Изменить стиль страницы

— Боюсь, что, даже если мы выведем ее на свет, она все равно останется во тьме. Но ты прав, мы не можем оставить ее там.

Он спокойно поднялся и проследовал к входу к гробнице. Я шла за ним. Я могла различить мерцание факелов где-то в глубине. Круг света разрывала стена темноты, простирающаяся от лестницы к недрам усыпальницы. Ничто, однако, не могло заглушить запаха разложения, веявшего из чрева могилы подобно дыханию смерти.

Зловоние обрушилось на нас, и при первом же вдохе я сглотнула желчь, подступившую к горлу. Еще один шаг к входу и меня пронзил острый, словно нож Ренальдо, приступ паники. Мои ноги, казалось, были высечены из того же камня, что и пол, и я не могла ими пошевелить. Снова зайти внутрь, после всех кошмаров, преследовавших меня в последние дни, было выше моих сил.

Очевидно, страх отразился на моем лице, потому что учитель понимающе кивнул.

— Тебе необязательно заходить, — прошептал он. — Жди здесь, я сам приведу графиню.

Он собирался еще что-то добавить, но в этот момент стены усыпальницы потряс крик, столь дикий, что мы оба устремились внутрь. Теперь слова графини были явственно слышны и без усилителя.

— Ты заставил меня это сделать! — раздался резкий крик, от которого у меня побежали мурашки по коже. — Я умоляла тебя остаться со мной, покинуть всех этих женщин, а ты лишь посмеялся надо мной! Я умирала внутри, а ты смеялся!

Слова перетекли в полный муки вопль, и мне захотелось заткнуть руками уши, хотя я знала, что этот жест, являющийся проявлением слабости, мне не поможет. Наконец, вой прекратился. Когда графиня снова заговорила, ее голос был удивительно спокоен, как будто она не была только что охвачена отчаянием.

— Я не хотела этого делать, ты знаешь, — продолжала она таким тоном, словно речь шла о каком-то незначительном проступке. — Я всего лишь хотела напугать тебя поначалу, но ты отвернулся от меня. И я поняла, что ничего не изменится, ты всегда будешь мне изменять.

Она повысила голос, теперь в нем зазвенел гнев:

— Скажи мне, мой любимый муж, что ты почувствовал, когда нож вошел в твою плоть? Ты больше не смеялся. Ты выглядел просто удивленным.

Внезапно она начала смеяться, и ее тихий смех заставил меня похолодеть. «Учитель прав, — подумала я. — Графиня повредилась рассудком, и ей ничем нельзя помочь».

Она продолжала смеяться, даже когда Леонардо с непреклонным выражением лица начал спускаться по лестнице.

Когда тени поглотили его, я поняла, что не могу оставить его одного с этой безумной женщиной. Я боялась не того, что она причинит ему вред, хотя она уже доказала, что способна на убийство. Я не хотела, чтобы она коснулась его своим безумием, оставила след, который не стереть никакими молитвами, так же как пятно от вина на белой скатерти никогда не выцветает, сколько бы она не пролежала на солнце.

Поэтому нетвердым шагом я направилась внутрь усыпальницы.

К тому времени, когда я спустилась вниз, учитель уже стоял на границе тьмы и света. Позади него я увидела каменную нишу графа, окруженную горящими факелами, свет которых очерчивал его раздутое тело. Графиня стояла у его ног, разглядывая его сверху вниз. Казалось, ее совершенно не волновало, что его плоть почернела и готова была лопнуть. Видела ли она его таким, каким он был в ее памяти, молодым и красивым?

Или, возможно, она наслаждалась видом разложения тела, некогда бывшего столь прекрасным?

Звук приближающихся шагов Леонардо, очевидно, пронзил пелену ее безумия, потому что ее смех резко оборвался.

— Кто здесь? — спросила она одновременно гневно и испуганно, повернувшись в его сторону. Она приложила руку ребром колбу, стараясь проникнуть взглядом за границу, проложенную светом факелов. — Отвечайте! Кто вы?

— Не бойтесь, графиня, я не причиню вам вреда, — мягко ответил Леонардо, вступая в круг света. Я стояла достаточно близко к нему, чтобы увидеть, что он снял с пояса меч графа, подтверждая свои слова. Орнамент на оружии блеснул в свете факелов. Его сверкающая роскошь, казалось, привлекла внимание женщины. Она сделала шаг вперед, прижимая одну руку к груди, в то время как другая была спрятана за спиной.

— Это меч, который я преподнесла мужу в подарок на нашу свадьбу, — произнесла она голосом, в котором слышалось подозрение. — Кто вы? Что вы здесь делаете с мечом Орландо?

Прежде чем учитель смог вымолвить слово, она широко раскрыла глаза и закачалась, словно пораженная невидимой рукой.

— Орландо, это ты? — прошептала она с благоговейным ужасом, опускаясь на колени. — Ты вернулся ко мне, муж мой?

— Нет, графиня, — ответил он, кладя меч и делая еще один шаг к ней. — Я…

— Нет! — Ее крик мог бы обрушить стены усыпальницы, будь они сделаны из стекла. Она вскочила на ноги, в руке, которую она держала за спиной, сверкнуло лезвие ножа. Она в ярости бросилась на Леонардо: — Ты снова хочешь все разрушить?! Я пришла сюда, чтобы умереть вместе с тобой, чтобы мы всегда были вместе, а ты вернулся!

Ее бледные губы искривились и стали похожи на уродливый шрам на белом лице. Она в исступлении размахивала ножом.

— Но ты мне теперь не нужен живой, разве ты не понимаешь? Так что мне придется убить тебя снова!

Последние слова слились в нечеловеческий крик. Я тоже закричала, увидев ее нож, падающий на Леонардо.

Он наклонился в сторону и поднял руку, чтобы отразить удар. Я с тревогой увидела, как лезвие ножа разрезало рукав его камзола и, возможно, задело плоть. В ту же секунду я уже бежала к графине, презрев опасность и думая только о том, что я должна остановить ее, прежде чем она снова ударит Леонардо.

Благодаря случайности или высшему промыслу, на полпути я споткнулась. Это случилось весьма своевременно, поскольку она уже замахивалась ножом во второй раз, но мое внезапное появление заставило ее остановиться. Неуклюжим движением, напоминающим атаку механического монстра учителя, я влетела в нее и свалила на пол. Раздался крик, а затем глухой стук, когда ее голова соприкоснулась с каменным полом.

Мне было все равно, жива ли она или мертва, единственное, что меня сейчас волновало — это Леонардо. Я схватила выроненный ею нож и вскочила на ноги, не обращая внимания на рану, которая заныла в знак протеста с таким грубым обращением. Охваченная трепетом, я сделала шаг к нему навстречу.

Он стоял в кругу света, сжимая руку, и с изумлением смотрел на меня. Опасаясь самого худшего, я спросила дрожащим голосом:

— Вы серьезно ранены?

Вместо ответа он отодвинул разорванный рукав к локтю и поднял руку, чтобы я могла ее видеть. Я закусила губу, ожидая увидеть рассеченную плоть, хлещущую кровь и гримасу боли на его лице. К моему удивлению, его мускулистая рука оказалась целой и невредимой. Как это возможно, ведь я видела, что лезвие коснулось его?

— Кажется, я не ранен, но боюсь, мои наручные часы не восстановить.

Я вздохнула с облегчением и вознесла хвалу железной коробке, которая, по всей видимости, приняла на себя основной удар. Что до Леонардо, он посмотрел на свое изобретение с видимым замешательством, прежде чем снова обратиться ко мне.

— Я у тебя в долгу, милый Дино, — сказал он, одобрительно покачав головой. — Хотя мне и удалось избежать первого удара графини, ей могло повезти со вторым, если бы ты не сбил ее с ног. Ты снова выказал необыкновенную храбрость перед лицом опасности. Я горжусь тобой и запрещаю тебе снова это делать ради меня, — строго закончил он.

Я выдавила из себя улыбку и кротко ответила:

— Разумеется, учитель, обещаю. В следующий раз, когда я увижу, что вас собираются убить, я не буду ничего предпринимать, чтобы помешать этому.

— И почему я тебе не верю? — язвительно спросил он.

Вернув рукав на место, он поднял меч, который все еще лежал возле могилы, и положил благородное оружие на тело графа, затем поправил саван, который я сбила в сторону во время своего ужасного заточения здесь. Я ожидала от него какого-нибудь неуместного замечания, может быть небольшую лекцию о разложении плоти, — но он сохранял почтение в присутствии печального подтверждения человеческой смертности.