А если подстрелят? Не простим ведь себе.

Вернулся Родерик. И сказал то, что я и предполагал услышать.

— Сэр, след потерян. Вышли из реки и… все.

Глупость вообще это была — идти непонятно за кем. Может, оно и к лучшему что потеряли…

— Тогда прокладывай новый курс. Идет в Форт Брэгг.

На тварей мы нарвались под утро — прошли от моста примерно восемь миль, решили встать лагерем, отдохнуть. Это и спасло — если бы шли на расстоянии друг от друга — не спаслись бы, сбили бы с ног и сожрали…

Собаки…

Даже не знаю, откуда взялось их столько. Напали молча, услышали мы их поздно. Только дыхание, едва слышное, шорох лап по тропе и яростная, неукротимая злоба — в каждом движении.

— Контакт с тыла!

Они шли по нашему следу — как мы поняли потом. Наверняка сожрали убитых нами одержимых — но то ли мало им этого показалось, то ли просто решили поохотиться. Короче говоря — они бросились в погоню за нами.

В тот момент на мне были очки ночного видения — на единственном из всех. И все что я успел сделать — это вскинуть пистолет и включить прицел — на Мк23 есть специальный режим, невидимое прицеливание, луч виден только в очках. И начать стрелять, не поддавшись оцепенению от того что увидел.

Собак было не меньше двадцати. Первым бежал доберман — машина для убийства, короткая шерсть, почти нет ушей, пасть в оскале зубов. Следом — и вовсе что-то, похожее на волка, мохнатая здоровая тварина. Остальных я не видел, да и некогда было смотреть.

Первая пуля попала доберману в грудь, мне некогда было выцеливать голову, потому что расстояние отделяющее его от меня он мог пробежать за несколько секунд! Но тварь продолжала бежать — инерция несла ее вперед! Вторая пуля досталась «волку» — тут доберман споткнулся, упал под ноги волка — и волк легко перепрыгнул его! Попадание было то ли по касательной, то ли просто адреналин не давал остановиться. Спасло меня то, что я вспомнил совет первого полкового оружейника и инструктора по стрельбе, выучившего этому делу многих, в том числе и меня. Он говорил: когда на тебя бежит кто-то, неважно человек ли зверь, может получиться так, что он успеет добежать до тебя, прежде чем твои пули не только попадут в него, но и собьют с ног. В этом случае бить надо по ногам, или по тазовым костям, если то что к тебе приближается передвигается на двух ногах, а не на четырех. Потому что без ног — идти просто невозможно…

Третья пуля ушла мимо, но попала в кого-то, кто бежал позади, четвертая перебила волкодаву оду из передних лап — и он споткнулся, а остальные наседали, сбивая его с ног. Расстреляв все что было пистолете, я выставил вперед руку, подставляя ее под клыки — и в этот момент рядом веером, неприцельно, открыл огонь пулемет…

Что-то ударило в меня — тяжелое настолько, что я не удержался на ногах, упал на спину. Руку, которую я подстивавил на растерзание пронзила боль, левой я зацепил висящий на поясе с другой стороны второй пистолет — тот что я отнял у копа — и вдруг челюсти разжались, а навалившаяся на меня тварь завизжала — как и полагается визжать собаке, когда ей очень больно, обижено и звонко. И ослабла — так ослабла, что я сбросил ее и вскочил на ноги, выхватывая пистолет. Высадил целый магазин — и только тогда понял, что стрелять больше не в кого…

Зрелище, особенно если смотреть в очки ночного видения, которые не разбились — было поистине страшным. Пулемет остановил стаю — покрошив собак в мясо, в живых не осталось ни одной. От парного, мутного запаха крови и мяса, смешанного с запахом пороха, мутилось в голове, подступало к горлу. Черт, даже твари — так не атакуют, все видел — и все равно — хреново.

Звенело в ушах — пулемет оглушил.

— С тыла чисто!

— Кадет, ты цел?

— Да, сэр… — дрожащим голосом отозвался пацан.

Я обернулся, увидел в его руке нож — и понял, что он сделал. Увидел я и собаку — еще один доберман, если бы кадет не ударил ее ножом, она вполне могла сломать мне руку своими челюстями. А это в такой как сейчас ситуации — почти кранты.

Да и сейчас — не шоколадная конфета.

— Капитан, сильно?

Тварь цапнула от души — в свете инфракрасного фонаря выглядело не так страшно, но болело просто адски. Моей ошибкой было то что я встал на дежурство с одним пистолетом, посчитав что он бесшумный и для пары одержимых его хватит, тем более что одержимые тут не слишком активные. Но того что на нас попрет стая обезумевших псов — этого я не предусмотрел.

— Надо сворачиваться. Нашумели.

— Сначала надо посмотреть вашу руку, сэр. Сержант, кадет — сворачивайте лагерь. Смотрите по сторонам!

Командование принял на себя Озказьян — и получилось это у него на пять баллов. В такой ситуации кто-то должен командовать — иначе начнется паника. А мне сейчас — не до командования, мне бы понять смогу ли я стрелять в ближайшее время.

Антибиотик из аптечки, потом перевязка — черт его знает, как это обернется потом. Руку вряд ли потеряю, тем более что тварь всего лишь укусила, рвануть как следует не успела — кто в теме тот поймет. Но все равно — предельно мерзко.

— Как то раз я попал в такую же ситуацию капитан… — сказал Озказьян, занимаясь моей рукой — это тоже был чертов доберман. Собака-убийца, всем кому нужен убийца, которого нельзя осудить — покупают себе добермана. Чертовы твари. Хлебните, сэр.

— Не надо. Где это произошло?

— В Панаме, верней чуть южнее Панамы. Не спрашивайте, правду все равно сказать не смогу. Этого нет в моем личном деле.

— Да какая сейчас разница…

— Э, нет… — рассудительно сказал майор, заканчивая с перевязкой — разница есть и большая. Все то что тогда творилось — имеет значение и теперь. Если бы было по-другому — мы бы не сидели сейчас в такой заднице. И дальше оно будет иметь значение. Потому что кроме как военным, больше власть брать — некому. А в нашей среде все это имеет большое значение. И без срока давности.

— Военным. Какая нахрен сейчас власть.

— Рано или поздно она все равно будет. Без власти совсем — жить нельзя, а сейчас не до двухпалатного конгресса.

Забыл упомянуть, что все это время я думал — что быстрее сломается — зубы или челюсть. Потому что эта тварь питалась явно не Педигри, она питалась мясом одержимых, и это гнилое мясо застряло у нее в зубах. Если не обработать рану как следует — то можно остаться и без руки. Да, у нас были антибиотики из армейского комплекта — но как показал Ирак, в этом случае нет ничего лучше старого доброго спирта или пороха. Решили ограничиться спиртом, благо он у нас тоже был…

— Кажется, все… Как самочувствие?

— Лучше бы эта тварь отгрызла все нахрен.

— Еще не поздно — сказал Родерик, уже сменивший ленту в пулемете и наблюдавший за обстановкой. Он схватил мой пулемет — в то время как я стрелял из пистолета. Еще един мой прокол…

Мы вскочили — даже не вскочили, буквально взвились в воздух…

— Проверка бдительности.

— Черт, сержант… — сказал Озказьян — за неимением военной полиции я следующий раз просто набью тебе морду.

Вышли на рассвете. Поменяться с сержантом оружием я наотрез отказался и упорно тащил пулемет. Хоть и не такой тяжелый как стандартный М240, специально модифицированный для лазанья по афганским горам — но все же пулемет. Опасаясь, я спрятал пистолет и теперь шел с пулеметом — хрен с ней со скрытностью, если тут бродят стада таких вот тварей…

Откуда они взялись? Да очень просто — сбившиеся в стаю псы, как бездомные так домашние. Слабых постепенно съели, остались сильные. Бездомные научили домашних выживать. Постепенно стая стала вести себя как и полагается — метить охотничью территорию и защищать ее, совершать набеги на соседние. Похоже, что мы прошли по их территории — и собаки атаковали нас, чтобы защитить ее. Людей они уже не боялись, и сколько таких собачьих стай в городах и вообще в мире — известно одному Богу…

— Воздух!

Мы были не на открытой местности, нас более-менее прикрывали деревья — но все равно попадали кто где был, накрылись сетями. Судя по звуку — не вертолет, а легкий самолет. Таких самолетов — полно, и на любой из них за день работы можно присобачить разведывательный контейнер. Так делали во Вьетнаме — судя по всему, так придется делать и теперь. Как только эта тварь улетит — надо увеличить скорость движения, ползем как беременные черепахи, экономим силы. Если нас все же засекут — то начнут прочесывать местность…