Король сунул ноги в мягкие туфли и пошёл вслед за Гаретом. От его спальни до выхода из дворца идти было довольно далеко, но он не торопился. Ему некуда было торопиться. Он исполнил всё, что хотел. Наказал обоих. Он не придумал ещё кары для Гарета, но даже то, что он сделал только что просто по наитию, уже было достойной местью: он заставил предателя кончить в момент, когда тот узнал о смерти любовника, и испытать наслаждение, насаживаясь на член убийцы… Возмездие вполне в духе короля-чародея. Бардам, слагающим в землях людей песни о несчастной любви и жестоких правителях, эта история понравилась бы. Жаль, что о ней никто не узнает…
Инген пересёк тёмный двор и поднялся на невысокое крыльцо, освещённое двумя факелами. Дверь в покои принца была распахнута, стражи не было: Инген давно отослал солдат. Он представил, как Гарет забежал сюда и начал метаться по комнатам. В отличие от него король знал, куда идти. Маленькая комната на втором этаже служила Ирсе, как он сам говорил, кабинетом, но там не было, пожалуй, ни одной книги, только несколько трактатов по тактике и стратегии да атласов. В центре стоял большой стол с разложенной картой и несколькими стульями вокруг.
Он ещё не успел войти туда, как в нос ударил запах смерти.
По белому мраморному полу разлилась большая лужа крови, багряно-чёрная в тусклом лунном свете, падавшем из окна. Инген даже не сразу сообразил, почему она стала такой огромной с момента его ухода: он убил брата одним ударом, и крови вытекло совсем немного. Когда он подошёл ближе, то понял, что Гарет, обнимавший тело любовника, тоже был мёртв. Он перерезал себе горло тем же обсидиановым ножом, который король оставил в ране, убив Ирсу.
Серебристо-белое тело Гарета было залито кровью, тонкие перепутанные косы лежали в багровой луже как чёрная паутина, унизанная алыми бусинами: жемчуг светился в лунном свете даже сквозь плёнку крови. Красное, чёрное и белое… Ингену вспомнился отрывок из старой легенды: «Три цвета будут у человека, которого я полюблю: волосы его будут цвета ворона…».
Инген склонился над сплетёнными телами, взял из руки Гарета нож и попытался оттереть его: красная кровь юноши сошла легко, а чёрная запёкшаяся кровь брата не поддавалась. Ничего, он успеет оттереть её после… Король сотворил простое заклинание и отправил послание верховному магу Тирнону, призывающее его в покои принца Ирсы. Инген чувствовал, что на пролитой крови и призрачно блестевшем чёрном обсидиане сплетается магия, но пока не мог понять, какая. Единственное, что он мог сказать точно: добра от неё не жди. Кровь, обсидиан и лунный свет могли слиться в страшное проклятие.
Он в последний раз взглянул на даже сейчас красивое лицо юноши. Почему Гарет сделал это? Инген сохранил бы ему жизнь… Потому что любил? Потому что не мог жить без того, кому принадлежало его сердце? Но разве он, Инген, не любил?! Или же он, король и чародей, любит не так, как другие, и его любовь так же страшна и жестока, как и его ненависть?
***
Жизнь в замке Ингена Чернокрылого стала для Сури привычной. Если подумать, она не сильно отличалась от той, что он вёл в Рингерайке: ему точно так же нельзя было выходить за пределы дворца, и он мог общаться только с очень ограниченным кругом лиц. Богатство комнат и роскошь одеяний не имели значения. Разве что обучение верховой езде и фехтованию немного отличало его жизнь от заключения в замке.
Король нашёл супругу новое применение: для изготовления амулетов и зелий ему иногда требовались магические компоненты, весьма опасные в использовании, но рядом с младшим принцем они становились совершенно безвредными. Оказалось, что легче потерпеть несколько минут его присутствие, чем накладывать десятки защитных заклинаний и проводить специальные ритуалы.
Сначала Инген приглашал принца в свой кабинет, и тот молча наблюдал за работой супруга; через некоторое время он стал доверять мальчику самому измельчить кристаллы в порошок, или развести порошок жидкостью, или смешать несколько ингредиентов в правильной пропорции — всё под бдительным надзором чародея. Сури выполнял всё очень аккуратно и тщательно, строго по описанию в книгах, чем изредка заслуживал сдержанную благодарность короля. В конце концов, Инген начал оставлять принца в кабинете одного. Доверие супруга, с одной стороны, льстило, с другой же, Сури было обидно видеть, как муж сбегает от него при первой возможности: он сам не испытывал никаких неудобств, находясь рядом с другими эльфами; ему даже сложно было понять, что их так пугает в нём.
Во время работы в кабинете они иногда разговаривали: Инген объяснял Сури свойства волшебных ингредиентов и особенности их взаимодействия. Тот всё запоминал, жалея лишь, что никогда не сможет увидеть этого сам. Однажды он осмелился робко заикнуться о том, что очень бы хотел посмотреть, как сотворяются заклинания или ещё что-нибудь магическое. Пока он видел очень мало: в основном то, как зажигают огни на улицах.
— Я не занимаюсь магией для развлечения, — резко ответил король. — Я не циркач, выступающий на городской площади.
— Простите, ваше величество, — Сури опустил глаза, уставившись в серебряную ступку, в которой он толок ярко-оранжевый порошок.
Инген лишь кивнул и пробормотал что-то неразборчивое, вернувшись к чтению свитка: он привык к супругу до такой степени, что мог даже читать в его присутствии, правда, только на другом конце большой комнаты. Через минуту он произнёс:
— Я собираюсь поехать в Онгвар: там открылся горный проход, из которого лезет надоедливая нечисть, вроде кобольдов и троллей. Проход надо будет закрыть, и действие магии будет видно издалека. Ты можешь поехать со мной, если хочешь.
Младший принц с надеждой поднял глаза на Ингена. Тот тут же добавил:
— Туда почти три дня пути. Я не буду брать с собой повозок, чтобы вернуться быстрее.
— Я научился сидеть в седле, — поспешно ответил мальчик.
— Посмотрим, продержишься ли ты три дня верхом, — усмехнулся король.
— Если вы считаете, что я доставлю вам неудобства в пути, то…
— Ты всегда доставляешь неудобства, — прервал его Инген.
Сури снова склонился над ступкой: в горле так защипало, что он не смог произнести даже «простите».
Король вдруг встал с кресла и подошёл почти вплотную к мальчику. Это потребовало от него дополнительных усилий: ему казалось, что он слабеет настолько, что сейчас упадёт, но он знал, что на деле это было не так. Всего лишь ощущения. Люди живут без магии и не падают. Есть и эльфы, которые живут без магии.
— Я не виню тебя, — сказал Инген. — Я вижу, что ты стараешься и делаешь всё, что можешь, чтобы быть хорошим супругом, но…
Он не окончил фразы, покачав головой. Сури, так и не подняв лица, частично скрытого упавшими вперёд распущенными волосами, произнес:
— Я виноват. Я бесполезен. Мужчины не могут родить наследника, и их берут в супруги, чтобы получить земли или заключить союз, я же не принёс вам ничего. Я только внушаю вам отвращение.
— Нет, — ответил Инген, кончиками пальцев подняв голову младшего принца за подбородок, — вовсе не ты внушаешь отвращение, а твои способности.
Мальчик посмотрел на него большими растерянными глазами. Инген никогда ни у одного эльфа не видел настолько непроницаемо чёрных глаз.
— Я надеюсь, — продолжил король, — что всё же смогу найти способ сделать наш брак законным. Я провожу кое-какие исследования, возможно, они увенчаются успехом.
— Я тоже на это надеюсь.
— Будь готов отправиться в путь через два дня, — распорядился Инген и покинул кабинет.
Они действительно съездили в Онгвар, и Сури своими глазами увидел, как Инген Чернокрылый использует свою устрашающую по силе магию. Само путешествие прошло подобно первому: принц-консорт ехал со своей свитой отдельно от эльфийской гвардии короля.
Инген не обманывал, когда говорил, что он рассчитывал на успех своих исследований. Он довольно много узнал об особенностях странных сил принца. Да, в книгах и летописях не было ни единого упоминания о том, что это проклятие могло быть преодолено, но никто ведь и не пытался… Тем более, никогда за дело не брался чародей, равный по силе королю тёмных эльфов. Инген уже научился наносить руны особым составом так, что они не исчезали в присутствии принца: они не сохраняли своих сил, но по крайней мере не стирались бесследно. Это был небольшой шаг вперед, и таких мелочей накопилось уже много.