- Ух ты какой! - шепчет Юра, забыв о своих удочках. Я знаю: он и доволен и раздосадован. Ему непременно хочется поймать вот такую рыбину!

- А ты лови, лови, - говорю я, насаживая червя. - Дорога, брат, каждая секунда.

И мы снова застываем над поплавками, вокруг которых ходят красивые, сильные язи…

Но утро пропадает для нас. В Угличе открывают шлюзы, вода приходит в движение, наши крючки крепко цепляются за коряги.

Юра переходит на островок - ловить впроводку, и скоро я слышу натужное кряхтение и сдавленный крик:

- Вот так рыбка!

Юный рыболов силится выбросить рыбу на берег, удилище гнется до предела, но леска не подается.

Я отбираю к него удочку и осторожно преодолеваю сопротивление рыбы. Из глубины показывается лещ; он укладывается на широкий бок и, поглядывая на нас одним глазом, спокойно причаливает к песчаной косе.

- Вот я и леща поймал, - с дрожью в голосе говорит Юра, прижимая к груди серебристую рыбу. Глаза у мальчишки горят, кепка лихо сдвинута на затылок, он счастлив.

Я хочу, чтобы он стал хорошим рыболовом, и не даю ему захлебнуться от восторга.

- Ну, положим, леща-то поймал не ты. Клюнул он у тебя, а вытащил его я.

- Это нечестно, - кипятится паренек, - я поймал!

- Когда-нибудь поймешь, - подзадориваю я, забрасывая леску…

Мы стоим на островке более двух часов, солнце заливает нас ярким светом и теплом, а молодые колхозницы не зря трунят над нами. Клев кончился.

Отпихиваем лодку и идем к тихой заводи у берега ловить живцов. Хорошо вот в такое утро надеть на крючки серебристых, шаловливых плотичек и щедро раскинуть кружки у омута.

Но с кружками нам не везет.

В те редкие дни, когда в ведре у нас мелькают черные спинки ельцов, хлещет дождь или бушует ветер. А на реке много затонувших бревен от весеннего сплава. Чуть переместятся наши плавучие жер- лички, вот тебе и зацеп!

А в те зори, когда над затихшей рекой встает веселый рассвет, в ведре у нас пусто. Окунь ловится крупный, да и щука берет на него неохотно, а плотва или елец старательно обходит наши удочки.

- Что будем делать?

Это я обращаюсь к Юре. Он лежит на красном коврике из ароматной кашки и отдыхает после бессонного утра.

- Не знаю, - нехотя отвечает он. - Хотя постойте! Мы непло _гхо ловили плотву на ручейника. На Нерли это было, в прошлом году, за Переславлем.

- Молодчина ты, чудак-рыбак. Поехали!

Мы бежим к лодке по росистому берегу, пахнущему свежим сеном, бросаемся к веслам и целый день носимся по реке, поднимаем со дна кусты и коряги.

Силы покидают нас. Сидя на берегу, мы спрашиваем о ручейнике у ребятишек. Они понятия не имеют о подвижных домиках, в которых живут белые червячки, и удивляются, что на них можно ловить рыбу…

Раннее утро застает нас по дороге в Луки. Это километров десять от нашей деревни. Там последняя мельница на Нерли, там - в проточной воде - и надо искать ручейника!

Останавливаемся у знакомого старика колхозника.

- Слыхали когда-нибудь о ручейнике, Иван Яковлевич?

Иван Яковлевич теребит черную с проседью бороду.

- Нет, не приходилось.

- Домики такие в воде, - поясняет Юра, - склеены они из палочек или ракушек, а внутри червячок.

- Нет, не видал. С малых лет не доводилось, да и сейчас я каждый день у воды - гидростанцию свою строим, - а не встречал таких домиков.

Вооружаемся багром, идем на плотину, выворачиваем два воза хворосту, но безуспешно.

- Выходит, зря такую прогулочку сделали, - говорит Иван Яковлевич. - Вам бы пораньше приехать, сома у нас было много.

- А куда же он подевался?

- Намедни приезжали на машине трое, тол бросили в омуте. Мельница чуть не развалилась. Народ сбежался, а те прыгнули в машину и уехали. На другой день больше десяти сомов всплыло, и каждый, почитай, по пуду. Пришлось свиньям скормить.

- И не задержали вы этих бандитов?

- Нет.

- Хоть бы номер машины заметили.

- Ведь вот же - не догадались…

Мы возвращаемся молчаливые и угрюмые и если перебрасываемся иногда словами, то лишь о тех бандитах, которым надо бы сидеть на скамье подсудимых.

На нашей тропе канава с узкой кладью. Юра хочет взять ее с разбега и падает по пояс в воду, заросшую осокой и ряской. Выжимая брюки, он вдруг начинает прыгать на одной ноге:

- Нашел! Ручейник! Смотрите, на штанине нашел!

В это время к нам подходит мальчик лет десяти, рассматривает находку и говорит:

- Тоже мне дело. У нас на Буче таких вот домиков - сколько хочешь!

- А где эта Буча?

- Ручей-то? В лесу, верст пять будет.

- Проводишь нас туда?

- Тетка приехала, по грибы надо идти. А крючок дадите?

- Дадим какой захочешь!

- Ну, тогда приходите завтра, только пораньше…

Чуть свет мы будим Колю, долго упрашиваем пожилую женщину отпустить с нами племянника и быстро идем в лес.

- Страсть как много было домиков прошлым летом, - говорит Коля, еле успевая за нами. - У нас все есть: и тетерева, и утки, и грибы, а ягод - такое лукошко собрать можно, домой не дотащишь!

Приходим на Бучу, перерываем все кусты, завалы, находим десять домиков, дичи и грибов не видим вовсе.

- И куда все делось, не знаю. Вы теперь на Вьюлку идите, а мне домой пора, - бормочет Коля и убегает. А мы несем в баночке дорогую приманку и ругаем мальчугана, который поднял нас до света и увел так далеко от дома…

Старый пастух, сидящий на берегу Вьюлки, принимает близко к сердцу наш рассказ о ручейнике.

- Снимайте штаны, тут много домиков на корягах. Раз взялись, надо найти!

После долгих поисков мы находим еще с десяток домиков.

- Да ну их к черту, - говорю я. - Этак мы с тобой весь отпуск просидим в ручьях да в канавах.

Но Юра не сдается. Он поднимает над водой пожелтевшую еловую ветку: она, как молодыми шишками, густо усеяна круглыми домиками из хвои. Но пока мы издаем радостные крики, все домики отваливаются от ветвей и падают в воду.

Посмеиваясь, подходит к нам старый пастух и видит, как ветка за веткой вылетают на берег и как ручейником заполняется большой рюкзак.

Мы схватываем мешок за лямки и мчимся домой, на Нерль, к удочкам и кружкам…

Чуть брезжит рассвет. Как из сита льет мелкий холодный дождь. На крючках у нас ручейник, мы мокнем на берегу и ждем поклевки.

Вот и долгожданная плотва, но на живца она не годится, слишком крупна, похожа на воблу.

Первый раз мы отказываемся от хорошей рыбы, оставляем глубокую заводь, обрамленную тростником, и переходим к отмели. Через полчаса у нас в ведре больше двадцати замечательных, мерных живцов.

Как в сказке кончаются наши мытарства. Даже погода сжалилась над нами. Дождь прекращается, в разрывах облаков показывается солнце, на реке начинает играть рыба.

Под кустами у левого берега громко, смело бьет щука. Из воды серебристыми брызгами вылетает малек, а за ним, как торпеда, мчится красноперый голавль, оставляя за собой волнистую елочку следа. Возле кустов и осоки шумит, озорует окунь.

Мы отчаливаем от берега, отмериваем четыре лодки в ширину и, как цветок в клумбу, осторожно сажаем кружок на воду…

- Перевертка, - волнуется Юра, разворачивая лодку. Мы видим, как крутится и тонет кружок, затем всплывает и устремляется к середине реки.

Я берусь за леску, ощущаю, как сильно тащит наживку большая щука, и подсекаю. Огромная рыбина вся вдруг показывается над водой, извиваясь и встряхивая головой.

Мы забыли дома багор и подсачек, и я велю Юре грести к песчаной косе на левом берегу. Увалами, зигзагами идет за нами щука. У берега она перебивает поводок и, как колода, остается лежать на мели, закрытая на половину водой.

Юра падает на щуку, подминает ее под себя, барахтается в мутной жиже и убегает с рыбой в кусты.

- Ты куда? - кричу я. - В деревню, что ли?

- Такую рыбину поймали, и вдруг убежит!

Ему приходится поднять руки до уровня плеч, чтобы щука не касалась земли хвостом.