— И в самом деле? — поддержал Борис Климкин.

Такой совет они держали не раз. Как коммунисты, единомышленники. Их всего трое. Маленькая группа. Но разве не из маленьких ручейков вырастают реки!

Соревнование — и рычаг, и точка опоры. Это знает командир. Знает и то, что сила его как руководителя — в опоре на коммунистов, в слитности с ними. И еще в том, что они, эти трое, ведут за собой актив, а с его помощью — всю роту…

На собрании равнодушных не было. И не только потому, что вопрос волновал каждого, а и потому, что готовили его основательно. И командир, и замполит, и секретарь комсомольской организации, и активисты переговорили почти с каждым. Беспокойство, боль командира стали беспокойством и болью солдат.

Выступали кратко, деловито и горячо. Давали слово научиться метко поражать «бегунки». Вносили предложения, критиковали тех, кто учится без напряжения, товарищам не помогает, с прохладцей соревнуется в поле по задачам и нормативам.

— Сделаем так, — подвел итог командир роты. — Поскольку главная наша слабинка — «бегунки», нажмем на них.

На очередных занятиях и в последующем гвардии старший лейтенант, а по его примеру и командиры взводов, отделений отмечали именно тех воинов, которые наиболее удачно поражали «бегущие фигуры». Воины соревновались между собой, отрабатывали именно этот элемент упражнения.

А потом замполит пригласил членов редколлегии стенной газеты:

— Хорошо бы улучшить содержание материалов. То, что имена и фамилии в газете, неплохо. Но этого мало. Кто у нас лучше всех этих «бегунков» поражает? Покажите его. А главное, пусть сам выступит, секреты свои раскроет. Да снимочек поместите в газете. Не просто портрет. Это не так выразительно. На огневом рубеже сфотографируйте. Как говорят, с пылу, с жару. Тут вам и оперативность, и содержание, и наглядность.

И действительно, когда выполнили совет политработника, около стенгазеты больше народу стало собираться. Посмотрят на яркую, динамичную фотографию отличных огневиков, прочтут рассказ об их опыте, попросят самих мастеров огня поподробнее прокомментировать написанное — и глядишь, кое-что извлекут. Тут же беседа завязывается, советы даются. А потом, в поле, все это практикой проверяется, ею же закрепляется. Боевой настрой создается.

Боевой настрой. Соколовы не раз убеждались в том, что этот настрой создается не только яркими беседами, не только хорошо организованными собраниями, не только призывами. Все это важно и необходимо. Но любому коммунисту, а тем более тому, кто всегда рядом с солдатом, всегда на виду, ничем не заменить силу личного примера. Ведешь огонь на стрельбище и, кажется, чувствуешь, ощущаешь на своей спине взгляд подчиненных, комсомольцев. А вернешься — эти взгляды тебе в глаза, в упор. И ты слышишь их молчаливый вопрос: «Как дела, коммунист Соколов?»

А сейчас, когда у сердца новый партийный билет, как-то по-особому понимаешь, насколько обострилось чувство ответственности, насколько тяжелее стала командирская ноша, ноша бойца-коммуниста…

Уже позади были месяцы напряженных тренировок, учений и походов. Но это были обычные походы и обычные стрельбы. Сегодня же — итоговые, проверочные. Как и всегда, накануне были собрания коммунистов, комсомольцев, всего личного состава. Длинных речей не было. Рота должна подтвердить звание отличной. Иначе нельзя. Коммунисты полка решили — быть полку второй раз отличным. А раз так, надо отличным стать батальону, роте, отделению, каждому, кто наметил себе этот рубеж.

На стрельбище, перед самой проверкой, гвардии старший лейтенант спросил своего замполита:

— Ну, как настрой?

Он имел в виду всю роту. Знал, конечно, как настроены люди, но хотел убедиться еще раз.

— Боевой, — ответил гвардии лейтенант.

— Тогда пошли. Наша очередь — первая.

Сначала они шагали рядом. А потом один из них свернул влево. Вскоре их уже не было видно. На стрельбище вдруг наступила тишина. Но она властвовала недолго. Лежа за укрытием, гвардии старший лейтенант, склонив голову набок, одним взглядом охватил поле «боя». Где-то сейчас появятся мишени. Там, впереди. Но где? Автомат наготове. Командир роты знает, что неподалеку, слева, тоже из-за каменной стенки смотрит его замполит. И вот нарушена тишина:

— В атаку — вперед!

Они одновременно выскакивают из-за укрытия. Оба сейчас думают об одном: впереди — «противник», а позади — их бойцы. И оба знают: победа коммунистов, — значит, победа роты. Промахнуться? Права на это не дано…

Гвардии старший лейтенант видит две маленькие мишени. Это пехота за бруствером. Рассыпается по полю гулкая короткая очередь. И как эхо — вторая. Это почти одновременно ударил по мишеням гвардии лейтенант Соколов. Покорно падают цели, сраженные метким огнем.

— Газы, — доносится новая команда.

Несколько секунд — и противогаз надет. Труднее наблюдать за полем «боя», видимость ограничена. Зрение напряжено до боли. Командир роты спешит вперед, а сам внимательно смотрит сквозь очки. Тяжелее стало дышать.

Вдали показались две «бегущие фигуры». Сейчас они скроются. Не зевай, командир. Офицер камнем падает наземь, мгновенно изготавливается. Очередь… Вторая… И эти мишени падают. Вновь наступила тишина. А потом радостное:

— Упражнение выполнено отлично.

Борис Климкин и его заместитель, редактор ротной стенгазеты сержант Виктор Подкосов, на огневой рубеж выходили тоже вместе. Вместе в атаку шли. И стреляли так же уверенно, как Соколовы. Еще две отличные оценки появились на счету роты.

Гвардии старший лейтенант немного беспокоился о рядовом Невмянове. Скоро — его очередь. Не промазал бы. Вспомнились недавние стрельбы.

Как и всегда, командир первым выполнил упражнение. Оценка — отлично. А у Невмянова — промах. Тренировался много, а вот — неудача. Подошел к нему ротный:

— Волновались, наверное, слишком, а?

— А может, автомат не пристрелян, товарищ гвардии старший лейтенант, — попытался было оправдаться солдат, — или цели бегут с повышенной скоростью?

— Не то, совсем не то. — Соколов взял автомат. — Оружие отличное, и мишени сверх нормы не торопятся. Как положено, так и бегут. Впрочем, сейчас проверим.

А потом солдаты увидели, как он не спеша изготовился, открыл огонь, как падали мишени. С первой очереди поражал их коммунист.

— Отличное оружие! — повторил Соколов, вручая автомат Невмянову.

Ничего не сказал больше командир. Он-то хорошо знал, что тут слова ни к чему. Уже все сказано. И еще (офицер был уверен в этом) солдату доскажут, что надо, его товарищи.

Правда, потом, на занятиях по огневой подготовке, на тренировках, гвардии старший лейтенант внимательней присмотрелся к воину, заметил, что он неточно берет упреждение, потому и промахивается. Потренировал его, посоветовал поучиться у отличных огневиков.

И вот сейчас с нетерпением ожидал результата.

Не подвел командира солдат: отлично выполнил упражнение.

Но это было лишь начало испытаний. Главный экзамен состоялся ночью на ротных тактических учениях с боевой стрельбой. Проверялась не только огневая, но и тактическая выучка, умение управлять в сложной обстановке огнем и маневром. Воины роты, действуя стремительно и умело, поразили во время атаки на несколько мишеней больше, чем положено для отличной оценки.

Когда вернулись в казарму, командир роты заметил на столе письмо. Показал замполиту. Прочитали обратный адрес: из Армении. Фамилия знакомая — Ширинян. Уж не Самвела ли родители? Распечатали. Так и есть. Родные солдата интересовались, как служит их сын.

— Что ответим? — Замполит вопросительно посмотрел на командира.

— Пиши потеплее. Так, мол, и так. Механик-водитель боевой машины гвардии рядовой Самвел Ширинян отличился на учениях, что он молодец. Ну не мне тебя учить.

— Первым делом, надо сейчас же прочитать это письмо всем. И ответ прочитать. Пусть знают, — добавил замполит.

Ротный утвердительно кивнул и добавил:

— А еще сообщи, кто за отличную учебу отпуск домой получил.