О развитии обстановки в Западной Германии и планах ее руководства советская разведка в апреле 1952 года информировала Сталина, отметив, что в узком кругу руководства ХДС (в то время — правящей партии ФРГ) Аденауэр заявил: «Мы не признаем Потсдамскую декларацию, мы стремимся к европейскому единству и добьемся его. Это создаст противовес, который окажет сильное влияние на Восточную Европу Россия не посмеет начать войну»^{185}.

Таким образом, отпал вопрос об объединении и нейтрализации Германии. Открылась новая страница в советской дипломатии: поняв, что военная интеграция Западной Германии с бывшими союзниками неизбежна, Сталин направил все силы на укрепление Восточной Германии. Создание в ГДР собственной боеспособной армии должно было выравнять позиции противоборствующих сторон.

26 мая 1952 года был заключен Боннский договор, а на следующий день — Парижский, которые легализовали создание в ФРГ армии и ее военный союз с западными державами. При этом было оговорено пребывание союзных войск в ФРГ.

В феврале 1953 года Государственный секретарь США Дж. Даллес заявил в Бонне: «С СССР можно разговаривать только с позиции силы».

И только тогда последовало одобрение Кремлем курса на строительство социализма в Восточной Германии, что фактически означало отступление Сталина от проводимой им политики и, наоборот, торжество восточногерманских коммунистов.

После смерти Сталина Москва сделала попытку переиграть ситуацию заново: предложила, что парламенты ГДР и ФРГ образуют Временное общегерманское правительство, которое осуществит «национальное воссоединение Германии на демократических и мирных началах путем подготовки и проведения свободных общегерманских выборов без иностранного вмешательства». Временное правительство должно было представлять страну на четырехсторонних переговорах о заключении мирного договора. В случае возражений со стороны западных держав против образования такого органа Москва предлагала провести референдум во всей Германии по этому вопросу.

5 мая 1953 года, вдень рождения Карла Маркса, председатель Госсовета ГДР Вальтер Ульбрихт заявил, что ГДР вступила в новый этап: народно-демократическое государство теперь выполняет функции диктатуры пролетариата, «происходит переход к строительству основ социализма». Это означало усиление «революционного нажима» на население, и без того недовольного ухудшением снабжения, вытеснением частного сектора торговли, ускоренной кооперацией крестьянских хозяйств и повышением норм выработки на производстве.

Именно тогда у двух членов правящего после смерти Сталина триумвирата (Маленкова и Берии) созрело предложение вообще отказаться от строительства социализма в ГДР и «сдать» ее на максимально выгодных условиях, но Хрущев, Молотов и другие члены Президиума ЦК его отвергли, посчитав, что это будет капитуляцией перед Западом, А проблема слишком высоких затрат на удержание позиций в Европе осталась.

После энергичной инициативы Ульбрихта в Москве решили, что тот все же заходит слишком далеко, и советский МИД направил в Президиум ЦК КПСС записку с соответствующими рекомендациями. Однако указания Кремля не смогли предотвратить народного протеста, который пришлось подавлять при помощи танков. (Впереди были протесты в Польше, Венгрии и Чехословакии.)

В июле 1952 года на II конференции Социалистической единой партии Германии ее генеральный секретарь Вальтер Ульбрихт провозгласил курс на «планомерное строительство социализма», что сводилось к последовательной советизации восточногерманского строя: мерам против мелких собственников и частной торговли, массовой национализации предприятий. Стала быстро развиваться тяжелая промышленность, что привело к серьезному дефициту продовольствия и потребительских товаров. Наконец, было объявлено о создании Народной армии, и милитаризация, соединенная с репарациями, тяжело сказывалась на бюджете страны: военные расходы составляли 11 процентов бюджета, а вместе с репарациями — 20 процентов непроизводительных трат. В такой ситуации происходило массовое бегство жителей в западную зону, прежде всего высококвалифицированных кадров — «утечка мозгов» (только в марте 1953 года бежало 50 тысяч человек). В апреле 1953 года, за два месяца до восстания, произошло повышение цен на общественный транспорт, одежду, обувь, хлебопродукты, мясо и содержащие сахар продукты.

15 мая советское МВД вручило руководству ГДР меморандум с требованием прекращения коллективизации и ослабления репрессий. 3 июня руководители ГДР были вызваны в Москву, по возвращении из которой провозгласили «Новый курс», публично признали, что в прошлом совершались ошибки, для улучшения снабжения населения наметили замедление темпов развития тяжелой промышленности, отменили ряд мер экономического характера, вызвавших резкое недовольство населения.

В то же время не было отменено ранее принятое решение ЦК СЕПГ «о повышении норм выработки для рабочих в целях борьбы с экономическими трудностями».

15 июня в Берлине среди строителей на Сталин-аллее начались первые забастовки, которые 16 июня переросли в демонстрации. 17 июня 1953 года в ГДР начались волнения, которые были названы «июньской революцией». Утром в тот день забастовка была уже всеобщей. Рабочие колоннами направлялись в центр города. К полудню численность манифестантов в городе достигла 150 тысяч человек. Всего в республике в протестных выступлениях участвовало 470 тысяч человек. Лозунгами манифестантов были: «Долой правительство! Долой Народную полицию!», «Мы не хотим быть рабами, мы хотим быть свободными!». Были разгромлены пограничные знаки и сооружения на границах советского и западного секторов города. Толпа громила полицейские участки, здания партийных и государственных органов и газетные киоски, продававшие коммунистическую прессу. Участники волнений уничтожали символы коммунистической власти — флаги, плакаты, портреты. Были осаждены полицейские казармы; восставшие также попытались освободить заключенных из тюрьмы. Дом Министерств был разгромлен; оттуда толпа двинулась к театру Фридрих-штадтпалас, где шло заседание актива СЕПГ, и партийное руководство спешно эвакуировалось под защиту советских войск в Карлсхорст. Протестующие сожгли здание таможенной службы ГДР, захватили здание ЦК СЕПГ, Дом правительства, штаб-квартиру Национального фронта, Центральный совет профсоюзов, Общество германо-советской дружбы. Захватывались тюрьмы и полицейские участки. Фактически гражданская власть в советской оккупационной зоне рухнула.

Волнения перекинулись на всю Восточную Германию. В индустриальных центрах стихийно возникали забастовочные комитеты и советы рабочих, бравшие в свои руки власть на предприятиях.

Правительство ГДР обратилось к СССР за вооруженной поддержкой. Принципиальное решение о вооруженном вмешательстве было принято в Москве уже вечером 16 июня. В Берлин срочно вылетел министр внутренних дел СССР Берия.

Около полудня 17 июня против протестующих были выдвинуты полиция и советские танки. Демонстранты кидали в танки камнями и пытались повредить их радиоантенны. Толпа не расходилась, и советские войска открыли огонь. В 13.00 было объявлено чрезвычайное положение. Столкновения между советскими войсками и участниками волнений и стрельба продолжались до вечера. На следующее утро вновь были попытки демонстраций, но они жестко пресекались. Официальные власти ГДР оценили число участников движения в 300 тысяч. В других источниках число бастующих рабочих оценивается примерно в 500 тысяч, а общее число участников демонстраций — в 3—4 миллиона из 18 миллионов населения и 5,5 миллиона рабочих. По официальным данным, было убито 17 и ранено 166 функционеров СЕПГ.

Как вспоминал Молотов, в этой обстановке ему понадобилась помощь нашего героя: «Я вызвал на воскресенье к себе Громыко. Тогда у меня было два заместителя — Громыко и Кузнецов Василий, который сейчас в президиуме Верховного Совета. Я вызвал Громыко, как более опытного в делах. Мыс ним обсудили вопрос, выработали предложение вместе, письменно; смысл такой, что в ГДР делать… И вот мы в своем МИДовском проекте записали: “не проводить форсированную политику строительства социализма в ГДР”»^{186}.