— Ничего. Кручусь, как могу. Ночью из командировки вернулась.

— Морозов, говорят, свой проект задумал.

— А что?

— Но он же у меня должен играть.

— Стоп. Ты его кинул, ввел Антонова, никому ничего не сказав. Да еще наплел что-то про финансовую несостоятельность спонсоров. Я, конечно, понимаю: против Михалыча не попрешь.

— Откуда ты знаешь про Михалыча?

— От верблюда. У нас длинные руки. Но должна тебе сказать: так не делают. Мы расставили все точки над i. Теперь каждый занимается своим делом.

— Ты тоже принимаешь участие в проекте Морозова?

— Я обязана давать тебе отчет? Я не понимаю смысла нашего разговора. Ты хочешь у меня выведать подробности?

— Я хочу, чтобы ты уговорила Морозова вернуться в мой проект.

— Это тебе с ним надо разговаривать, а не со мной.

— Ты же понимаешь, что разговора не получится. А ты ненавязчиво за ужином…

— С чего ты взял?

— Прессу читаю.

— С каких это пор ты веришь прессе? Просто чудеса в решете.

— Этой прессе я верю.

— Неужели? Уж не твой ли это заказ?

Ответа не последовало.

— Ты меня слышишь?

— Мой.

— С этого места поподробнее.

— Я тоже не обязан перед тобой отчитываться. Или он возвращается в мой проект, или я не дам ему снимать фильм.

— Даже так? А что с Антоновым?

— Он в Штатах. Надолго. Проект встал, а время идет. Ты же понимаешь, что все упирается в деньги.

— Значит, так, я скажу Морозову о нашем разговоре, но окончательное слово за ним. Я давить на него не буду. Он сам в состоянии принять решение.

Я положила трубку. Надо сказать Морозову, чтобы срочно вызванивал Ганса и запускался. А то будет нам всем опаньки. Если уж Андреев открыто говорит о тех подлянках, которые он затеял, что он выкинет за спиной? А может, он хочет заставить нас занервничать и выйти из игры? С него станется.

Разговор с Андреевым выбил из равновесия, это естественно. Я никак не могла собраться с мыслями, понять, что же делать дальше.

В раздумьях подошла к окну. На улице бушевал снегопад. Прохожие спешили укрыться от разгулявшейся непогоды. Ветра вроде бы не было, уже хорошо.

На дорожке у подъезда сидели кошка и кот — любовь. Им было наплевать на обезумевшую погоду. Она, маленькая, черная как уголек, выделявшаяся на снегу, льнула к огромному ярко-рыжему котяре. Я засмотрелась на них. Очевидно, почувствовав себя незаслуженно брошенным, откуда-то пришел мой Рыжий и стал тереться о ноги. Пришлось вслед за ним идти на кухню и кормить животное. Обеденное время — ничего не поделаешь.

В редакции царило оживление. В нашей комнате был накрыт стол. Кто-то прибегал, кто-то убегал.

— Что случилось? По какому поводу праздник?

— У меня сын родился! — сообщил Димка.

— Да ты что! Я же тебе говорила, что у тебя будет сын. Поздравляю!

— Спасибо. Проходи, садись.

— Как Светка?

— Хорошо. Все прошло удачно.

— Как наследника назовете?

— Андрей.

— Ну и славно.

Я сделала вид, что не заметила того, как это было сказано. Уже потом, когда все разошлись, Димка признался, что благодарен Морозову за то, что он появился на его пути. Наши отношения прошли проверку на прочность, но, несмотря ни на что, мы остались друзьями. То же произошло и со Светкой. После всех передряг он понял, как дорога ему эта женщина. Что ж, наверное, все это должно было случиться, чтобы мы узнали цену дружбе, любви, чтобы научились беречь свое счастье.

— С приездом, — Алина вошла незаметно, — как съездила?

— Спасибо, хорошо.

— Честно говоря, я от тебя другого ожидала. Это же записки путешественника, а мы на светскую хронику поставили.

— Как ни странно, скандалов не было, все вели себя прилично. Такая уж подобралась компания.

— Конечно, как рекламу себе делать — повод нашелся, да и герой подходящий.

— Ты о чем?

— А то ты не знаешь.

— И ты туда же. Я не собираюсь перед тобой оправдываться. Тем более ты не первая, кто об этом спрашивает. Язык уже болит.

— Но ведь ты же не станешь отрицать, что живешь с Морозовым?

— Не стану. Но это касается только нас.

— Это я к тому, что ты могла бы что-нибудь сочинить о поездке в Белгород.

— Это не ко мне. Я не Андерсен, чтобы сказки писать. Да и неприятности мне не нужны. И так забот хватает.

— Честная журналистка? Можно подумать… — Алина ухмыльнулась.

К чему она затеяла этот разговор, ни я, ни Димка не поняли. Ясно было одно: в дальнейшем надо быть аккуратнее, чтобы не попасться под горячую руку или, того хуже, под «репрессию». Я думала, как в этой ситуации пропихнуть «джинсовый» материал. То, что Алина будет пристально следить за деятельностью нашего отдела и особенно за моей — сомнений не вызывало. Но и деньги к Новому году не помешали бы. Вечный вопрос: что делать?

Вечером позвонил Морозов:

— Что нового?

— Звонил Андреев. Зовет тебя снова в свой проект.

— А почему об этом он говорит с тобой?

— Видишь ли, он заранее знает, что у вас разговора не получится, а я ненавязчиво за ужином смогу тебя уболтать.

— И откуда же у него сведения о наших отношениях?

— Из прессы, дорогой.

— Видишь, как все повернулось. Раньше надо было думать. Теперь разгребай все это.

— Повторяю еще раз, четко и внятно: я к этой публикации никакого отношения не имею. Более того, ее заказал Андреев.

— Зачем?!

— Чтобы ты занервничал, отвлекся от своего фильма на эту лабуду.

— Но ведь писала твоя подруга.

— Бывшая подруга. Не думаю, что нам теперь удастся сохранить прежние отношения. Более того, Андреев сказал, что в случае отказа он не даст тебе снимать кино.

— Вот поганец! А откуда он узнал, что я снимаю кино?

— Я об этом говорила только Гансу.

— Понятно. А что с Антоновым? Ведь из-за него я остался не у дел.

— Он в Штатах, по словам Андреева, надолго.

— А что же Игорь так суетится?

— Очевидно, надо запускаться, время идет. А Антонов вильнул хвостом, и делай что хочешь. А Михалыч церемониться не станет, ты знаешь.

— И что ты предлагаешь?

— Прищучим Андреева.

— Как?

— Его же методом.

— Заказной текст в прессе?

— Надо будет доступно объяснить, что они с Михалычем не святые. Иногда случается, что в номер ставить нечего. Пусть они теперь нервничают.

— Не связывайся с Михалычем. В лучшем случае будешь опровержение писать.

— Может, еще и не придется ничего писать. Главное — намекнуть, что тебе кое-что известно.

— Как знаешь. Кстати, у прессы есть еще один повод порезвиться. В конце недели вручение премии. Приглашение на два лица.

— Пойдем вместе?

— Конечно. Теперь-то чего?

— Теперь, наверное, будут смаковать развитие отношений и наряды.

— Разве вас, журналюг, поймешь.

— И не пытайся. Ты Гансу по поводу своего проекта звонил?

— Завтра собирался. Он как раз приезжает.

— Хорошо, созвонимся.

— Целую, пока.

— Пока.

Как же я устала от этих нудных, утомительных разговоров с редакторами, бестолковыми заказчиками! Вроде бы все так просто и понятно, дальше некуда. Но почему-то люди предпочитают усложнять жизнь и себе, и, что самое неприятное, — окружающим. Как иногда хотелось бросить все! Но потом я понимала, что больше ничем я заниматься не хочу. А главное — не могу. Да и не умею.

В один из таких дней, рискуя остаться «без крыши», я поехала к Толику и Анюте, моим давним «кровельщикам». Другого варианта вернуться к нормальному существованию в нашей несуразной действительности у меня просто не было.

— Ырка! Проходи. У нас тут небольшая туса. Это Вовка, это Маша, — представила гостей Анюта, — а это — та самая Ырка-журналюга, чьи записные книжки мы вам иногда цитируем, — щебетала она. Я как-то сразу ощутила свою значимость, стала на сантиметр выше. Меня цитируют! Живой классик, блин!..

— Не люблю я журналистов. Вечно суют свой нос, куда их не просят, — отозвался Вовка.