Изменить стиль страницы

В разрыве за облаками мелькнули две тени. Наметанный глаз летчика определяет безошибочно: наши. Отлично! Значит, помощь пришла. Теперь — в погоню за остальными.

— Владимир! Владимир! «Хейнкель» сзади! — в наушниках голос напарника.

Стремительный разворот навстречу. «Хейнкель» ведет яростный огонь. Но, не выдержав лобовую атаку, резко уходит влево, подставляя борт для удара. Взрыв. Обломки падают в облачность нижнего яруса. Теперь вверх, за облака.

Что за черт! Навстречу Наржимскому несется темная пылающая масса. Первая мысль: «Наш?» Нет, «хейнкель». Горящий самолет проносится мимо. Неплохо поработал кто-то из товарищей.

В разрыве облаков показался еще один немец. Стремительно уходит в сторону моря.

— В погоню! — кричит Наржимский.

— «Ястребы!» Я — «Волга». Прекратите бой! Немедленно возвращайтесь на базу.

Разгоряченный боем, Наржимский неохотно снижается. Пробиты тучи — внизу показались бухточки и дома Туапсе. И тут Наржимский вздрогнул: вот что скрывалось за приказом с земли — к пирсам, где стояли боевые корабли, шла другая группа немецких бомбардировщиков. Отсекая их от бухты, навстречу неслись два «яка».

Нет, пожалуй, друзья не успеют. «Мы успеем», — думает капитан Наржимский и сразу принимает решение: атаковать ведущего, разбить строй.

Гитлеровец явно не ожидал нападения. Неведомо откуда свалившийся русский, казалось, шел на таран. Лоб в лоб. Ничего, у пилота райха нервы тоже в порядке. На испуг его не возьмешь!

Самолеты стремительно сближались. Еще несколько секунд и…

— Фанатик! — услышали наши на земле. — Фанатик! — яростно прорычал немец. В последнее мгновение он свалил самолет вниз.

Наржимский пронесся над «хейнкелем», едва успев заметить, как испуганно шарахнулись в стороны встречные самолеты. Подбить он, кажется, никого не подбил. Но строй развалил — это тоже неплохо.

Теперь можно выбрать цель для атаки более спокойно. Он развернулся и выбрал ближайший «хейнкель». Перекрестье прицела положил на кабину пилота, открыл огонь и сразу увидел, как осколками разошелся плексиглас на немецкой машине. Она клюнула и свалилась в крутящийся штопор. Нет, это не имитация. Это агония.

А бой уже полыхал. Подоспевшие «яки» гнали гитлеровцев в море. Теперь можно и на аэродром.

Владимир глянул назад. Молодец ведомый! Уже успел выйти из боя и уже охраняет своего командира.

Самолеты идут на морем. Пора менять курс.

Внизу маленькой точкой движется морской охотник — небольшое военное судно. Но почему оно ведет огонь? По кому? Вроде бы немецкие десанты сюда еще высаживаться не пытались.

Снизившись, Владимир увидел, что пушки катера задраны в зенит, бьют по кромке спускающейся на море огромной серой тучи. И Наржимский заметил едва различимое на ее темном фоне звено «хейнкелей».

— Горючего хватит? — спросил он ведомого.

— На пять минут.

Они понимали друг друга с полуслова.

Круто полезли вверх и сразу пошли в атаку.

Из города наблюдали бой катера и подумали было, что это от его меткого залпа загорелся один из немецких самолетов. Но когда тот резко пошел к воде, все увидели, что его сопровождает «Яковлев». Машина ярко выделялась на фоне отяжелевшего, иссиня-черного неба: с моря надвигался шторм.

Они приземлились, когда уже совсем стемнело.

Видимо, кое-какие вести уже дошли с наземных постов до аэродрома, потому что командир полка шагнул из темноты и полушутя бросил Владимиру:

— Нельзя же так, капитан! Если каждый из наших пилотов ежедневно будет вытворять такое — у Гитлера не останется летчиков…

— А может быть это и к лучшему, — отпарировал Наржимский. — Забот у фюрера будет меньше.

Цель — анапа

Вторые сутки небо над Геленджиком было затянуто тучами. И, как испарина земли, навстречу им тянулись слоистые облака белого промозглого тумана.

Мы как раз кляли небесную канцелярию, а заодно и всех наших метеорологов, когда за мной прибыл посыльный из штаба.

— Вот какие дела, товарищ Авдеев, — командующий помолчал, испытующе взглянул на меня. — Знаю: ребята последние дни поизмотались, но что делать… Война есть война… Одним словом, нам стало известно, что в Анапе противник сосредоточивает быстроходные десантные баржи и торпедные катера. Нужно проверить эти сведения. А заодно посмотрите, что делается и на немецком аэродроме у Анапы… Как все это сделать — не вас учить…

— Слушаю, товарищ командующий!

— Ну вот, и действуйте! — он вышел из-за стола и пожал руку.

— Кстати, вот ознакомьтесь. Немецкая новинка. Посмотрите.

Я взял листки бумаги и прочел: «Торпедные катера типа „С-6“ появились в Черном море в начале 1942 года. Данные катера следующие: длина 36 м и ширина 5 м, водоизмещение 62 тонны, максимальная скорость хода 40 узлов. На катере установлены два мотора по 1200 л. с. с непосредственным впрыском горючего. Личный состав 10 человек.

Вооружение „С-6“ — два носовых торпедных аппарата. Калибр торпед 500 мм. Зенитное вооружение от одной до трех 20-мм пушек. Используется противником при охране караванов, для несения патрульной службы в своих базовых районах и в ночное время для нападения на корабли в открытом море и на коммуникациях. Катер „С-6“ сильно уязвим пушечно-пулеметным огнем, так как имеет моторы жидкостного охлаждения и запас быстро воспламеняющегося авиационного бензина (в кормовой части). От огня наших самолетов спасается маневрированием»…

— Что же, будем охотиться и на этого хищника! — Только не увлекайтесь, Авдеев! Помните — нам нужна разведка, а не гибель летчиков. Объекты в Анапе — вещь серьезная. Там сосредоточено много зенитных установок, да и немецкие аэродромы рядом…

«Кого послать? — размышлял я, возвращаясь из штаба. — Вероятно, Белозерова». Этот мастер разведки, впоследствии Герой Советского Союза, командовал разведывательным звеном. На машинах Белозерова мы установили импровизированные самодельные фотоаппараты. Хитрый механизм соединял аппарат с кнопкой. Летчик нажимал ее, производился снимок и автоматическая перестановка кадра.

Я понимаю, что, посмотри сегодняшний пилот-разведчик на нашу аппаратуру, установленную тогда на «яках», это зрелище доставило бы ему немало веселых минут.

А тогда… Тогда мы гордились изобретательностью наших умельцев. Ждать, пока подойдет новая аппаратура, мы не могли и по мере возможности искали выход из положения своими силами…

Звено истребителей, которое вел я, прикрыло звено разведчиков. Облака помогли нам. Вероятно, гитлеровцы решили, что в такую погоду ждать опасности неоткуда: с их аэродрома не поднялся ни один «мессер».

Аппараты Белозерова и на этот раз не подвели. На проявленной фотопленке были отчетливо видны торпедные катера и десантные баржи противника. Маленькие белые черточки, лучами отходившие от линий пирсов, ясно виднелись на снимках.

Но немцы, конечно же, не могли не заметить наших разведчиков. И они ясно представляли себе, что последует за их появлением. Ждать гитлеровцы не будут: рассредоточат корабли по бухтам, укроют в малоприметных с воздуха местах.

Промедление здесь, если не смерти, то проигранной операции подобно.

Запрашиваю разрешение штаба на боевой вылет. Получаю добро, созваниваюсь с командиром штурмовиков.

— Друже, пора!

Нашим коллегам такие операции не в новость. Их реактивные снаряды — «эрэсы» — и пушки отлично приспособлены для штурмовок торпедных катеров.

Вижу, как звено за звеном поднимаются в воздух штурмовики. Делают круг над аэродромом.

Пора и нам. Взлетаем. Разбиваемся в воздухе на две группы: на группу прикрытия и ударную. Первая будет прикрывать непосредственно штурмовики. Вторая — блокировать гитлеровский аэродром. Я — во главе ударной.

Взлетев последним и проверив, что группы в сборе, ложусь на маршрут. Оглядываюсь. Летчики, четко выдерживая интервалы, следуют за ведущими. Шестерки «Ильюшиных» идут в строю «пеленг». Мы, истребители, — парами и четверками.