— Сейчас умоемся хорошенько да чай пить станем, а там, глядишь, и дядя Авдей подъедет. Извозом он у меня промышляет по городу.
Ромка пыхтел, но не жаловался на прохладную воду, когда тетка Зоя, стащив с него рубашонку, мягкими, добрыми руками мыла до пояса. Потом в тазике вымыла ему ноги, а уж после того за стол усадила.
Хорошо после стольких тревог, после жарищи этакой, после прохладного мытья распивать чай с костяничным вареньем. Однако ж надо и домой возвращаться — вечер надвигается, ночь в пути застать может…
— Спасибо, тетка Зоя, — вставая с табуретки, по-взрослому отблагодарил Ромка.
— Куда ж ты?
— Домой…
— Здорово, гость дорогой! — неожиданно на пороге появился Авдей Маркович Шитов. Повесил на гвоздь у двери картуз и направился в угол к рукомойнику.
— Да он уж нагостился и домой собирается, — как бы оправдываясь, говорила тетка Зоя.
— Куда ему, на ночь глядя, — спокойно возразил Авдей, стряхивая воду с кончиков усов и сдернув с крюка полотенце. — Выдь-ка на улицу, глянь, чего там подступается. Дождь будет да еще с грозой, пожалуй. Нет, брат Роман, заночуешь у нас, не отпущу тебя в такое время… Рыжку-то я уж прибрал на ночь.
Уяснив, что его не отпустят с квартиры, что ночевать придется здесь, и успокоившись, Ромка вдруг расслаб весь, размягчился, как банный лист, кипятком ошпаренный. Усталость брала свое. К тому же на улице заморочало, потемнело в считанные минуты, и по окнам глухо застучали пока еще нечастые капли дождя.
Скоро парнишка перестал слышать разговоры за столом, и, как говорится, душа у него с телом рассталась. Засыпая за столом, слышал, будто из-под земли, как дядя Авдей спросил:
— Ну чего он там пишет, читала?
Тетка Зоя вроде бы ничего не ответила, и опять он:
— Кто же так делает? Эх ты! Ну-ка, давай сюда скорее! Может, там чего срочное… Ведь больше двух часов утеряно!
— Х-хе, повяла наша «ромашка», — это опять же дядя Авдей говорит. — Клади-ка ты его спать, Зоюшка.
— Да вон я на лежанке ему приготовила. Пусти-ка, унесу его.
Но Авдей сам подхватил Ромку, тот с трудом разлепил осоловелые глаза, проговорил, будто мочалку дожевывая:
— Да я еще, кажись, не уснул…
— Не уснул, — засмеялся Авдей, укладывая парнишку на лежанку и прикрывая легкой дерюжкой. — А еще ехать собирался. Дождик-то вон какой хлещет.
Ромка услышал ровный, приятно, как одеялом, накрывающий шум дождя. Потом глухо и раскатисто громыхнуло где-то, будто соседский кобель зарычал. И снова — монотонное шипение дождя…
— Опять, стало быть, пересыльный? — полушепотом спросила тетка Зоя.
— Опять, — отозвался Авдей. — На днях привезет он его сюда.
— Батюшки! — вырвалось у Зои. — Сколько уж он их переправил! И каждого одеть-обуть надо, каждому бумаги выправи да еще на дорогу дай… Где ж денег-то столько взять?
— Этот, кажись, тут будет устраиваться, в городе, дальше не поедет, — разъяснил Авдей. — Виктор Иванович с Алексеем велит связаться, упредить его… А ты хозяйство-то поаккуратней веди, Зоюшка, поэкономней. Сама знаешь, не купец ведь он и не миллионер.
— Да и без того я на всем экономлю, так ведь всех-то несчастных его денежками не спасешь, хоть все до копейки отдай…
— А он как раз все и отдает, но всех подряд спасать не собирается… Ведь умная ты вроде бы женщина, а такие слова говоришь! — Он, согнувшись, будто под большой тяжестью, вышел в сени, оставив дверь открытой, чтобы свет от лампы проникал туда, приподнял половицу и достал свернутый вчетверо, изрядно затертый листок «Пролетария». Взял с полки очки, не спеша усадил их на переносицу и раздельно прочел подчеркнутое: «Все, что мы можем сделать сейчас, все, что мы должны сделать во всяком случае, это напрячь силы для укрепления нелегальной партийной организации…» Вот ведь чему нас Ленин-то учит. Забыла, что ли, как Виктор Иванович про это читал? Без людей какое же укрепление организации выйдет! Мужиков лебедевских, что ли, всем хутором в партию звать? Так их от земли не оторвешь, да и много ли в них проку? Или на базаре торгашей скликать?..
Говоря о предмете, давно усвоенном и не вызывавшем никаких сомнений, Авдей все больше раздражался, густой голос его вырывался из оков благоразумной сдержанности.
Зоя, испугавшись неожиданной вспыльчивости мужа, принялась гасить ее:
— Ладно, Авдеюшка, будет. Поняла я. Раз Виктор Иванович делает, стало быть, иначе нельзя. А газетку-то спрячь — не ровен час, кто наскочит. Не поздно ведь еще…
Первые слова в самом начале этого разговора донеслись до Ромкиного сознания как из-за глухой стены. Интересно показалось, неплохо бы и дальше послушать, но совладать с собою не смог — сон его одолел, и невдомек было парню, что неприметный этот домик тоже приобретен на деньги отца исключительно для конспиративных целей. А хозяева его — Авдей Маркович и Зоя Игнатьевна Шитовы — «крестники» Виктора Ивановича, им из беды вырученные и приставленные здесь не без надобности.
Со временем Ромка до того усвоит дорогу к этому домику, что найдет ее хоть с завязанными глазами. Что приехал сегодня с пакетом именно он, Ромка, ни Зою, ни Авдея тоже не удивило: давно Виктор Иванович намеревался это сделать и привозил сюда несколько раз сынишку совсем не ради прогулки.
Что бы ни делал Васька, куда бы ни шел, ни ехал — все одно на уме: как же все-таки с Катюхой-то повидаться?
Уж немало деньков с той дождливой памятной ночи минуло, сено косить народ засобирался — еще горячее пора подходит, — а у Васьки так ничего путного и не придумывается. Не пойдешь же к сполошному Прошечке, не скажешь, что на свиданку к дочке его наведался.
К кому другому не сробел бы Васька заглянуть, а этого и крепкие мужики сторонкой обходят — облает ни за что ни про что, еще и по загривку поддаст, и вся недолга.
Делал Прошечка все не так, как прочие. Всю жизнь надрывался над тем, чтобы удивить людей своими хозяйственными делами. И дивил, силясь такое сотворить, чтоб нигде ни у кого ничего подобного и в помине не было.
Новый дом у него получился длинный и низкий, как солдатская казарма, аршин на тридцать в длину. В одном конце — магазин с парадным крылечком и с козырьком над ним. А дальше по всему фасаду пять комнат со сквозным коридором и с одним выходом в конце. К коридору этому со стороны двора во всю длину дома были построены не то чуланы, не то кладовые с отдельными выходами во двор.
Полотна ворот до того грубые и тяжеленные, что даже толстые столбы не выдержали и через месяц покосились.
Зато амбар, поставленный через дорогу, к речке, сотворил он прямо-таки воздушный — двухэтажный, с голубым балконом и полукруглой железной крышей, похожей с торца на шляпу Наполеона. До такого, понятно, никто в хуторе додуматься не мог, чтобы мешки с зерном на второй этаж таскать. У Прошечки это делали работники. Но выше двухэтажного амбара фантазия его, кажется, уже не могла взлететь.
Катюха постоянно возле матери держится да с Серегой, с братишкой своим, забавляется. Все они перед Прошечкой трепещут, а потому Катьке, может быть, легче головой в омут или за Кузьку Палкина замуж выйти, чем при таком родителе оставаться.
По времени все же отважился Васька заглянуть во двор к Прошечке.
Убирали в тот день Рословы накошенный на назьмах бужур. В стожок сметали пыльный колючий бурьян далеко до заката солнышка, и Ваську от всех прочих дел отстранили, поскольку ехать ему сегодня в ночное. Да и некрут ведь он, а некрутам завсегда перед уходом в солдаты поблажка бывает.
Васька прямо от кизяков направился к Прошечкиному двору, но чем ближе подходил, тем заметнее убавлялось в нем смелости.
Отворив калитку и переступив подворотенку, Васька попал в чисто выметенный, свежо побрызганный водой большущий двор. Аккуратным рядком в тени навеса стояло с десяток рыдванов. В углу наособицу красовался ходок, в котором всегда на паре выезжал хозяин. На длинных крюках в дальней стенке против каждого рыдвана висели смазанные дегтем хомуты с постромками. Васька знал, что у Прошечки заведена сбруя на каждого коня и для работы в поле, и для извоза, и выездная — отдельно.