был выгоден мятеж на новейшем и мощнейшем броненосце Черноморского флота? Вспомним, что к моменту мятежа мирный договор между Японией и Россией еще не был подписан. В Маньчжурии российская армия была готова к решительному наступлению на своего изнуренного затянувшейся войной врага и имела все шансы на успех. В этом случае могли бы пригодиться еще и черноморские броненосцы.
Ни для кого не секрет, что японская разведка перед Русско-японской войной и в ходе нее имела самые тесные контакты с российскими революционерами всех мастей, не жалея средств на организацию стачек и забастовок. Сегодня историки в своем большинстве сходятся во мнении, что и революция 1905 года во многом была инспирирована японскими спецслужбами.
А теперь зададим себе вопрос, представлял ли броненосец «Потемкин» интерес для японской разведки. Ответ, думаю, будет однозначным.
Взять, к примеру, знаменитого японского коммуниста Сэна Катаяму, похороненного у кремлевской стены.
Официально известно, что он был организатором японской компартии, видным деятелем Коминтерна. В разгар Русско-японской войны на Амстердамском конгрессе II интернационала в 1904 году он публично обнимался со своим идейным другом Плехановым, показывая, что социалисты всего мира друзья и товарищи. Известно, что Катаяма был и личным другом В.И. Ленина.
Официально Катаяма был вторым сыном в бедной крестьянской семье. Однако это не вся правда. На самом деле Катаяма происходил из клана Ивасаки — основателей концерна «Мицубиси». Пытаясь обойти этот щекотливый вопрос в жизни Катаямы, его биографы пишут о некоем усыновлении. Затем Катаяма разъезжал по миру, окончил Иельский университет.
При жизни в глазах своего поколения Катаяма воспринимался как живое воплощение идей всемирного братства трудящихся и пролетарской солидарности. Катаяму высоко ценил В.И. Ленин. Подготавливая создание III коммунистического интернационала, он с самого начала включил Катаяму в число его отцов-основателей.
14 августа 1904 года, в Амстердаме (Голландия) начал свою работу очередной VI конгресс второго интернационала. После вступительной церемонии председательствующий обратил внимание делегатов на то, что его заместителями избраны представители социалистов воюющих стран — русский Георгий Валентинович Плеханов и японец Сэн Катаяма. При этих словах Плеханов и Катаяма встали и пожали друг другу руки в знак братской дрркбы рабочих России и Японии. Зал разразился бурной овацией. Плеханов и Катаяма хотели вернуться на свои места, но овация не прекращалась. Тогда они снова обменялись рукопожатиями, и Плеханов, при бурном одобрении всех присутствующих, обнял и поцеловал японского социалиста. Почему бы и не обняться, когда оба делали одно общее дело. Заметим, что Плеханов выступал как пораженец, желая в своих статьях скорейшего разгрома русской армии и флота. Катаяма в отношении поражения своих помалкивал. Он поддерживал Плеханова. Сегодня появились публикации, что на самом деле Катаяма был кадровым сотрудником японских спецслужб, залегендированным под «трудящегося социалиста». Умер Катаяма в 1933 году, но доживи он до 1937 года, ему бы службу в японской разведке уж точно припомнили.
Еще в преддверии войны руководитель российского направления японской разведки полковник Мотодзиро Акаси (прообраз купринского «Капитана Рыбникова») предложил своему правительству идею: раскачать ситуацию в Российской империи вплоть до организации антиправительственного путча в Петербурге. Он делал ставку на сторонников священника Георгия Гапона, который спровоцировал «кровавое воскресенье» 9 января 1905 года, а также на боевые отряды партии эсэров. Для осуществления своей идеи Акаси намеревался закупить в Европе оружие, доставить его в Россию, а затем вызвать выступления националистов на западных окраинах империи и оппозиционных организаций в центре страны.
Все это требовало огромных затрат и смахивало на авантюру. Но критическая ситуация, сложившаяся в 1905 году, вынудила японцев пойти на этот шаг. На подрывную деятельность в России японский Генштаб выделил миллион иен (около 35 миллионов долларов в ценах 1990 года). За «освоение» этих огромных денег между революционными партиями началась настоящая битва. Каждый желал урвать себе куш. Но японцы даром раздавать деньги не собирались. Золото надо было отработать.
Информации о деталях этой операции очень мало. В нашей печати существуют лишь два источника: записки самого Акаси, написанные в 1906 году на основе его донесений в японский Генштаб (там, разумеется, было далеко не все, какая же разведка будет всего год спустя засвечивать свою агентуру и кричать на весь свет о своих операциях), и изданная в том же 1906 году в Петербурге брошюра «Изнанка революции. Вооруженное восстание в России на японские средства», в которой опубликованы добытые царской контрразведкой документы о подрывной деятельности Акаси.
Расположился Акаси в Стокгольме. Отметим, что на том же Амстердамском конгрессе, где обнимались Плеханов и Катаяма, Акаси также присутствовал. Именно после Цусимы и Мукдена (февраль—март 1905 года), когда японские ресурсы оказались на пределе, Акаси резко усилил работу по финансовым вливаниям в «решительных» революционеров. Помимо эсеров он активно сотрудничал и с российскими социалистами. Именно на его деньги была закуплена большая партия оружия и отправлена в Россию на пароходах «Джон Графтон» и «Сириуо. И если «Графтон» был отправлен в Финляндию и там потерпел крушение, то «Сириуо (8,5 тысяч ружей и 1,2 миллиона патронов) — в Грузию, куда благополучно и прибыл. Так что в начале вооруженного мятежа на Черном море японцы были не просто заинтересованы, они его организовывали!
Историк А. Смирнов пишет «С помощью своих агентов Акаси провел вторую конференцию революционных партий (Женева, 2—8 апреля 1905 года.). В ней приняли участие все революционеры, кроме меньшевиков. Почтил ее своим присутствием и Владимир Ленин. Здесь были определены сроки восстания, выработаны планы (начать следовало в Питере и на Кавказе) и позиции по оружию и финансам. Из донесения полковника Акаси начальнику японского Генерального штаба генералу Ямагата, 12 апреля 1905-го года: “Большое восстание должно начаться в июне, и оппозиция предпринимает все новые усилия для приобретения оружия и взрывчатых веществ”.
Ученые, ссылаясь на японские источники, считают, что полковник Акаси выделил только Ленину пятьдесят тысяч иен, отдельный транш был выделен на издание большевистской газеты «Вперед». Сама Женевская конференция обошлась японскому Генштабу в сто тысяч иен. Впоследствии Акаси признавался: “Мы должны были заставить их (революционеров. — А.С.) делать дело, приободрить их, и, конечно же, мы должны были делать все это в обстановке исключительной секретности”.