Единственное, о чём Джонни подумал с большим сожалением, так это что шоу неизбежно повлечёт за собой для него весьма неприятные организационные последствия. А потому ему пришлось подумать об альтернативном способе наказания бессовестной сучки, поступившей с ним таким образом. Впрочем, ему было не привыкать. Катя была отнюдь не первая тупая пи*** в его жизни (и что-то подсказывало Джонни, как неприятно ни было ему это осознавать, не последняя), решившая: раз добрый человек, значит, безобидный лох, которого можно безнаказанно использовать! Предыдущие тоже, очевидно, так считали. Пока на них не обрушивался шквал звонков мужчин, откликнувшихся на размещённое во многих злачных местах объявление «оральные ласки (кое-где было написано более лаконично «сосу») за двести пятьдесят рублей». Заинтересованные мужчины спрашивали недоверчиво: ты чё, больная что ли, берёшь так дёшево?..
Джонни определился: Катины услуги будут предлагаться за двести рублей – цена входного билета в Третьяковку. Он будет её активно рекламировать. Был ли он настолько беден, что для него была ощутима потеря этой суммы? Естественно, нет. Но, как говорил главарь итальянской мафии в его любимой компьютерной игре, в которую Джонни играл десять лет назад: сумма тривиальна, оскорбление – нет.
Джонни был уверен: нельзя оставлять такое поведение без последствий. Иначе мразь получит положительное подкрепление и дальше использовать лохов вроде тебя. А так она, сучка, не сможет не почувствовать, откуда ветер дует и почему её наказали. И следующий раз, если не дура совсем, сто раз подумает, прежде чем так накосячить. Тем более, поскольку это её основной номер, просто тупо поменять симку не получится – слишком много контактов. Так что, как бы Джонни ни был ей противен, ей было бы приятнее, наверное, самой за двести рублей у него отсосать, чем теперь получить такие последствия.
Немного успокоившись и даже потирая руки в злорадном предвкушении предстоящей мести, Джонни не мог не подумать и о другом. Он был очень обидчив. Если он ничего не предпримет, то ему впоследствии жизни не даст одна навязчивая мысль о том, как его использовали. Потом, каждый радовался жизни как мог, как умел. Кто-то получал удовлетворение от путешествий по миру на личном самолёте или яхте, покупки дорогих автомобилей и прочих вещей, секса с роскошными женщинами. Ему же – неудачнику, постоянно огорчаемому царящей в мире несправедливостью, оставалось удовлетворять себя только местью. Ну и сексом с самим собой, разумеется.
Но теперь, когда Джонни определился с тем, как он отыграется на Кате за потраченные на неё двести рублей, а главное – за унижение, можно было подумать и о двухстах рублях, потраченных за себя. Как-никак, он в кои-то веки пришёл в этот замечательный музей. А ведь без Кати, наверное, он бы сюда ещё неизвестно когда выбрался, если собрался бы вообще! И Джонни принялся смотреть экспозицию.
На Джонни сразу же нахлынул поток воспоминаний. Мама с детских лет пыталась приучить его ценить высокое искусство, в том числе изобразительное. Она регулярно показывала ему старательно подшитые альбомы с репродукциями из журнала «Огонёк». И время от времени также водила его в Третьяковку. Если в ходе просмотра экспозиции в Доме художника на Крымском валу Джонни через какое-то время просто уставал и начинал умоляюще («ну когда же мы уйдём отсюда?») смотреть на маму, по-прежнему увлечённо рассматривавшую экспонаты, то в Третьяковке он чувствовал себя иначе.
Теперь, оглядываясь далеко назад, в те трудные годы детства (а когда, собственно, его жизнь была лёгкой?!), он воспринимал экспозицию Третьяковки как своего рода проективный тест. Пытаясь заглянуть в психику человека, его могут попросить что-то нарисовать. Предполагается, что нарисованное им может рассказать важные вещи о том, что не лежит на поверхности, а скрыто в глубинах подсознания. Джонни никогда не умел рисовать. Однако находил весьма показательным то, на что он обращал внимание. Ему бросались в глаза определённые темы, которые играли определяющую роль в его жизни даже тогда, когда они не находились на первом плане.
Главными среди таких тем были темы страха и смерти. Страха Смерти. Старуха с косой словно постоянно улыбалась ему с полотен великих мастеров. Она смотрела на Джонни глазами седого стрельца с картины Сурикова, из обессиленной руки которого солдат выхватил свечу. Рассудок стрельца помутился от ужаса грядущей казни, он даже не замечает припавших к нему детей.
Страх смерти также смотрел на Джонни глазёнками ребёнка с картины Брюллова «Последний день Помпеи». Ребёнок тянется к своей мёртвой матери, которая, вероятно, вместе с ним выпала из колесницы и разбилась, ударившись головой о мостовую. Напуганное дитя, вероятно, ещё не способно осознать в полной мере, как скоро все они будут поджарены в потоке кипящей лавы.
Ужас заглядывал в самую душу Джонни прекрасными чёрными глазами княжны Таракановой с работы Флавицкого, которая ещё утонуть не успела, а ею уже собрались полакомиться крысы.
Уже тогда, в детстве, Джонни понимал, как для него выглядит самый ужасный кошмар. Это когда ты чувствуешь, что скоро умрёшь, но уже ничего сделать нельзя. Ему то и дело снились такие сны. То он стоял не железнодорожных путях, и никак не мог вскарабкаться на платформу. Джонни видел, как неумолимо приближается поезд, понимал, что сейчас его внутренности будут размазаны по рельсам, словно паштет, и... просыпался в холодном поту. Или Джонни во сне стоял на середине проезжей части, на него ехал автобус, а он не мог сдвинуться с места и опять-таки просыпался в ужасе.
Тогда же, в ранних классах школы, несмотря на отсутствие формальных знаний, Джонни начал интуитивно понимать разницу между страхом и тревогой. Тревога – это тот самый предсмертный ужас из будущего, перенесённый твоим сознанием в настоящее. Самые пугающие моменты для Джонни в те годы были связаны с байками, которые ему рассказывала двоюродная бабка, одноклассники (сами-то, как впоследствии понял Джонни, не верили, гады, просто издевались!) и другие «доброжелатели» о том, как иностранцы и прочие враги в метро и других общественных местах колют советских детей отравленными шприцами. Джонни, который был с детства очень доверчивым, не мог не воспринимать эти истории всерьёз. Тем более, это подкреплялось реальной историей, рассказанной Александром Мироновичем, мужем двоюродной бабки, любившим изучать всякие происшествия. Как раз примерно в тот период, а именно 7 сентября 1978 года, болгарские спецслужбы при технологической поддержке КГБ устранили в Лондоне болгарского диссидента Георгия Маркова. При помощи хитрого устройства, замаскированного под зонтик, они всадили ему заряд рицина во внешнюю часть правого бедра. У Георгия Маркова поднялась температура, и через три дня он умер в больнице. Даже если бы врачи знали, с чем имеют дело, они не смогли бы ему помочь. Рицин блокирует посредством деактивации рибосом синтез белка из аминокислот в организме человека. При смертельной дозе в пару миллиграмм для взрослого, это вещество во много раз токсичнее легендарного цианида калия («цианистый калий»).
Естественно, после таких историй пугливому и впечатлительному мальчику Джонни было чего бояться. Не смея отказаться, он каждый раз с ужасом, словно казни, ожидал поездок на метро (по словам двоюродной бабки и одноклассников, по большей части детей кололи ядовитыми шприцами именно там). Но самые драматические переживания начинались тогда, когда Джонни укалывала, как иногда случается, наверное, со всеми, его собственная одежда. У него сразу возникала паническая мысль «это всё», начинала кружиться голова, становилось дурно. Естественно, срочно приходилось возвращаться домой, где Джонни сразу же укладывали на кровать и принимались успокаивать. Но вызывать скорую помощь мама категорически отказывалась. Как Джонни понял впоследствии, она опасалась, что не найдя у пациента достаточных физических причин для объяснения такого состояния, врачи поставят психиатрический диагноз, который тяжким клеймом ляжет на всю его оставшуюся жизнь. Сама мама Джонни видела причину в излишней мнительности ребёнка, подслушивавшего разговоры взрослых. И после каждого панического приступа у Джонни тщательно перепрятывала подшивки журнала Здоровье, в котором, несмотря на оптимистичное название, было достаточно описаний симптомов различных болезней.