Изменить стиль страницы

Глава XX

Все величие утра, дня и вечера, все тайны творчества были сосредоточены во взгляде, который выражал силу и любовь — несказанную, безмерную, недоступную смертному пониманию, безграничную, как небо, всепроникающую, как воздух.

Пораженный, боящийся верить собственным глазам, Варавва опустился на колени перед воскресшим Спасителем мира.

— Это Ты, Учитель? — прошептал он. — Ты пришел, хотя я в Тебе сомневался.

Бесконечная любовь, которой дышал весь Божественный облик Иисуса, наполнила Варавву восхищением его томящаяся, давно заключенная в оковы греха душа потянулась к новой жизни, где были бессмертие и чистота.

— Ты — мой Бог! Я верю Тебе! — воскликнул он исступленно.

Светлое Создание медленно отступило, повернулось и тихо заскользило по туманному лугу, оставляя за Собой светящуюся тропинку.

Варавва встал и пошел следом, ничего не видя, ничего не помня, ничего не сознавая кроме того, что Бог вел его. Радость наполняла его, такая огромная, что земля во всей красе казалась только каплей в море охватившего его восторга.

На склоне горы Лучезарное Видение остановилось и, как легкое облачко, растаяло в воздухе.

Варавва осмотрелся. Он был уже далеко от Назарета. Еще царила ночь. Но светлая радость в душе осталась. Отсутствие Христа было временным — Он жив и опять вернется! Ликуя, Варавва поднял глаза к небесам. Мог ли человек быть несчастным, имея Бога в сердце и сознавая, что душа его бессмертна! Когда-то мятущийся, страдавший Варавва был теперь спокоен, сомнения его пропали навсегда.

— Христос, Спаситель мира, Тебе я вручаю свою душу!

Он произнес эти слова громко, торжественно, глубоко веря в то, что они будут услышаны. Радостно и уверенно Варавва двинулся вперед по пути, по которому шел Учитель. Он возвратится к своему странному другу Мельхиору. Ему первому расскажет о том, что с ним случилось в Назарете. Потом он провозгласит свою веру каждому, кто станет его слушать. О последствиях он не думал: внутренняя духовная сила, наполнявшая его, внушала полное равнодушие к житейским трудностям. Жестокость, месть, людская злоба была ему нипочем. Пытки и мученические страдания мог перенести тот, кто увидел Христа.