— Мистер, да Вы и впрямь какой-то грустный и замученный. — Сказала она. — Да как можно грустить в такой вечер! Вас непременно следует развеселить!

И она, схватив его за обе руки, с силой потащила на себя.

Ретт встал как вкопанный, с усмешкой поглядывая на бесцеремонную девушку, которой не смотря на все свои усилия, ни на йоту не удалось сдвинуть его с места.

И через некоторое время она, чувствуя тщетность своих попыток, выпустила, наконец, его руки. Однако ее притязания на этом не закончились и она, достав из кармана цветной дешевый веер, протянула его Ретту.

— Купите, сэр, мой веер, он принесет Вам счастье, если Вы конечно будете хранить его как талисман. А хотите, мы Вам погадаем? — вдруг оживилась она, поглядывая на своих подруг.

— Эй, Селина, иди-ка сюда и погадай мистеру.

Ретт покопался в бумажнике и вытащил оттуда пару долларов.

— Я возьму Ваш веер и заплачу за него, — сказал он девушке, благодарно улыбаясь, сраженный ее необузданным темпераментом, — но только уймите своих гадалок, мне это совсем ни к чему. Однако девушки уже к нему подбежали и одна из них тут же потянулась к его руке. Он машинально отдернул руку и попытался спрятать ее за спину.

— Ну что Вы, сэр, от гадания Селины еще никто не отказывался! — вновь затараторила черноглазая девушка, — это большая удача. И Ретт поняв, что ему просто так не отделаться от их разнузданного веселья, требующего немедленного выхода наружу, покорился и протянул Селине руку.

Чиркнула спичка, и одна из девушек, стоящая за его спиной, запалила карнавальный факел, который тут же и передала в руки Селины.

Гадалка была уже немолода, и это сильно отличало ее от своих, совсем еще юных спутниц. Она была смугла, черноглаза, и все еще красива к своим годам. Ее густые иссиня-черные волосы были заплетены в косу, уложенную в незатейливый пучок, выгодно оголяя тонкую матовую шею и чеканный, красивый профиль скул, а тонкие, длинные пальцы, нежно скользящие по ладони, вызывали приятную дрожь, которая распространялась по всему телу, заставляя Ретта расслабиться. Первые несколько минут Селина молчала, и девушки, окружившие ее, тоже молчали, затаив дыхание, и только звук вконец расстроенной гитары их неугомонного попутчика нарушал эту создавшуюся тишину.

— Линия жизни большая, без надрывов, — сказала, наконец, Селина, скорее для своих подруг, чем для Ретта. — Бугор Венеры ярко выражен, а это значит что человек он пылкий, страстный, умеющий любить, а вот и линия любви. Ба, да она прямая, совсем без извилин, да он однолюб! А ты, Матильда, пыталась затянуть его в свои сети!

Девушки захихикали и кто-то из них театрально вздохнул, окончательно выведя Ретта из себя.

Какой чушью я тут занимаюсь, — подумал он, — только для того, чтобы угодить этим разнузданным дурочкам и потешить их!

— Ну хватит! — сердито сказал он и выдернул руку из ладони Селины. — Я не стану платить Вам за Ваше гаданье, мадам, а вот если Вы подскажите мне, где сейчас можно раздобыть наемный экипаж, так и быть, получите еще пару долларов.

И девушки, видя, что их шутка потерпела неудачу, указали ему направление, по которому можно было выйти на широкую мощеную дорогу и поймать какую-нибудь карету, а потом словно стая воздушных разноцветных бабочек разом вспорхнули и бросились догонять своих веселых попутчиков с гитарой.

Да, им было весело, и тем разряженным, что шли по портовой площади, тоже было весело, и вообще весь город был объят каким-то беспечным весельем и в воздухе чувствовалось его пьянящее присутствие. Это веселье было следствием карнавальных гуляний, взбудораживших весь Новый Орлеан и бесцеремонно нарушивших его размеренный образ жизни. Город был объят этим весенним празднеством и его неугомонный дух царил повсюду, заставляя людей от всей души предаваться потехам, шуткам, танцам и прочим увеселительным мероприятиям. Всех, но только не его, Ретта, шагавшего сейчас с понурой головой, которая была полна подозрительных страхов и сомнений.

А ведь сейчас и Скарлетт со своим поклонником также весело проводит время где-нибудь в городе, — думал он, — и ему, наверняка, не удастся застать их дома. Кто знает, возможно ему сегодня и вовсе не придется с ними встретиться, ведь карнавальные празднества порою длятся до самого утра. И что же он тогда будет делать? Ведь сейчас в Новом Орлеане трудно попасть в гостиницу из-за большого наплыва людей, которые приехали отовсюду на карнавал. Черт возьми, и как он сразу не подумал о том, что ему сегодня будет необходимо где-то переночевать! Ведь не рассчитывал же он остаться на ночлег у Гирда! О, господи, да разве он мог думать о чем-то еще, кроме встречи со Скарлетт!

— Ничего, ничего, — сказал он себе, — безвыходных положений не бывает и можно будет остановиться у кого-нибудь из своих давних дружков, да хоть у Марка Грина, или у Боба Паркенса.

Он прошел через переулок, который к его радости оказался пустынным и вышел на мощеную широкую дорогу, о которой говорили девушки. И тут до его слуха вновь долетела музыка, и он устремил взгляд туда, откуда лились ее звуки. Недалеко от серого башенного домика прямо на тротуаре разместился небольшой оркестр, состоящий их трех музыкантов-негров, которые слаженно играли на гитаре, банджо и трубе. Они зарабатывали себе на жизнь и на табурете, стоящим рядом с ними, находилась плетеная корзинка, в которой было несколько монет. Ретт подошел к играющим и бросив монету в их корзинку, немного постоял, дожидаясь, пока музыканты не закончат исполнять мелодию, чтобы спросить у них, где можно найти хоть какой-нибудь экипаж. И тут с противоположной стороны донесся цокот копыт. Ретт обернулся и увидел, что недалеко от него, напротив какого-то низкого одноэтажного здания, остановилась карета и кучер, спрыгнувший с облучка, помог выйти из нее двум дамам в монашеской одежде, после чего, проворно забравшись на свое место, стал разворачиваться. Ретт свистнул ему несколько раз и побежал к карете, которая остановилась-таки на его удачу.

До дома Гирда было около получаса езды, и Ретт, облокотившись на узкий подлокотник сидения, уныло наблюдал за праздничным вечерним Новым Орлеаном, невольно высматривая в толпе людей Скарлетт, хоть и понимал, что она, уж если и находится на карнавале, то не здесь, среди простолюдинов, а где-нибудь на балу, которые сейчас повсеместно устраивают богатые жители города.

Но уж нет! — сказал он себе, бесполезно продолжая всматриваться в мелькающие лица женщин, — я слишком сильно желаю ее сегодня увидеть, и увижу! Пусть мне даже придется просидеть под забором этого Гирда до самого утра.

Подъехав к дому, указанному в адресе, кучер остановил лошадей, и Ретт, расплатившись с ним, проворно спрыгнул с перекосившейся подножки кареты. Затем не спеша подошел к металлическому забору, окружавшему дом Эдварда Гирда и постоял с минуту около калитки, чтобы собраться с духом и позвонить.

Через некоторое время за калиткой послышались легкие торопливые шаги и она распахнулась перед гостем.

— Что Вам угодно, мистер? — спросил его чернокожий юноша лет шестнадцати, пытливо вглядываясь в лицо незнакомца, окутанного совсем уже сгустившимися сумерками.

— Это дом мистера Гирда?

— Да, сэр.

— Я желаю его увидеть. Надеюсь, он дома? — спросил Ретт не уверенно, вовсе на это не надеясь.

— Дома. Проходите сэр и скажите, как о Вас доложить.

— Скажи, что меня зовут Ретт Батлер.

— Пройдите в дом, сэр, и подождите в гостиной, пока я доложу о Вас мистеру Гирду, — учтиво сказал паренек и распахнул перед Реттом входную дверь.

Эдвард Гирд не заставил себя долго ждать и через несколько минут спустился в гостиную из верхних комнат, застегивая на ходу ворот рубашки, в которую он только что облачился, поспешно сняв домашний халат.

— Добрый вечер, мистер Батлер! — приветливо сказал предполагаемый соперник Ретта и протянул ему руку. — Я рад Вас видеть, присаживайтесь, пожалуйста, а я распоряжусь насчет ужина.

— Добрый вечер, мистер Гирд, а где моя жена, мне необходимо ее срочно увидеть. — Сказал Ретт, изо всех сил стараясь не выдать своего волнения.