Тоня остановилась у середины дороги:
– Ну, сейчас побежим: раз, два, три. Ловите! – И сорвалась вихрем вперед. Быстро-быстро замелькали подошвы ее ботинок, синий жакет развевался от ветра.
Павел помчался за ней.
«В два счета догоню», – думал он, летя за мелькающим жакетом, но догнал ее лишь в конце просеки, недалеко от станции. С размаху набежал и крепко схватил за плечи.
– Есть, попалась птичка! – закричал весело, задыхаясь.
– Пустите, больно, – защищалась Тоня.
Стояли оба, запыхавшиеся, с колотившимися сердцами, и выбившаяся из сил от сумасшедшего бега Тоня чуть-чуть, как бы случайно, прижалась к Павлу и от этого стала близкой. Было это одно мгновение, но запомнилось.
– Меня никто догнать не мог, – говорила она, освободившись от его рук.
Сейчас же расстались. И, махнув на прощанье кепкой, Павел побежал в город.
Когда Павел открыл дверь в кочегарку, возившийся уже у топки Данило, кочегар, сердито обернулся:
– Ты бы еще позднее пришел. Что, я за тебя растапливать буду, что ли?
Но Павка весело хлопнул кочегара по плечу и примирительно сказал:
– В один момент, старик, топка будет в ходу. – И завозился у сложенных в штабеля дров.
К полуночи, когда Данило, лежа на дровах, разразился лошадиным храпом, Павел, облазив с масленкой весь двигатель, вытер паклей руки и, вытащив из ящика шестьдесят второй выпуск «Джузеппе Гарибальди», углубился в чтение захватывающего романа о бесконечных приключениях легендарного вождя неаполитанских «краснорубашечников» Гарибальди.
«Посмотрела она на герцога своими прекрасными синими глазами...»
«А у этой тоже синие глаза, – вспомнил Павел. – Она особенная какая-то, на тех, богатеньких, не похожа, – думал он, – и бегает, как черт».
Углубившись в воспоминания о дневной встрече, Павел не слышал нарастающего шума двигателя; тот дрожал от напряжения, громадный маховик бешено вертелся, и бетонная платформа, на которой стоял он, нервно вздрагивала.
Павка метнул взглядом на манометр: стрелка на несколько делений перемахнула вверх за сигнальную красную линию.
– Ах ты, черт! – сорвался Павел с ящика и бросился к отводящему пар рычагу, повернул его два раза, и за стеной кочегарки сипло зашипел выпускаемый из отводной трубы в реку пар. Опустив вниз рычаг, Павка перевел ремень на колесо, двигающее насос.
Павел оглянулся на Данилу; тот безмятежно спал, широко разинув рот, и выводил носом жуткие звуки.
Через полминуты стрелка манометра возвратилась на старое место.
Расставшись с Павлом, Тоня направилась домой. Она думала о только что прошедшей встрече с этим черноглазым юношей и, сама того не сознавая, была рада ей.
«Сколько в нем огня и упорства! И он совсем не такой грубиян, как мне казалось. Во всяком случае, он совсем не похож на всех этих слюнявых гимназистов...»
Он был из другой породы, из той среды, с которой до сих пор Тоня близко не сталкивалась.
«Его можно приручить, – думала она, – и это будет интересная дружба».
Подходя к дому, Тоня увидела сидящих в саду Лизу Сухарько, Нелли и Виктора Лещинских. Виктор читал. Они, видимо, ожидали ее.
Поздоровалась со всеми, присела на скамью. Среди пустого, легкомысленного разговора Виктор Лещинский, подсев к Тоне, тихо спросил:
– Вы прочли роман?
– Ах да, роман! – спохватилась Тоня. – А я его... – Она чуть не сказала, что книга забыта у озера.
– Ну, как он вам понравился? – Виктор внимательно посмотрел на нее.
Тоня подумала и, медленно чертя носком ботинка по песку дорожки какую-то замысловатую фигуру, подняла голову и посмотрела на него:
– Нет, я начала другой роман, более интересный, чем тот, что вы мне принесли.
– Вот как, – обиженно протянул Виктор. – А кто автор? – спросил он.
Тоня посмотрела на него искрящимися, насмешливыми глазами:
– Никто...
– Тоня, приглашай гостей в комнату, вас ожидает чай! – позвала стоявшая на балконе мать Тони.
Взяв под руки обеих девушек, Тоня направилась к дому. А Виктор, идя сзади, ломал голову над сказанными Тоней словами, не понимая их смысла.
Первое, еще не осознанное, но незаметно вошедшее в жизнь молодого кочегара чувство было так ново, так непонятно волнующе. Оно встревожило озорного, мятежного парня.
Была Тоня дочерью главного лесничего, а главный лесничий был для него все равно, что адвокат Лещинский.
Выросший в нищете и голоде, Павел враждебно относился к тем, кто был в его понимании богатым. К своему чувству подходил Павел с осторожностью и опаской, он не считал Тоню, как дочь каменотеса Галину, своей, простой, понятной и недоверчиво относился к Тоне, готовый дать резкий отпор всякой насмешке и пренебрежению к нему, кочегару, со стороны этой красивой и образованной девушки.
Целую неделю не виделся Павел с дочерью лесничего и сегодня решил пойти на озеро. Пошел нарочно мимо ее дома, надеялся встретить. Медленно идя вдоль забора усадьбы, в самом конце сада заметил знакомую матроску. Поднял лежащую у забора сосновую шишку, бросил ее, целясь в белую блузку.
Тоня быстро обернулась. Заметив Павла, подбежала к забору. Весело улыбнулась, подавая ему руку.
– Наконец-то вы пришли, – обрадовано сказала она. – Где вы пропадали все время? Я была у озера, книгу там забыла. Думала, вы придете. Идите сюда, в сад.
Павка отрицательно махнул головой:
– Не пойду.
– Почему? – Брови ее удивленно поднялись.
– Да отец-то ваш, пожалуй, ругаться станет. Вам же и попадет за меня. Зачем, скажет, такого обормота привела.
– Вы чепуху говорите, Павел, – рассердилась Тоня. – Идите сейчас же сюда. Мой отец никогда ничего не скажет, вот вы сами увидите. Идемте.
Она побежала, открыла калитку, и Павел не совсем уверенно пошел за ней.
– Вы любите читать книги? – спросила она, когда они сели за круглый, вкопанный в землю стол.
– Очень люблю, – оживился Павел.
– Какая из прочитанных книг вам больше всего нравится?
Павел, подумав, ответил:
– «Джузеппа Гарибальди».
– «Джузеппе Гарибальди», – поправила Тоня. – Вам очень нравится эта книга?
– Да, я его шестьдесят восемь выпусков прочел, каждую получку покупаю по пять штук. Вот человек был Гарибальди! – с восхищением произнес Павел. – Вот герой! Это я понимаю! Сколько ему приходилось биться с врагами, а всегда его верх был. По всем странам плавал! Эх, если бы он теперь был, я к нему пристал бы. Он себе мастеровых набирал в компанию и все за бедных бился.
– Хотите, я вам покажу нашу библиотеку? – сказала Тоня и взяла его за руку.
– Ну нет, в дом не пойду, – наотрез отказался Павел.
– Отчего вы упрямитесь? Или боитесь?
Павел посмотрел на свои босые ноги, не блиставшие чистотой, и поскреб затылок:
– А меня мамаша или отец не попрут оттуда?
– Бросьте наконец эти разговоры, или я окончательно рассержусь! – вспылила Тоня.
– Что ж, Лещинский к себе в дом не пускает, в кухне беседует с нашим братом. Я к ним ходил по одному делу, так Нелли даже в комнату не пустила, – наверное, чтобы я им ковры не попортил, черт ее знает, – улыбнулся Павка.
– Идем, идем. – Она взяла его за плечи и дружески втолкнула на балкон.
Проведя его через столовую в комнату с громадным дубовым шкафом, Тоня открыла дверцы. Павел увидел несколько сотен книг, стоявших ровными рядами, и поразился невиданному богатству.
– Мы сейчас найдем для вас интересную книгу, и вы обещайте приходить и брать их у нас постоянно. Хорошо?
Павка радостно кивнул головой:
– Я книжки люблю.
Провели они несколько часов очень хорошо и весело. Она познакомила его со своей матерью. Это оказалось не так уж страшно, и мать Тони Павлу понравилась.
Тоня привела Павла в свою комнату, показывала ему свои книги и учебники.
У туалетного столика стояло небольшое зеркало. Подведя к нему Павла, Тоня, смеясь, сказала:
– Почему у вас такие дикие волосы? Вы их никогда не стрижете и не причесываете?