Пролежали полчаса — самолет кружил, то улетал, то возвращался. Вполне возможно — кто-то слышал стрельбу и сейчас пытается выяснить, в чем дело. Проклятые твари, израсходовали по ним ленту, два пистолетных магазина — и без толку. Убитые твари — это не в толк, мы были вынуждены стрелять, ничего с них не взяли и обозначили свое присутствие для противника.

Самолет улетел.

Я описал рукой круг над головой — общий сбор.

— Начались поиски. Надо ждать, что начнется прочесывание.

И осмотрелся по сторонам. Все это было дико, понимаете — дико. Мы знали, что и как делать — но мозг не желал мириться с дикостью происходящего. Десятилетиями страна посылала нас сражаться за океан — и мы сражались. Мы сражались в Европе, в Корее, во Вьетнаме, в Ираке, в Афганистане. Мы знали что должны делать — и мы делали это. Патрулирование, засады, обстрелы. Десантные операции, стелящиеся над землей вертолеты под музыку «Валькирий». Жестокие перестрелки в городах, мгновенные — несколько секунд — и несколько трупов — Багдад, Баакуба, Тикрит. Но все время мы возвращались. Иногда страна ждала нас иногда нет. Но в нашей стране, в Соединенных штатах Америки — был мир, эта земля просто не знала что такое десантная операция или зачистка. И мозг просто не желал включаться, когда ты осознавал что все это — не учения, что это всерьез и надо выходить из-под удара. Что вон то небольшое поселение, кондоминиум — там либо мертвецы, либо собаки, либо что еще хуже — засада.

— Предлагаю уходить на север. Пойдем в обход.

— Почему бы не на запад? Этого они еще меньше ждут — они ждут, что мы пойдем на восток или северо-восток.

— На западе — их логово, забыл? Ты помнишь, в какую сторону летели вертолеты? Мы должны проскочить между двумя векторами: на Западе их гнездо, на востоке — Форт Брэгг. Так у нас будет свобода выбора…

Разговор прервало хлопанье вертолетных лопастей. Вертолет и не один.

— Придется побегать. Кадет, ты как?

— Сэр!

— Тогда за мной.

На их месте я бы поступил классически — молот и наковальня. Пулеметные засады — и мобильные группы, загоняющие нас на них. Поэтому, пробежав пару миль — я свернули все-таки на Восток, потом — снова на север и еще раз — на восток. По дороге нам попались две речушки — и мы использовали их для того, чтобы хоть как-то замести следы и уйти от преследования. Открытые участки местности пересекали бегом, потому что иного выхода не было, неслись как кони, в любую минуту ожидая что спереди, от новой лесной опушки ударит пулемет. Иногда Озказьян оставался позади нас — один и прикрывал наш пробег, а мы потом прикрывали его. Один раз вертолет прошел в опасной близости от нас — это тоже был Ястреб — но мы так и не поняли, сумел он нас засечь или нет. На всякий случай — снова резко сменили направление движения, уходя на запад — еще и для того чтобы обойти населенный пункт. В любом случае — за все время, пока мы бежали, выбиваясь из сил — мы ни разу не вошли в непосредственный контакт с силами прочесывания и так и не установили достоверно — какого черта тут делали вертолеты. Отстреляли нескольких одержимых — удалось сделать бесшумно и без риска для себя…

Под конец — мы загнанно остановились на очередной лесной опушке.

— Майор?

— Черт я на занятиях по выживанию так не бегал.

— Велосипед бы…

— Где ты сейчас возьмешь велосипед? Сержант?

— Пока жив.

— Кадет?

— Сэр, еще миля и я сдохну.

Аналогично. Больше — мы не пройдем, резервы исчерпаны. Надо остановиться, поискать, где мы встанем на ночлег. Потому что рука уже не выдерживает, при таких экстремальных нагрузка первыми начинают «сыпаться» самые слабые звенья, что человеческие, что машинные. В данном случае — мя рука которая уже пульсирует. Вряд ли гангрена, все таки новейшие антибиотики и спирт должны дать о себе знать, да и укус небольшой, там нет отмирающих тканей. Но все равно — пот для раны тоже нехорошо…

— Я тоже скоро сдохну. Надо искать, где встанем.

— Оторвались?

— Ночью…. узнаем.

Да уж, непременно узнаем…

— Двигаемся дальше. Надо пройти еще милю, потом устроимся на ночлег.

— Сэр…

Как ни странно — этот приглушенный голос сержанта испугал меня, да и не только меня больше — чем крик. Это значило — что рядом кто-то есть, и если и идти вперед — так очень осторожно…

Сержант бы у самой опушки леса, он молча показал вперед, когда мы подошли ближе. Я посмотрел — и не поверил своим глазам.

Перед нами был луг — даже не луг, а поле, большое и совсем недавно скошенное. От нас оно уходило вниз с небольшим уклоном и так получилось — что мы могли его просматривать на очень дальнее расстояние. До ближайшего лесного массива было миль пять, он едва угадывался на горизонте тонкой зеленой прерывистой линией. И мили четыре было до фермы — большой фермы, с двухэтажным домом, с большой старомодной выгородкой для скота — загон, защищенный забором и большой, несколько квадратных миль, огороженный колючей проволокой выгон — проволока, которой был окружен выгод, повторяла изгибы отвоеванного у леса пространства. Там же стояли: трактор и большой, тяжелый пикап — с такого расстояния невозможно было различить какой именно. Но в загоне — был скот. Живой мясной скот! Самые настоящие коровы, быки — и не видно было, что они истощены и их никто не кормил…

— Снайпер! — доложил Озказьян, устроившийся со своей винтовкой — на крыше одного из зданий снайпер с винтовкой. Винтовка гражданская… охотничий карабин. Одет в камуфляж, отсюда плохо видно.

Еще бы… четыре мили дальность.

— Второй… у трактора. Вооружен, то-то делает с трактором… Вооружен винтовкой. Больше никого не наблюдаю.

— Собаки?

…

— Не наблюдаю.

А вот одержимые были — в дохлом виде, висели на проволоке и лежали рядом. В одном месте было заметно, как скот не подходит к этому месту, боится. Скорее всего — застрелили недавно и не успели убрать.

Из заповедной зоны мы вышли. Получается — перед нами был фермерский анклав, сумевший сохранить нормальную жизнь каким-то чудом. Да, им сейчас некуда продавать мясо — пока некуда — но зато им не надо платить банкам кредит за землю, и вообще они теперь свободны как ветер. Земля в округе теперь — их, причем столько, сколько они смогут обработать и защитить от набегов одержимых. Рано или поздно — закончится эпопея с одержимыми, Тим надо просто перезимовать и на следующий год они, люди на этой ферме станут одной из колыбелей новой жизни. Это — если те кто засел к западу отсюда не придумают нечто новенькое…

Сухой, едва слышный треск автоматной очереди привлек наше внимание. Видно было плохо даже майору, с его оптическим прицелом на винтовке, а нам — и вовсе, лишь едва заметное шевеление каких-то точек.

— Тот, кто копался у трактора теперь целится куда то из М16. Второй… на крыше, тоже целится. Одержимый. Кажется на них вышел одержимый, но я него не вижу. Собака! У них есть собака! Большая собака на поводке!

Собака сейчас, тем более, если это охотничья и выдрессированная собака — великое благо. Собачий нос чувствительнее человеческого в сотню раз, если ее надрессировать на запах одержимого — она предупредит тебя, а может и спасет твою жизнь, остановив атаку. Правда, если у них есть сторожевая собака — к ферме мы подойти не сможем.

Придется сидеть до темноты…

Вечером, оседлав лошадь, один из фермеров выехал в объезд своих владений, причем находился он по ту сторону ограждения. Сначала мы подумали, что он слишком рискует, отправляясь в такое путешествие один — но потом увидели собаку. Большая черная собака бежала рядом с конем на поводке…

Конь шел медленной иноходью, далеко выбрасывая ноги, было видно, что это не рабочая лошадь, а скаковая, пусть и не самой лучшей породы. Вероятно, всадник хотел проверить — не разрушено ли где ограждение через которое на территорию фермы могут проникнуть звери или одержимые. Раньше это ограждение, судя по небольшим изоляторам, было под током, так часто делают фермеры — пускают ток небольшого напряжения по изгороди — но сейчас вряд ли, электричество если и есть — то вырабатывается от дизеля, а дизель надо питать солярой или бензином, а соляра и бензин сейчас большая ценность. Поэтому — вся защита выгородки сейчас — это колючки на проволоке, легкий забор, защищающий островок сохранившейся нормальной жизни от наступающего со всех сторон безумия.