Управляющий судорожно сглотнул, но промолчал. И правильно. Вздумай он вякнуть хоть слово поперек, Аля бы точно его чем-нибудь навернула. Не из вредности. Из принципа.

Она здесь главная. И ее слово — закон. А любой, кто будет против, или станет вслух сомневаться, получит по рогам. Мгновенно.

Так что управляющий правильно промолчал.

Есть, есть у воров какой-то инстинкт самосохранения.

А Аля задумалась над серьезной проблемой.

Она ведь многого не знает. Цен на товары. Зарплат слугам. Да вообще почти ничего. И Марта тут не подмога. Она добрая, уютная… но она всю жизнь при Лилиан. Не прислуга. Член семьи. Своей — и то не завела. Поэтому…

— Нянюшка, милая, а есть у нас в деревне те, кто… как бы сказать… не обязательно из крестьян?

Марта потерла лоб и сообщила, что вот, хорошая женщина, вдова Эмма Матти. Вдова бывшего управляющего. Вроде как городская, жизнь повидала…

И Аля хищно потерла ладошки.

Это было то, что нужно.

Если женщина была женой управляющего, дурой она быть не может. Или может? Судить об этом рано. Для начала надо бы с ней поговорить.

— Нянюшка, а как бы ее сюда пригласить?

Марта подумала и предложила съездить в деревню.

Аля тоже подумала. И решила — не переломится.

— Нянюшка, уборка прекрасно пойдет и без нас. А мы с тобой пока съездим в деревню. К этой самой вдове Матти. Ага?

— Да, Лилюшка, да как же… — привычно заохала Марта.

Аля оборвала ее одним движением поднятой вверх ладони.

— Надо. Едем.

— Тогда я прикажу заложить карету?

Марта вышла. А Аля еще раз обвела взглядом слуг. Построить их по всем правилам еще раз?

Обязательно!

— если кто наивно думает, что я вернусь и все забуду, и можно разгильдяйствовать, пока меня нет — срочно передумайте. Выгоню без выходного пособия. — И поняв, что употребляет слишком сложные слова, добавила — На конюшне запорю! Убью лентяев!!! Ясно!?

Рык вышел истинно командирский. Прапорщик Свириденко рыдал бы горючими слезами умиления. А Аля ухмылялась про себя.

Я вас тут научу сапоги чистить с вечера и утром надевать на свежую голову… раздяи…

Самое главное, что никто, вообще никто не нашел ничего странного в ее поведении.

Аля улыбалась. И вспоминала маму, которая была мудрой женщиной. В том числе часто говорила так: « дорогу закрывают стереотипы».

Аля сначала не понимала. А потом спросила. Она как сейчас вспоминала тот разговор. Они на кухне, пекут вкуснющий торт-муравейник — и болтают ни о чем. Аля режет тесто, а мама запихивает противень в духовку.

— Мам, а почему ты так относишься к тете Кате?

Катерина Петровна — соседка. Мама всегда рада ее видеть, но почему-то у Али остается впечатление, что с теть Катей разговаривают, как и с ней самой. Как с ребенком.

— Потому что она зашоренная.

Мама запихивает противень и проверяет сгущенку. Банка варится.

— Катя хороший человек, но она не видит того, что выходит за пределы ее жизненного опыта.

— Это как?

— Вот так. Она привыкла к миру вокруг. Если ты девочка, то в юбке. Если мальчик — то военный. Если генерал — то всегда прав.

— а разве не так?

— Алечка, Аленький мой, запомни. Если ты говоришь — так должно быть — ты перекрываешь себе все остальные варианты. Вот смотри. Идет по улице мужчина в юбке. Что ты подумаешь?

— Что он дурак.

— Вот. А он может быть шотландцем. Может сбежать от любовницы. Может у него украли все штаны и он был вынужден ее одеть. Или он актер и бежит на спектакль… понимаешь?

— Да. Я назвала один вариант.

— А их миллионы. У тети Кати он тоже только один. Не уподобляйся ей, хорошо?

— постараюсь.

А вечером мама приносит книгу про Шерлока Холмса. И Аля буквально проглатывает ее от корки до корки. Но почему-то ей хочется стать не сыщиком, нет. А доктором.

А мама добивает:

— Хороший врач должен предусмотреть ВСЕ варианты. Вообще все. А не только самый вероятный. И не быть зашоренным.

Аля запоминает это. Накрепко.

— Госпожа?

И Аля обнаруживает, что стоит на чертовой средневековой кухне и улыбается. А служанки почему-то не шустрят с уборкой.

Марта трогает ее за локоть…

Девушка еще раз рявкает в том смысле, что заставит всех языком пол вылизывать — и выходит. К крыльцу.

Там уже стоит поросячье-розовая карета. С золотом, козе понятно. Что она из себя представляет?

Да четырехугольник. Правильный. Квадрат на колесах. Про рессоры умолчим, чтобы враги не узнали. Окна задернуты занавесками и затянуты чем-то вроде пергамента. Ну да. Стекол почти нет, кто ж их на карету переводить будет?

Четыре лошади выглядят настолько усталыми, что Але их от души жалко. Лошадей она любила. И сейчас профессионально могла осмотреть каждую.

Что и сделала.

Упс!

Как интересно.

— Почему лошадь до сих пор не подковали?

Две лошади оказываются без одной подковы, у третьей язва на шее… четвертая дышит с хрипом и явно простужена.

Конюх, он же кучер, что-то мямлит про неудачи в жизни и плохие погодные условия. Аля меряет его железным взглядом.

— Где ближайший кузнец?

Выясняется, что ближайший кузнец есть в деревне. Ибо сдался он в замке. Шум, гам, железяки разные…

Что ж.

Заодно надо бы и травок прикупить — на припарки и отвары.

Интересно, есть здесь знахарки в округе?

Аля вздыхает — и пытается залезть в экипаж.

И тут ее настигает первый подвох.

Ступеньки не предусмотрены, а сама она ногу задрать не может. Не та пока еще растяжка. Колеса-то здоровые, ей до бедра. На помощь приходит Марта, подставляя скамеечку. И Аля утрамбовывает тушку в карету, едва не оставляя на дверце платье.

Нет, надо худеть…

Марта хочет сесть рядом с кучером. Но Аля решительно машет ей рукой — мол, в карету.

Служанка повинуется и не решается сесть на грязно-розовое, с золотом, бархатное сиденье.

Аля усаживает ее силой.

— нянюшка, прекрати.

— Да мне не пристало…

— Ближе тебя у меня человека нет. И тебе не пристало? Глупости!

Марта бормочет что-то про честь, которую она не заслужила, но Аля обнимает няньку и целует ее в щеку.

— Нянюшка, ты мне ближе матери родной…

Слезы умиления. Занавес.

* * *

Аля впервые выехала из родимого замка. И смотрела на него снаружи. М-да.

Ну вот если только на халяву! А лучше бы и с приплатой этот кошмар вернуть продавцу!!!

Другого слова не было. Снаружи Иртон-Кастл выглядел еще хуже, чем изнутри. Камни торчали жалко, раствор явно выкрашивался, от замковой стены остались ошметки, ров… мост кажется, даже не поднимался.

Это как?

А война? Набег? Налет? Залет?

Короче — защищаться — КАК!?

Или тут все срочно дали клятву не убивать?

Верилось плохо. Армии тут нет. Телефонов тоже. Службы 911 еще не изобрели. Спасать некому. А самой… значит — самой. И задача получалась двойной. Отмыть изнутри. Укрепить снаружи.

Как?

Не знаю. Главное — начать. Ввяжемся в заварушку — и по обстоятельствам, по обстоятельствам!!!

Аля улыбнулась про себя, не желая наружать душевный мир Марты.

Она вспомнила, как мама рассказывала эту историю. Аля была еще ребенком, лет пять-шесть, мама шла домой вечером с работы. Отец ее встретить не успевал. Напал на хрупкую женщину хулиган, ну она его немножечко и… покритиковала. Муж чему-то ж научил. Пара вывихов, несколько ушибов… главное — ввязаться в заварушку, а там по обстоятельствам. И маленькая дочь, услышав этот рассказ, наивно и громко спросила:

— Мама, а ты ему все обстоятельства отбила?