Мы с Морозовым остались в коридоре и на ходу обсуждали, как избавиться от неожиданной визитерши.

— Во-первых, это надолго. Во-вторых, боюсь, в этом случае надо «скорую» вызывать.

— Да хоть Службу спасения! На фига мне такой подарок?

— Андрюша, солнышко, ты идешь? — послышалось из кухни.

— Иду.

— Слушай, а может, ты от меня что-то скрываешь? Может, она не сумасшедшая поклонница? Может, я чего-то не знаю?

— И кому из вас надо вызывать «скорую»? Тебя иногда невозможно несет. Ты хоть сама понимаешь, что говоришь?

— Ладно, иди очаровывай.

— А ты?

— Вообще-то, по-хорошему, мне надо собираться в редакцию. Подписание договора — вещь ответственная. Да и не стоит мне сейчас портить отношения с Алиной.

Ситуацию спас очень вовремя позвонивший Валера Килеев. Поговорив с ним, Морозов обратился к странной визитерше:

— Видите ли, выяснилось, что послезавтра мы уезжаем на месяц на гастроли. Думаю, нам стоит отложить этот разговор и, разумеется, ваш переезд. А пока возвращайтесь домой.

Он чувствовал себя неуютно, постоянно запахивая халат все глубже и пряча ноги под стол. Он не привык показываться перед посторонним в «разобранном виде» и оттого не мог сосредоточиться. Морозов старался не смотреть на гостью, отводил от нее взгляд и рассматривал кухонную плитку.

— Ты лжешь! Это неправда! Ты играешь в спектаклях в Москве и не можешь уехать. Меня не обманешь! Думаешь, я ничего не знаю?!

— Но существуют два состава. В таком случае один уезжает на гастроли, другой остается в Москве.

— Я вам… тебе позвоню. — Кажется, она поверила.

Морозов еле выпроводил ее. Мы облегченно вздохнули.

— Но как ты теперь будешь ездить в театр? Не ровён час — столкнетесь. Она же тебя просто «пасет». Ее способностям может позавидовать любой агент «наружки».

— Что-нибудь придумаю. Ты не опаздываешь?

— Вроде бы нет.

Мы быстро что-то перекусили, собрались, и каждый поехал по своим делам. Морозов довез меня до метро. Морозный декабрьский воздух щипал лицо. Уже ощущалось преддверие Нового года. Праздничная атмосфера окутала город и действовала расслабляюще, не давая сосредоточиться на делах, хотя оставалось еще две недели до тридцать первого. Наиболее практичные люди уже погрузились в предпраздничные хлопоты.

В редакцию я забежала буквально на полчаса, подписала все бумаги, перекинулась рабочими фразами с коллегами и понеслась дальше. Должна же я оправдывать свое прозвище Шаровая Молния.

У Морозова вечером были съемки. Так что если он приедет, то не раньше двенадцати. Потом перезвонил и сказал, что будет на площадке до упора, так что приедет не раньше двух. Я набрала Анютин номер. В последнее время мы как-то особо сдружились, хотя и раньше были не чужими. Так бывает: наступает период, когда именно с этим человеком ты общаешься больше, чем с кем-либо, именно теперь у вас находятся общие темы для разговоров, общие интересы, именно сейчас вы помогаете друг другу и доверяете больше, чем кому-либо. Хотя круг близких друзей и так невелик, кажется, что именно теперь этот человек поймет тебя лучше, чем кто-либо, поможет и подскажет, как жить дальше, примет тебя такой, какая ты есть.

— Я хотела бы заехать к вам на неделе. Как ты на это смотришь?

— Да приезжай хоть завтра, — радостно заявила Анюта.

— Ладно. Но я предварительно позвоню. Ты же понимаешь.

— Я все понимаю.

— Я вас обнимаю. Привет Толику.

— Обязательно.

Мы поговорили еще какое-то время и договорились, что я завтра приеду, если не случится каких-нибудь непредвиденных авралов. Положив трубку, я занялась домашними делами, которых за эти дни накопилось невпроворот.

Вечером Морозов приехал уставший и раздраженный.

— У тебя все нормально?

— Все, — непривычно резко ответил он.

— Есть хочешь?

— Уже нет.

— Ты можешь разговаривать со мной иначе?

— Я нормально разговариваю.

— Послушай, у меня тоже бывают сложные времена и загруз по самое не могу. Но мне тогда…

— Лучше не попадаться под руку. Знаю. Так что не задавай мне, пожалуйста, глупых вопросов из серии «Что случилось?» и «О чем ты сейчас думаешь?».

Я вздрогнула. Вот оно, началось.

— Захочешь есть, дорогу на кухню знаешь. Я пошла спать.

Мне надоел этот тупой, бессмысленный диалог. Любой вопрос воспринимался в штыки. Пусть уж лучше побудет наедине с собой. Может, что-нибудь умное придумает.

— Тебе завтра вставать? — спросила я, когда Морозов через какое-то время пришел ко мне и юркнул под одеяло.

— Да, в восемь. Кстати, мне еще попадались публикации о юбилее вашей газеты.

— Что пишут?

— Светская хроника почти всегда ссылалась на твою подругу. Правда, в конце оговаривалось, что до Андрея Морозова не дозвонились, поэтому оставляют этот факт без комментариев.

— И что ты на это скажешь?

— Хорошая реклама. Кстати, завтра надо будет встретиться с Вадимом.

— По поводу?

— Ресторанной кампании. Помнишь, я тебе говорил?

— Обязательно завтра?

— Да. В пять в театре.

— Почему в театре?

— Потому что завтра у меня спектакль и на разъезды времени особо нет. А сроки уже поджимают.

— Хорошо. — Я закрыла глаза и мгновенно заснула.

Утром я пыталась восстановить хронологию происшедшего. Пыталась сложить все в одну картинку, но не всегда получалось. День прошел в общем-то бестолково. То ли от вчерашнего «вторжения», то ли от ворчалок Морозова, до сих пор ощущалась какая-то подавленность и усталость. А может, просто погода менялась. Надо было собираться. Предстояла встреча с Вадимом, и я наконец должна была для себя решить: соглашаться мне с ним работать или нет. И чего я согласилась на эту кампанию с друзьями Морозова? С другой стороны, чего я психую? Можно подумать, первый раз такими вещами занимаюсь.

Весь день я слонялась по квартире, не находя сил заняться чем-либо. А если за что-то и бралась, все валилось из рук, так что я решила бросить эту затею и продолжала балбесничать.

Приложив невероятные усилия, я заставила себя собраться и выйти на улицу, где безумствовал снегопад и уже разливались сумерки.

Морозов был в театре. Как всегда, точен и собран. Было видно, что он устал. Хотя люди непосвященные принимали эту «заторможенность» за вальяжность.

— Сейчас подойдет Вадим. Он предупредил, что может задержаться. А вот и он.

Морозов представил нас друг другу, после чего повел какими-то неведомыми закоулками в театральный буфет. Мужчины решили пообедать. Мне есть не хотелось. Я ограничилась кофе, как меня ни уговаривали.

Вадим не был глянцевым красавцем, он обладал совершенно непримечательной внешностью. Есть такие люди — вроде нет ничего особенного, а общее сочетание черт лица, мимики, выражения глаз делают их неотразимыми, запоминающимися.

Средний рост, обычное телосложение не выделяли Вадима из толпы. Светло-русые, скорее даже пепельные, волосы обрамляли круглое лицо. Чуть опущенный книзу кончик носа, словно капля, с широкими крыльями и серые глаза — совершенно обычная внешность. Но было в нем что-то, притягивавшее взгляд. Он держался просто и естественно, что, безусловно, располагало собеседника. Не будучи актером, он умело играл голосом: менял тембр и интонации. Я наблюдала за Вадимом, Морозов — за мной. Вадим пытался оценить, какое впечатление он произвел на меня и не является ли Морозов его соперником. Похоже, что все мы играли в какую-то игру и никто толком не знал правил, вернее, каждый трактовал их как хотел.

Вадим довольно четко обрисовал перспективы своего будущего заведения и мои задачи. Дополнительных вопросов практически не потребовалось. Да и о цене мы договорились почти сразу. «Вменяемость» заказчика меня искренне радовала. Но что-то было не так.

Я долго не могла понять, в чем причина какого-то необъяснимого дискомфорта при общении с этим Вадимом. Потом неожиданно поняла. Наверное, я боялась себе в этом признаться и гнала эту мысль от себя. Впервые за время нашего знакомства с Морозовым я поняла, что могу изменить ему. Я вздрогнула лишь от мысли об этом и тут же попыталась ее прогнать. Было поздно. Вадим «поймал волну».