Чтобы летать и драться над морем в тылу врага, нужно было иметь двойное мужество. И нам, «старичкам», приходилось «облетывать» молодых не только на опытность и мастерство, но и на известную борьбу с «водобоязнью». Чтобы новичок чувствовал себя над морем так же уверенно, как и над землей. Умел найти выход в самой серьезной ситуации, не запаниковать, не потерять хладнокровия.

То ли нас засекли с берега, то ли нам не удалось обеспечить скрытность операции, но истребители противника встретили нас еще на подходе к цели, над заливом.

К тому времени боевой опыт выработал у нас и определенную тактику боя. Радиус виража «яка» меньше, чем у «мессера». Пользуясь этим, мы старались зайти противнику в хвост и при этом с самого начала боя ни в коем случае не выпустить из своих рук инициативы атаки.

Опыт показал, что если нам в начале боя удавалось сбить хотя бы одного фашиста, психологическое и тактическое преимущество уже, как правило, прочно оставалось на нашей стороне.

Как-то так случилось, что «мессеры» сразу отсекли Алексеева. Бросаюсь на выручку, но двое гитлеровцев встают на пути. Вижу огненные трассы, тянущиеся к моей кабине, К счастью, нити их проходят где-то слева внизу. Кажется, пронесло.

И вдруг — удар. Лицо заливает кровь. Бросаю самолет вниз. Осматриваюсь. Вижу — фонарь кабины тоже весь в крови. Первая мысль: «сбит!» Но что за чертовщина, боли не чувствую. Вывожу машину из пике — слушается. Поднимаю ее вверх — идет. Ворочаю руками — боли нет. Только саднит лоб.

Провожу пальцами по лбу: отдираю прилипшую кость. Непостижимо. Туго соображаю: «Если это моя кость, то почему я жив. Если не моя, то откуда кровь, и вообще, что, собственно, произошло?»

К счастью, раздумывать было некогда. Оглянувшись, я понял, что через минуту-другую размышлять вообще бы уже не пришлось: в хвост мне заходил «мессер».

Резко — ручку от себя. Проваливаюсь вниз. Разгоняю скорость. Снова набираю высоту. И вижу рядом Алексеева. Видимо, он уже успел отбиться. У него — встревоженное лицо:

— Что случилось? Жив? У тебя все в крови! — Голос Алексеева в наушниках действует отрезвляюще.

Действительно, что же случилось? Осматриваюсь: рядом опасности вроде бы нет. «Мессеры» уходят, преследуемые «яками». Внизу, на воде, плавают обломки. С болью в душе замечаю — от нашего штурмовика.

И только теперь рассмотрел: к бронестеклу прилипли белые, окровавленные перья. И, наконец, догадываюсь: это чайка ударила в лобовое стекло. Плексиглас пробила, а плиту не смогла. Кровь и крошево разлетевшегося тела чуть не вывели меня из строя.

Где-то я читал, что как-то самолет столкнулся с орлом. Но самому такое привелось испытать впервые. Действительно, чего только не случается на войне, и скольких нелепых случайностей нельзя наперед предвидеть!

— Жив! — отвечаю Алексееву. — В самолет ударила чайка.

— Хватит болтать, — не поверил товарищ. — Может быть, вернешься домой? Нужна помощь? Дотянешь?…

— Идем на цель…

А в Феодосийском порту уже клокотало пламя. Штурмовики начали свою работу.

Телефонограмма приходит под утро

Телефонограмма пришла под утро.

…В сложившихся обстоятельствах, когда необходима четкая транспортная связь с Керченским полуостровом, уничтожение торпедных катеров противника в северной части Черного моря — одна из важнейших первоочередных задач.

По данным разведки, катера противника базируются в основном в портах Феодосия и Киик-Атлама. Отсюда они выходят для действия на наших морских коммуникациях в районах Тамани и Туапсе.

Проведя дополнительную авиаразведку, уничтожить торпедные катера противника в портах Феодосия м Киик-Атлама.

— Соедините со штабом! Срочно!

— Есть!

— Телефонограмму получил. Каков состав сил на операцию?

— Предположительно: тридцать Ил-2, двадцать Як-9, двадцать ЛаГГ-3. Операция должна быть подготовлена особенно тщательно… Учтите все возможные осложнения…

— Слушаюсь…

Собственно, сама по себе такая операция для нас не была новинкой. Не раз и не два, прикрывая штурмовики, мы ходили громить плавсредства противника в Феодосию и Киик-Атламу. Но это были обычные рейды на поражение. Сейчас ставилась задача уничтожения торпедного флота немцев в северной части Черного моря.

Ничего не поделаешь — нужно собирать руководящий состав частей дивизии. Решено было пригласить также старших штурманов: они имели огромный опыт боевой работы. Заседали несколько часов. Заключая, комдив Манжосов сказал:

— Значит, действуем методом последовательных, комбинированных, массированных бомбоштурмовых ударов нескольких групп. Атакуем с разных направлений… Это — общая задача. Теперь — со всем летным составом надо провести групповые упражнения. Отработать все детали бомбоштурмовых ударов и организацию взаимодействия между штурмовиками и истребителями. Весь наш механизм должен работать, как часы… Операцию назначаю на одиннадцатое марта… У вас есть три дня в запасе. Действуйте!..

Март в тот год выдался капризный: все три дня над аэродромом низко висели тучи. Шел дождь. Отчасти это было и неплохо: нам никто не мешал. Барражируя почти на бреющем, летчики «репетировали спектакль». С волнением ждали утра одиннадцатого: не подвела бы погода!

В четыре часа ночи я вышел из землянки. С моря дул резкий ветер. Заметил на небе одну, вторую, третью звездочку. Это уже неплохо: значит, тучи рассеиваются. Лишь бы не было сплошного тумана — он частый гость по весне в крымских предгорьях.

Замечаю, что я не одинок: у соседних капониров разглядывают небо еще две фигуры. Подхожу. Вижу Белозерова и Куликова.

— Спали бы, товарищи! Вам первыми идти.

— Потому и не спится. Да уже и рассвет…

В 7.55 два Як-9 стремительно ушли в воздух. Белозеров и Куликов взяли курс на Феодосию и Киик-Атламу. Их цель — разведка.

Время тянется томительно и нудно. Только что-то около девяти прибежал посыльный:

— Есть радиограмма: катера обнаружены. Над Феодосией барражируют четыре «Ме-109». Облачность — 8–9 баллов. Большее число катеров в Киик-Атламе.

Вскоре приземляются и сами разведчики. Уточняли данные. Принимается решение — атаковать Киик-Атламу.

Группы взлетают и четко выстраиваются в боевые порядки. Кажется, три дня не прошло даром. Механизм действительно работает, как часы.

Подходим к порту. И сразу наперерез шесть «мессеров». Принимаем бой. Начинается традиционная воздушная карусель, в которой некогда смотреть по сторонам, тем более следить, что происходит на земле.

Но все же успеваю заметить: волна штурмовиков идет на второй заход. Среди катеров и на пирсе рвутся бомбы. Вторая группа «илов» бьет из пушек и «зрэсами». По бухте плавают горящие обломки. Черный столб дыма висит над одним из катеров. Другой — в пламени. Для первого визита — неплохо.

«Мессеры» уходят: видимо, как и у нас, горючее на пределе…

В 14.48 повторяем удар. Еще на подходе замечаем: ликвидировать последствия нашего предыдущего налета немцам не удалось. Чадят катера. Горят склады. Корабли отошли подальше от огня — в южную часть бухты. Что же, нам это только на руку: чем кучнее цели, тем легче поразить их.

Легче, да не очень… На этот раз нам приготовлена более серьезная встреча: десять гитлеровских истребителей валятся на нашу армаду. Один выход, чтобы не рассекли ее, — идти в лобовую атаку. Немцы, как правило, ее не выдерживали.

Не сговариваясь, бросают свои машины навстречу «мессерам» и «ФВ-190» Чистяков, Хвотовцевин, Калашников, Чардинцев.

То ли гитлеровцы оказались на этот раз упорнее — долго не сворачивали с курса, то ли ребята удачливыми: два «Ме-109» почти в самом начале боя рухнули в бухту. Вскоре за ними последовал третий.

А внизу как-то спокойно, по-домашнему деловито работали «илы». И небо почти очистилось от туч. Темной пеленой они уплывали в сторону Турции.

Кто-то из летчиков принес найденную в развалинах газету 1918 года. Она переходит из рук в руки. Каждому интересно прикоснуться к «истории».