— Ну что же вы молчите? У вас какое-то дело ко мне? Вам велено что-то передать?

— Видите ли, Таня... давайте отойдем немного... — Николай осторожно взял девушку под руку. — Пони­маете, я из милиции... Вам нужно вернуться в город.

— Что-нибудь с мамой? — потухшим, безжизненным голосом.

Белухин только теперь начал сознавать всю слож­ность выпавшего на его долю задания.

— Что вам сказать, Таня?.. Ну, не имею я права... такая служба. Поедемте!

— Хорошо. — Таня поняла, что этот паренек с сим­патичной курносиной ничего не скажет и допытываться бесполезно. — Мне надо умыться и переодеться. Я сей­час...

Девчата-поварихи все же усадили Николая за стол, впрочем он не очень и сопротивлялся. А когда в тарелку положили щедрой рукой порцию гуляша с жареной картошкой, активно заработал вилкой. Компот, правда, допивал наспех; вернулась Таня — статная, приодев­шаяся, со спортивной сумкой через плечо. В ее наряд Белухин .зачислил даже стройотрядовскую штормовку, не говоря уже о туфлях, темной юбке и легком сви­тере — все было красивым и модным. С такой спутни­цей прокатиться в машине всем на зависть — мечта. Но сегодня не тот случай...

Николай предупредительно открыл перед Таней дверцу, сел сам и, помахав на прощанье хлебосольным стряпухам, тронулся в путь. Пока машина петляла по проселкам, Таня молчала. Заговорила, когда выехали на прямую, просторную магистраль, когда стало

окончательно ясно: случилось действительно что-то серьез­ное. Иначе зачем товарищу из милиции гонять машину в такую даль?

— Вы мне так ничего и не скажете?

— Потерпите, Таня. Мы скоро приедем, совсем скоро... Николай неотрывно смотрел на дорогу, но не глядя

видел ее всю — и тонкие, нежные руки, и хрупкие, бес­помощные плечи, и ладную прическу, и такое милое, ясноглазое лицо...

— Я догадываюсь: с мамой что-то случилось. Я зво­нила домой несколько раз — никто не подходит. Да скажите же наконец, что вы все молчите! — И сквоз» всхлипы прерывисто, чуть слышно: — Простите, ради бога...

Девушка закрыла лицо руками, отвернулась, только мелко вздрагивала спина. И вдруг прильнула к его плечу, забилась в судорожных рыданиях. Николай вы­рулил к обочине, остановил машину. Бережно, боясь ос­корбить прикосновением, гладил ее волосы, повторяя р«астерянно:

— Ну, Таня, ну, пожалуйста... Мы скоро приедем... вы сами все узнаете.

27

Ирина Пухова, вызванная к следователю на допрос в качестве свидетеля, нервно теребила дамскую сумочку.

— ...Откуда я знаю, где он шлялся в ту ночь! Может быть, к Танечке своей ездил, откуда я знаю!

— Но Крутов утверждает, что ночевал у вас.

— А вы верьте ему больше. Он же весь изоврался. Мне говорит одно, Тане — другое, Полине — третье. Бросил он меня, бросил! Отшвырнул, как выжатый ли­мон! У него теперь другая — помоложе, побогаче.

Майя Борисовна вышла из-за стола, села рядом с Пуховой.

— Ирина, послушайте. Чисто по-женски я вас по­нимаю. В вас сейчас кричит оскорбленное достоинство, ненависть к человеку, который вас предал. Но зачем же во всем ему уподобляться? Не лучше ли вынести это испытание с гордо поднятой головой, не роняя своей чести, своего достоинства?

— Господи! Да люблю я его, люблю! Каков есть, такого и люблю! Можете вы это понять?

— По правде говоря, с трудом, — сочувственно улыб^ нулась Соколова. — Но — любовь есть любовь... Зна­чит, в тот вечер Кругов к вам не приходил? Так я вас поняла?

 — Да был он у меня, был, — тихо сказала Ирина. — Пришел какой-то весь взвинченный, поддатый немного. В двенадцать явился, в шесть утра смотался. Чтоб со­седи не видели. Это я со зла на него. Пусть, мол, по­таскают голубчика, пусть доказывает, что не козел.

— Ну, знаете, — возмутилась Соколова — этим не шутят. За ложные показания судят!

— А мне теперь ничего не страшно. — Ирина осто­рожно, чтобы не размазать краску, промокнула глаза.— Пусть судят, пусть сажают. Все равно! Нет жизни, и это не жизнь!

Лента кончилась. Соколова заправила новую кассету и снова включила магнитофон.

— Ирина Владимировна! Я знаю — вы дружили с покойной Дорошиной, часто бывали у нее дома. Ведь так?

Пухова задумалась. Дружила?.. Да, наверно. Сна­чала она была рядовым посетителем косметического са­лона. Потом сделалась постоянной клиенткой Дороши­ной. Потом как-то незаметно сошлись, стали бывать друг у друга. В гостях у Дорошиной Ирина и познако­милась с Круговым. Полина Гавриловна сперва сильно осердилась, когда лучшая подруга увела у нее Алпка. Потом поостыла, попривыкла, и дружеские отношения возобновились.

— Скажите, — продолжала допрос следователь, — вы не замечали чего-то необычного в ее поведении? Осо­бенно в последнее время. Может быть, что-то измени­лось в доме?

— Обставлен у нее дом роскошно, — с застарелой завистью промолвила Пухова. — Ковры, хрусталь, ан­тиквария всякая... Кругов знал, куда целиться. А от­куда — непонятно. Вроде и зарплата не такая уж боль­шая... Ну, конечно, клиенты подбрасывают на чай, но такую обстановку на чаевые не купишь. Спросишь — только усмехнется загадочно: «Богатый дядюшка при­слал». И все. И молчок... Ну, я девушка деликатная — особо не допытывалась, хотя, конечно, любопытство разбирало. А в последний раз состоялся у нас такой разговор...

Как обычно, Ирина пришла без звонка, без приглаше­ния. Полина Гавриловна обрадовалась, быстро собрала на стол. Ирина хмурилась, она все еще переживала не­давнюю стычку с Крутовым.

— Поля, ты знаешь, что Алик стал ухаживать за твоей Таней?

Дорошина, конечно же, обо всем догадывалась: Кру­тов хищно поглядывал на расцветающую девушку еще тогда, когда жил у нее. Но чтобы узнать побольше от Ирины, она решила разыграть полнейшую неосведом­ленность.

— Алик?!. За Таней?!.

— Да.

— Ну, Ирка, ты совсем с ума сошла! Ха-ха! Нет, ты просто рехнулась!

— Угу!..

— Да не нужен он ей! Тыщу лет не нужен!

— Как видишь, нужен. Звонил он ей, в кино пригла­шал...

— Ну и что? Он приглашает каждую третью. Таня еще девочка, он для нее слишком стар. И если хочешь знать, у Тани есть мальчик. Она даже страдает по нему. Студент. Нищий студент!

— Ну, конечно! А тебе богатство подавай! Дорошина, зажмурившись, выпила рюмку коньяка,

закусила лимоном.

— Ирочка! Мне ничего не нужно. Мне моего богат­ства хватит. На Таню, на студента, на всех.

Пухова окинул» взглядом великолепно обставленную комнату.

— Да, есть на что посмотреть... Только неизвестно, откуда это все взялось?

— Ну зачем тебе, Ирочка, знать, откуда? Подарили. Можешь ты в это поверить?

— Н-нет, — качнула головой Пухова, наливая оче­редную рюмку. — За какие-такие заслуги?

— А за красивые глаза! — озорно подбоченилась Полина Гавриловна. — Ведь были же у меня когда-то красивые глаза?

— Были, — удрученно поддакнула Ирина, думая о своей незадачливой судьбе. — Когда-то были.

Дорошина вышла — в спальне звонил телефон. Че­рез неплотно прикрытую дверь оттуда доносилось:

— Да не скрываюсь я, с чего ты взял?.. Да, приго­товила... Нет, сегодня не могу. Гости у меня... Завтра? Завтра можно... А во сколько? Почему так поздно?.. Да ничего я не боюсь, с чего ты взял? Ладно, приду.

Вернувшись к столу, налила и выпила две рюмки подряд — одну за другой.

— Все, Ира! Вот и все. И конец...

— Кто это был? — спросила Пухова, протягивая ей шпротину на вилке.

 — Кто? — чуть помедлив, переспросила Дорошина. — Богатый дядюшка.

— Из-за океана? — ахнула Ирина.

— Зачем? Наш, советский. — И замолчала, погру­зившись в какие-то свои невеселые думы.

— Что-нибудь случилось, Поля? — участливо тро­нула ее за плечо Пухова.

— А? Что? — встрепенулась Полина Гавриловна.

— Я спрашиваю — случилось что-нибудь?

— Нет, нет, ничего — ответила Дорошина, снова впа­дая в состояние подавленности.

— ...Ну, вот, — закончила свой рассказ Пухова. — А потом все, потом она уже ничего не говорила. Только пила и плакала.