Всем, кто стоял в коридоре вагона, я бросала цветы через головы впереди стоящих, так как добраться до них не было никакой возможности. На обратном пути на какой-то станции мне подарили целый мешок сушеной шамаи.

Жалко было очень, что Тифлисом кончилась наша чудесная поездка по России, поездка прямо сказочная. Много прелести придало поездке то, что мы ездили в своем вагоне, все время были как у себя и не заботились ни о чем: ни о билетах, ни о том, что можем опоздать на поезд, поэтому нам не приходилось торопиться. Из Тифлиса мы вернулись прямо в Петербург, нигде в пути не останавливаясь. Деньги, которые я лично выручила за эту поездку, я пожертвовала в Комитет имени Великой Княжны Ольги Николаевны, за что получила именную благодарность от Ее Высочества и жетон на память.

Во время войны, несмотря на тяжелое настроение вокруг, я не поддавалась грусти, бодрилась и старалась других подбодрить, убеждая, что не все так плохо, как кажется, за что мои товарищи по путешествию прозвали меня «радушка», а Владимир Лазарев, кроме того, называл меня «чудо-девочка».

Летом этого, 1915 года, чтобы немного развлечь своих раненых и дать им возможность подышать свежим воздухом после замкнутой лазаретной жизни, я привозила их к ceбе на дачу в Стрельну партиями в десять человек, для этого мне давали казенные грузовики. С нами приезжали заведующая лазаретом и одна из сестер. Я была очень счастлива, что могла украсить их жизнь.

Вова был всегда очень рад провести день с ранеными. Он внимательно следил за ходом военных действий, знал наизусть все главные сражения, и если среди раненых были солдаты, которые принимали участие в одном из таких, то расспросам его не было конца. Вова часто приходил также в лазарет и играл с ранеными в шашки. У него был свой любимец, с которым он предпочитал играть.

Был в лазарете один раненый, которого прозвали «болгарином», все его очень любили. Великий Князь Сергей Михайлович, узнав о дне полкового праздника «болгарина» и справившись, кто из раненых служил в том же полку, устроил им добавочное угощение, которое их всех очень тронуло.

Глава тридцать пятая

1916

ВОЙНА

Каждый год после каникул, перед тем как начать сезон и после большой, усиленной работы, я делала себе проверку. Я просила сестру и верных друзей прийти на репетицию и откровенно мне сказать свое мнение, могу ли я еще выступать на сцене или нет. С каждым годом я, конечно, становилась технически сильнее и опытнее, но иногда артистка к концу своей службы не замечает, что ей пора покинуть сцену и уйти в полном блеске, а не совершать ошибки, как часто бывает, - не уходить тогда, когда силы уже начинают сдавать, и не оставлять по себе последнее невыгодное впечатление.

Когда я оставалась одна дома перед спектаклем, я часто с упреком спрашивала себя, зачем продолжаю выступать на сцене, когда я уже достигла славы, и не лучше ли выбрать этот момент для ухода. Но меня неудержимо влекло танцевать, я чувствовала настоящий творческий подъем, выход на сцену был для меня осуществлением всего, что дремало во мне. На сцене я чувствовала себя счастливой и, забывая все, сливалась со своей ролью.

В особенности хорошо я стала танцевать в последние годы, когда начала выступать с Владимировым. Он страшно увлекался на сцене и вдохновлял свою партнершу. Я с ним выступала в «Лебедином озере» и так с ним станцевалась, как ни с кем. Он меня замечательно поддерживал в адажио 2-й картины 1-го действия, подбрасывал и ловил как перышко, так что весь зал ахал от восторга, - это было в те времена совсем ново. «Талисман» всегда был моим удачным балетом и очень выигрышным. Но с тех пор что со мною стал в нем выступать П. Владимиров, балет этот еще больше выиграл - когда во втором действии Владимиров изображал Гения ветра и вылетал на сцену, неся меня на своем плече, это производило огромное впечатление. Известный критик Юрий Беляев писал, что Владимиров вылетает на сцену, будто с бокалом шампанского, и преподносит этот бокал публике.

Я всегда волновалась перед спектаклем. Это волнение продолжалось и тогда, когда я стояла за кулисами перед выходом: я боялась потерять ту славу, которую заслужила своей долголетней службой. Но едва раздавались первые звуки моей музыки, я, радостная, выходила на сцену, делая вызов публике, и была снова бесконечно счастлива.

Уже четверть века я служила на Императорской сцене и решила просить дать мне бенефис, с тем чтобы вырученную мною сумму денег пожертвовать Императорскому Русскому театральному обществу, состоявшему под покровительством Государя Императора. Президентом был Великий Князь Сергей Михайлович, а вице-президентом Молчанов. Деньги шли в пользу семей артистов, призванных на войну.

Для этого бенефиса я выбрала балет «Талисман» и назначила очень высокие цены на места. Несмотря на это, все билеты были проданы, и многие прислали мне больше, нежели билет стоил, что дало мне возможность собрать 37 000 рублей, по тем временам огромную сумму. В этот вечер я повторяла коду в последнем акте пять раз, что было рекордом. Я поместила в газетах заметку, что прошу, ввиду военного времени, не подносить мне цветов в бенефис, но, несмотря на это, я получила массу цветов. Какая-то дама, сидевшая в креслах под моей ложей, где был мой сын, громко выразила свое возмущение по поводу этого множества цветочных подношений. Мой сын довольно резко ответил ей: «Она заслужила». Заступничество Вовы, которому тогда было только тринадцать лет, всем очень понравилось. Мой бенефис состоялся 21 февраля. Я получила от публики громадную хрустальную вазу для крюшона в массивной серебряной оправе работы Фаберже с такой же массивной ложкой и в тот же вечер за ужином разливала ею всем крюшон. Эта ложка сейчас находится у меня, я ее нашла в Кисловодске, в магазине случайных вещей, и мне ее вернули.

Семнадцатого апреля 1916 года я решила впервые танцевать «Жизель». Я отлично сознавала, что эта роль не для меня, но в то время я была худенькая и воздушная и рискнула исполнить этот балет. Главной целью спектакля было собрать деньги в пользу санитарных организаций Великой Княгини Марии Павловны. Я рассчитывала и не ошиблась, что многие пойдут посмотреть меня в «Жизели» из простого любопытства, и действительно, я собрала таким образом массу денег. От Великой Княгини Марии Павловны я получила на память ее фотографическую карточку с подписью. Конечно, я не была такою Жизелью, как Анна Павлова, она в этой роли совершенно незаменима, но все же я имела успех у публики, которая оценила мое доброе побуждение помочь раненым. Зато поклонники Павловой, а с ними и мои личные враги, а их было у меня немало, выступили против меня. Но это меня совершенно не расстроило, я к таким маленьким уколам уже привыкла.

ПОЕЗДКА НА ФРОНТ

Весною 1916 года я решила поехать на фронт для раздачи солдатам подарков. Мой большой друг Александр Дмитриевич Викторов, состоявший в Красном Кресте и часто ездивший на фронт по делам, взялся организовать мою поездку на место расположения одного из корпусов в районе Минска, где у него был знакомый командир. Я пригласила П. Владимирова в качестве кавалера, и мы отправились в путь втроем. На фронте было сравнительное затишье. Мы доехали по железной дороге до Минска, где переночевали в маленькой невзрачной гостинице. Полуосвещенная столовая, почти пустая, произвела на меня удручающее впечатление. Комнаты были грязные и также полуосвещенные, а об остальном лучше и не говорить, до того все было запущено и примитивно.

На следующий день нам с утра подали коляску, высланную из штаба корпуса с офицером, который должен был нас сопровождать. Был чудный, солнечный день, мы ехали полями и лесами. Повсюду были видны следы недавних боев, ямы от снарядов и кресты над свежими могилами. В штабе меня любезно встретил сам командир корпуса, который предоставил мне и моим спутникам свою прекрасную землянку в две комнаты: в одной поместилась я, в другой Викторов с Владимировым. Мы приехали в штаб под вечер, и до ужина я раздавала солдатам подарки в лесном бараке. После раздачи подарков в том же бараке был подан прямо роскошный ужин за длинным столом. Меня настолько поразило обилие и разнообразие блюд, что я даже спросила моего соседа, офицера, как могли на фронте так угощать и откуда они все это могли достать, находясь там. Он мне ответил, что если хочешь, то все можно достать.