Да, в период распространения христианства жесткость стоицизма начала смягчаться. Каждому, кто знаком с «Размышлениями» римского императора II века и философа-стоика Марка Аврелия, неизбежно приходила в голову мысль о том, насколько они близки по духу к христианству – именно поэтому св. Иустин Мученик так ценил поздних стоиков. Однако безжалостное подавление эмоций и чувств, столь свойственное этой школе, имело серьезные негативные последствия. Безусловно, стоицизм, с его отказом признавать столь важное из свойств, делающих человека человеком, как чувства, был чужд человеческой природе. Мы содрогаемся, слыша о таких примерах стоицизма, как слова Анаксагора о смерти собственного сына: «Я знал, что породил смертного». Нас поражает бездушие Стилпона, который, став свидетелем гибели родной страны, разрушения родного города и продажи дочерей в рабство, заявил, что ничего не потерял, потому что мудрец пребывает выше любых обстоятельств.[339] Вполне естественно, что люди, настолько оградившие себя от реальности зла, не особенно спешили смягчить его воздействие на своих собратьев. Как отметил один наблюдатель, «люди, которые отказывались признавать болезни и страдания злом, вряд ли проявляли большое желание облегчить страдания других».[340]

Дух католической благотворительности возник не на пустом месте, он был вдохновлен учением Христа: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин 13, 34–35; ср. Иак 4, 11). Св. Павел говорит, что христиане должны печься о всех человеках, даже о своих гонителях (см. Рим 12, 14–20; Гал 6, 10). Для древнего мира это было новым учением.

Даже такой жесткий критик Католической церкви, как Уильям Лекки, признает: «Нет никаких сомнений, что место благотворительности в античном мире ни в теории, ни на практике, ни по количеству благотворительных институтов, ни по их статусу не идет ни в какое сравнение с тем, которое благотворительность заняла в христианскую эпоху. В античности почти вся помощь была государственной мерой, в гораздо большей степени продиктованной политическими причинами, чем человеколюбием, а обычай продавать детей в рабство, многочисленные ярмарки, где торговали живым товаром, готовность бедняков записываться в гладиаторы и часто случавшийся голод показывают, как много несчастных не получали поддержки».[341]

Практика церковных пожертвований на бедных возникла рано. Дары прихожан возлагались на алтарь во время службы. Другой формой сбора пожертвований была collecta: в определенные дни поста перед чтением отрывка из апостольских посланий прихожане жертвовали плоды земные в пользу бедных. Кроме того, совершались пожертвования в церковную казну, а от относительно богатых членов прихода ожидали дополнительных даров. Часто ранние христиане, когда постились, сэкономленные деньги отдавали Церкви. Св. Иустин Мученик пишет о том, что многие из тех, кто до обращения любил богатство и блага мира сего, после обращения радостно отказывались от них в пользу бедных.[342]

Можно долго перечислять добрые дела ранних христиан. Благотворительностью занимались и богатые и бедные. Даже Отцы Церкви, которые оставили в наследство западной цивилизации огромный корпус литературных и философских текстов, находили время для того, чтобы послужить своим собратьям. Св. Августин основал приют для паломников, выкупал людей из рабства и раздавал бедным одежду. (Он просил, чтобы ему не дарили дорогих одежд, и предупреждал, что все равно продаст их, а деньги раздаст бедным.[343]) Св. Иоанн Златоуст основал несколько больниц в Константинополе.[344] Св. Киприан и Св. Ефрем Сирин организовывали помощь пострадавшим от голода и эпидемий.

Ранняя Церковь создала институты для попечения о вдовах и сиротах и заботилась о больных, особенно во время эпидемий. Во время чумы в Карфагене и Александрии христиане заслужили всеобщее восхищение и признательность за мужество, с которым они утешали умирающих и хоронили мертвых, в то время как язычники бросали даже лучших друзей.[345] В III веке один из Отцов Церкви, св. Киприан, епископ Карфагенский, порицал местных язычников за то, что они не помогали жертвам чумы, а предпочитали грабить их дома: «У вас нет сострадания к болящим, лишь алчность и грабеж отверзают свою пасть над мертвым; убоявшиеся трудов милосердия безо всякого страха спешат на разбойничью поживу. Убоявшиеся хоронить мертвецов алкают того, что осталось после них». Св. Киприан призвал последователей Христа к действиям: они должны были ухаживать за больными и хоронить мертвых. Не следует забывать, что в это время христиане время от времени все еще подвергались гонениям, т. е. этот великий епископ призывал свою паству помогать людям, которые периодически выступали ее гонителями. Он объяснил: «Если мы делаем добро лишь тем, кто делает добро нам, чем мы лучше мытарей и язычников? Если мы действительно чада Господа, чье солнце светит равно злым и добрым, а дождь проливается на праведных и неправедных, мы должны доказать это нашими делами, благословляя ненавидящих нас и делая добро тем, кто гонит нас».[346]

Александрия в III веке тоже пала жертвой чумы. Епископ Александрийский Дионисий вспоминал, что язычники «бросали любого при первых признаках болезни, избегали даже самых близких друзей, выбрасывали больных и полумертвых на улицу, оставляли тела непогребенными и обращались с ними в высшей степени непочтительно». В то же время он писал, что многие христиане «держались вместе, не щадили себя, посещали больных и ухаживали за ними, совершенно не задумываясь о возможной опасности для себя… заражаясь от своих ближних и добровольно беря на свои плечи бремя страждущих».[347] (В XVI веке Мартин Лютер, который, как известно, порвал с католичеством, отстаивал этот дух самопожертвования в своем знаменитом трактате о том, имеет ли христианский священник моральное право бежать от чумы. Нет, отвечал Лютер, его место рядом с паствой: он должен служить своим прихожанам до их смертного часа.)

Св. Ефрем Сирин, отшельник, живший в Эдессе, прославился своим героизмом во время голода и эпидемии чумы, поразивших этот злополучный город. Он организовал сбор и распределение пожертвований: он устраивал больницы, ухаживал за болящими и погребал усопших.[348] Когда в правление (узурпатора) Максима в Армении начался голод, христиане помогали всем, вне зависимости от веры. Евсевий, великий церковный историк IV века, пишет, что после этого многие язычники «стали спрашивать, что же это за вера, последователи которой способны на такое бескорыстное служение».[349] Ненавидевший христианство Юлиан Отступник жаловался на хорошее отношение христиан к беднякам-язычникам: «Эти нечестивые галилеяне кормят не только своих бедных, но и наших; они завлекают их на свои αγάποα,[350] как детей пирожными».[351]

Первые больницы и рыцари-иоанниты

Вопрос о том, существовали ли в Древней Греции и в Древнем Риме институты, напоминающие современные больницы, остается открытым. Многие историки в этом сомневаются, другие же указывают на исключительные случаи, имевшие место то там, то тут. Однако даже в этих исключительных случаях речь идет об уходе за больными и ранеными солдатами, а не об учреждениях, предназначенных для населения в целом. Вероятно, создание заведений, где постоянно работают врачи, ставя диагнозы и назначая лечение, а также обеспечивается сестринский уход, – это все же изобретение Католической церкви.[352]