Он со стоном прижался лицом к ее шее.

— Я не могу, Меган!

Его проблемы не интересовали ее.

— Разумеется, можешь. Ты сам говорил, что можешь.

— Тогда я мог. А теперь… О, Господи!

Он дернулся один раз, другой — и снова замер неподвижно. Сейчас его движения уже не причиняли боль, но Меган была слишком рассержена, чтобы заметить это.

— Я выхожу из себя, Девлин. Если ты не хочешь иметь дела с рыдающей, вопящей женщиной, тогда…

— Если быть до конца откровенным, то я задолжал тебе самое главное удовольствие. Раз уж ты зашла так далеко, то могла бы и…

— Я не собиралась заходить так далеко, и ты знаешь об этом! — прошипела она.

Молодой человек приподнялся на руках, и Меган наконец смогла увидеть, как он расстроен. Чувство вины терзало его гораздо сильнее, чем ее слова, а в своем теперешнем нетрезвом состоянии он не мог как следует владеть собой.

— Тогда ты должна была уйти, когда я предупредил тебя!

— Правильно. — Меган больше не сдерживалась. — Сними с себя ответственность, почему бы и нет?

— Если бы я собирался так поступить, то не предложил бы тебе выйти за меня замуж.

— Ты прекрасно знаешь, что я не могу выйти замуж за конюха! Мой отец никогда этого не допустит.

— Наоборот, — самым самоуверенным тоном возразил молодой человек. — Уверяю тебя: когда выяснятся все обстоятельства, то твой отец будет целиком и полностью согласен, так что не используй этот случай как повод для отказа.

— Не смей рассказывать ему о том, что сделал со мной! Не смей никому рассказывать! Ничего не случилось.

— Меган, ты не можешь делать вид…

— Я могу делать все, что мне нравится, и если мне нравится продолжать жить так, как если бы этого не случилось, то я так и сделаю.

— Прекрасно! Попробуй!

Девлин откатился в сторону и поднялся на ноги. Теперь он больше не шатался. Меган поднялась почти с такой же быстротой и несколько секунд ошеломленно наблюдала за свидетельствами его преступления, которые она могла видеть… и ощущать. Девушка только что занималась любовью и все же была полностью одета; ну, скажем, почти полностью. Натянув панталоны, Меган подошла к дверям и откинула задвижку. Она не удостоила Девлина даже взглядом, но он наблюдал за ней, погрузившись в тяжелое раздумье.

— Когда ты образумишься, милочка, ты знаешь, где меня можно найти, — сказал он ей в спину.

— Ты будешь в аду прежде, чем я снова приду к тебе за чем бы то ни было.

С этими словами девушка вышла, так и не оглянувшись. Девлин с рычанием ударил кулаком по ближайшей стене, а потом вернулся в свою комнату и уничтожил оставшиеся запасы бренди.

Глава 25

Меган оставалась в своей комнате трое суток. Она размышляла, хотя прислуга шепталась, что на нее просто плохо действует погода. Но человек с таким живым, нетерпеливым характером не смог бы вынести большего. Что ж, она совершила ошибку. Но это не конец света; по крайней мере, еще не конец. Судьба не могла быть настолько жестока к Меган, чтобы покарать ее за одно-единственное отступление от благочестия. Девушка всем сердцем верила в это, но прежде чем радоваться, ей нужно было подождать, пока не появятся настоящие основания для радости.

Тем временем она вернулась к своим обычным повседневным занятиям, за одним важным исключением. Меган на время оставила верховые поездки и вообще любые занятия, которые могли бы привести ее в конюшню. Разумеется, из-за этого ей приходилось сидеть дома, а терпеть это в течение долгого времени тоже становилось невыносимо.

В конце концов девушка упаковала дорожный чемодан и отправилась погостить к Тифани под тем предлогом, что им нужно обсудить бесчисленное количество планов для предстоящей поездки в Лондон, а это легче сделать, если они будут вместе. В этом не было ничего необычного. На протяжении нескольких лет девушки часто гостили друг у друга. Поездка не могла вызвать никаких замечаний и вовсе не означала, что Меган от чего-то убегает. Такое впечатление могло сложиться только у нахального конюха, а девушке было в высшей степени все равно, о чем он может подумать.

По крайней мере, до тех пор, пока на второй день Девлин не объявился возле дома Тифани и не попросил разрешения поговорить с Меган. Очевидно, ее отсутствие в конюшне не беспокоило его, пока девушка оставалась дома, но теперь она уехала, и ему сразу же захотелось что-то сказать по этому поводу.

Разумеется, Меган отказалась видеть его. И Девлин ушел (что еще ему оставалось делать?), не оставив записки, что означало, что никаких серьезных дел у него не было. Но молодой человек вернулся на следующий день, и Меган поняла, что он явно не желает сдаваться, не высказав свое мнение. Однако Меган тоже умела быть упрямой. Она не хотела и слышать о Девлине.

Неприятность заключалась в том, что это новое состязание взаимных упрямств нельзя было скрыть от посторонних. Среди слуг Тифани начались разговоры. Тифани сама умирала от любопытства, а ее дворецкий, всецело находившийся на стороне хозяйки, начал бросать на Меган неодобрительные взгляды.

Но она смогла сравнительно легко переносить все это. Упрямства ей было не занимать. Однако имелись и другие, ее собственные сложности, ибо, несмотря на все, что произошло, девушка начинала скучать по Девлину. Ей не хватало их постоянных схваток. Ей не хватало его самого; ей всегда доставляло удовольствие видеть его — независимо от того, насколько сильно она на него сердилась.

Но Меган по-прежнему не принимала Девлина у Тифани. Она не собиралась возвращаться домой, где молодой человек смог бы получить доступ к ней, где он мог бы выслеживать ее до тех пор, пока она не сказала бы ему напрямик, что ему не о чем беспокоиться и что их опрометчивость не привела к нежелательным результатам.

Меган даже не винила его в том, что произошло. Она винила собственное любопытство и винила собственное тело, которому слишком нравилось то, что он с ним делал. Девушка винила ту часть себя, которая позволила ему учить ее целоваться, хотя здравый смысл с самого начала противился этому.

— Ты когда-нибудь собираешься рассказать, почему так разозлилась на него? — спросила Тифани как-то за ленчем, уже после того, как Меган в девятый раз приказала передать Девлину, что не хочет его видеть.

— Разве я выгляжу обозленной?

— Нет… Но, наверное, ты все-таки злишься. Почему же тогда ты не хочешь поговорить с ним?

Меган попыталась отделаться от этой темы.

— Ты же сама советовала мне держаться от него подальше, разве не помнишь?

— А как часто ты следовала моим советам? — возразила Тифани. — Ну же, расскажи, почему ты прячешься здесь.

— Я не прячусь.

— Ты же говоришь со своей лучшей подругой.

Меган вздохнула. Поразительно, что Тифани терпела так долго. Но, по крайней мере, в своей исповеди Меган могла выбирать между двумя постыдными переживаниями, и первое теперь казалось далеко не таким шокирующим, как второе.

— Этот человек считает, что он мой отец.

— Ах, оставь, — фыркнула Тифани. — Его интерес к тебе не может быть отцовским.

— Но в данном случае так оно и было, — настаивала Меган. — Он заявляет, что за мной нужно присматривать, и он подкрепил свое намерение принять на себя эту роль… дисциплинарными мерами. Он… он…

— Что он сделал? — нетерпеливо подбодрила Тифани.

Меган уставилась в свою тарелку. Ее щеки стала заливать краска.

— Он отшлепал меня.

— Что он сделал?

— Он перебросил меня через колено и…

— Я знаю, как это делается! Но как он… Он же всего лишь… Как он осмелился?

— С легкостью. Девлин ведет себя не так, как обязан вести, и поступает соответственно. В нем нет почтительности, как, впрочем, и подхалимства. Думаю, в этом заключается одна из причин его очарования. Он не вписывается в привычный порядок вещей. Он слуга, но такой слуга, который не выполняет приказаний, которого нельзя рассчитать и который обладает большим высокомерием, чем десять помпезных лордов, вместе взятых.