Керженцев с насмешкой произнес:

– Да, но ведь вы-то не Монтегюс.

– Но и вы не Ленин, Платон Михайлович, – сказал я самым вежливым тоном, попрощался и ушел.

В этой атмосфере надо было жить и творить, привлекать композиторов, уговаривать их писать советскую джазовую музыку и выступать с ней на эстраде. Атмосфера для творчества, прямо надо сказать, не очень-то благоприятная».

Утесов как-то рассказывал кинорежиссеру Леониду Марягину: «До войны было принято гулять по Кузнецкому. Вот поднимаюсь я как-то днем по Кузнецкому, а навстречу по противоположному тротуару идет Керженцев Платон Михайлович. Тот самый, который закрыл и разогнал театр Мейерхольда. Увидев меня, остановился и сделал пальчиком. Зовет. Я подошел. «Слушайте, Утесов, – говорит он, – мне доложили, что вы вчера опять, вопреки моему запрету, исполняли «Лимончики», «С одесского кичмана» и «Гоп со смыком». Вы играете с огнем! Не те времена. Если еще раз узнаю о вашем своеволии – вы лишитесь возможности выступать. А может быть, и не только этого», – и пошел вальяжно сверху вниз по Кузнецкому.

На следующий день мы работали в сборном концерте в Кремле в честь выпуска какой-то военной академии. Ну, сыграли фокстрот «Над волнами», спел я «Полюшко-поле». Занавес закрылся, на просцениуме Качалов читает «Птицу-тройку», мои ребята собирают инструменты… Тут ко мне подходит распорядитель в полувоенной форме и говорит: «Задержитесь. И исполните «Лимончики», «Кичман», «Гоп со смыком» и «Мурку». Я только руками развел: «Мне это петь запрещено». – «Сам просил», – говорит распорядитель и показывает пальцем через плечо на зал. Я посмотрел в дырку занавеса – в зале вместе с курсантами сидит Сталин. Мы вернулись на сцену, выдали все по полной программе, курсанты в восторге, сам усатый тоже ручку к ручке приложил.

Вечером снова гуляю по Кузнецкому. Снизу вверх. А навстречу мне – сверху вниз – Керженцев. Я не дожидаюсь, когда подзовет, сам подхожу и говорю, что не выполнил его приказа и исполнял сегодня то, что он запретил. Керженцев побелел:

– Что значит «не выполнили», если я запретил?

– Не мог отказать просьбе зрителя, – так уныло, виновато отвечаю я.

– Какому зрителю вы не могли отказать, если я запретил?

– Сталину, – говорю.

Керженцев развернулся и быстро-быстро снизу вверх засеменил по Кузнецкому. Больше я его не видел».

Когда в 1930 году Утесов приехал на гастроли в Москву, то для выступлений ему предложили мюзик-холл, находившийся на Триумфальной площади. Когда-то здесь был цирк Никитиных – тот самый, который описал Булгаков в своем «Мастере и Маргарите». Именно здесь Воланд провел сеанс черной магии. Сегодня на этом месте находится Театр сатиры.

Программа была новой. Она называлась «Джаз на повороте». Зрителям был обещан сюрприз, и слово свое Утесов сдержал. После выступления и прекращения оваций зрители закричали: «А где сюрприз?!» Тогда их попросили выйти на улицу, где они увидели на фасаде театра большой киноэкран, а на нем – продолжение концерта. «Великий немой» еще не заговорил, но теа-джазовцы установили рядом с экраном специальный патефон, при помощи которого кинокадры сопровождались музыкой из только что увиденного концерта. Это привело зрителей в восторг, и они аплодировали не меньше, чем в зале.

Когда в кино возник звук, встал вопрос о создании музыкальной кинокомедии. Режиссер, которому позволили бы возглавить это мероприятие, нашелся далеко не сразу, но в итоге им стал Григорий Александров. В ту пору ему не было еще и тридцати лет. Его артистическая судьба до этого времени складывалась достаточно пестро. Он работал помощником костюмера, потом декоратором в Екатеринбургском оперном театре. Параллельно учился на курсах режиссеров рабоче-крестьянского театра, организованных Луначарским в самом начале двадцатых годов. В 1921 году оказался в Москве, где был замечен Сергеем Михайловичем Эйзенштейном. Уже в 1925 году в фильме Эйзенштейна «Броненосец "Потемкин”» Александров был ассистентом режиссера.

Знакомство Григория Васильевича с постановками «Теа-джаза» убедило его в музыкальном таланте Утесова, и режиссер привлек его к работе над фильмом.

В 1932 году в ленинградской квартире Леонида Осиповича состоялась его встреча с Дунаевским и приехавшим из Москвы Александровым. Всех троих объединило огромное желание создать комедию, полноправным действующим лицом которой стала бы музыка. В день встречи они даже придумали название – «Джаз-комедия».

Позже, вспоминая это время, Александров напишет: «Для всех нас это был еще неизведанный жанр… Задумавшись над новой проблемой, я понял, что в создании музыкальной комедии основную помощь нужно ждать от композиторов… Знакомясь с активом композиторов тех времен, я остановился на Дунаевском, писавшем тогда главным образом для театра. В его музыке я сразу почувствовал то «снайперское попадание» в жанр, те качества, которые мне казались необходимыми для музыкальной кинокомедии. Для работы над сценарием я пригласил Владимира Масса и Николая Эрдмана. Так создался первый авторский коллектив для первой советской музыкальной кинокомедии. Большую роль в создании музыкального сценария сыграл Леонид Утесов, который руководил единственным, пожалуй, тогда эстрадным оркестром. Мы долго обсуждали вопрос о том, какова должна быть музыка в нашем новом фильме – на каждом шагу нас настигали нерешенные проблемы. В нашем кино еще не было подобного опыта».

Позже Утесов и Александров поссорились, и каждый из них пытался доказать, что именно он стал инициатором создания «Веселых ребят». На самом деле эта заслуга принадлежала руководителю советской кинематографии Борису Захаровичу Шумяцкому Весной 1932 года, специально приехав в Ленинград, он посетил теа-джазовский спектакль «Музыкальный магазин», а потом зашел в гримерную к Утесову и сказал: «А знаете, из этого можно сделать музыкальную кинокомедию. За рубежом этот жанр давно уже существует и пользуется успехом. А у нас его еще нет». В тот же вечер начались переговоры, в результате которых и был снят фильм «Веселые ребята».

Шумяцкий легко согласился со всеми предложениями Утесова, кроме одного – пригласить в качестве композитора фильма Исаака Дунаевского. Он считал Дунаевского композитором «непролетарским». Но в те годы начальство еще шло на компромиссы. «Берите своего Дунаевского, – сказал наконец Шумяцкий, – но режиссера фильма дам я». Именно он и предложил сделать режиссером будущего фильма Григория Александрова, только что вернувшегося из Америки.

Так как создаваемая кинокомедия родилась из утесовского «Музыкального магазина», то ее главным героем стал молодой музыкант-любитель Костя Потехин.

В мае 1932 года, в день первой встречи создателей будущего фильма, никто еще не говорил о том, что Утесов будет играть в нем главную роль. Но всем было ясно, что основой фильма должна быть музыка. «По этому поводу мы можем быть спокойны, – сказал Григорий Васильевич, обращаясь к Утесову. – Ваши ребята могут сниматься хоть завтра, даже без репетиции». Тогда же впервые возникла идея назвать фильм «Веселые ребята».

«Музыкальный магазин» увидел свет в 1933 году. Леонид Осипович считал его самым значительным своим успехом в джазе. Этот успех был бы невозможен без замечательного выдумщика, неистощимого импровизатора и экспериментатора Арнольда Григорьевича Арнольда. Это он первый придумал в цирке водную феерию, балет и цирк на льду, придумал сценический псевдоним Кио и поставил иллюзионную программу. Это он изобрел финал первой программы «Теа-джаза», заканчивавшейся песней «Пока, пока, уж ночь недалека».

Арнольд Григорьевич решил, что действие спектакля утесовского джаза будет происходить среди музыкальных инструментов в музыкальном магазине. Там появлялись разные персонажи. Например, продавец. Им по замыслу должен был стать простой парень, насмешливый и с хитрецой, под видом шутки говорящий некие музыкальные истины. В его маске можно было вступить в полемику с деятелями РАПМ (Российской ассоциации пролетарских музыкантов), высмеять их догматизм, их нежелание считаться с музыкальными вкусами людей, нетерпимость к чужим мнениям, их неспособность понимать, чувствовать и творить лирику. Имя ему дали Костя Потехин.