Обычно порог храма - явление не метафорическое, а вполне материальное. Его делают заметным, вытачивают из особого сорта дерева, освящают. Он - часть защитного контура храма. Но здесь такого не было.

По спине побежали мурашки, как бывает при переходе по грани теней. Меня вынесло в какое-то совершенно иное место. Стрельчатые окна, затянутые невесомыми витражами, фальш-колонны, увитые столь искусной резьбой, что и в паре шагов не отличить камень от живого цветка. Я моргнул несколько раз, приводя мысли в порядок. Если бы не черный алтарь в центре зала, я бы точно не узнал Храм Всех Богов в Некрополе. Зал был вычищен, буквально вылизан до блеска. И к черному алтарю был подсоединен еще один, по виду - из янтаря.

У подножия алтаря валялась груда тряпья, в которой я скорее угадал, чем узнал Приалая. Я подошел и опустился перед ним на колени. Некромант уже не дышал. Я прислушался к тишине храма. Что бы здесь не происходило, я был тому единственным свидетелем. Теперь все мое внимание было занято новым алтарем.

Это был огромный кусок янтаря. Он окаменел не в одночасье - смола наносилась слой за слоем, и на каждом вырезался новый узор. Это была одна из самых удивительных скрижалей, какие мне только доводилось видеть. Моих познаний не хватало, чтобы оценить весь узор, но передо мной был, очевидно, ключ или, точнее, отмычка. Теперь стало понятно, зачем Единому было столько сил: даже с учетом полувека жертвоприношений и практически полностью уничтоженной страны, залитой кровью площади, заваленного костями крыльца храма и черного алтаря, веками впитывавшего силы Некрополя, энергии едва хватало на заполнение всех этих каракуль. Под рукой камень едва заметно пульсировал.

Камень не светился, не дрожал - он дышал. Я прислушался: вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох... Все чаще. Это было дыхание боли, страха, мучений. Было видно, что янтарь постепенно темнеет. Камень выгорал изнутри, слой за слоем активируя узоры. Такая штука называется бомбой с часовым механизмом. Я попытался разобрать хотя бы верхний слой, но сооружение было слишком сложным. Оставалось только бессильно наблюдать. Понимая всю бессмысленность своих действий, я отошел на почтительное расстояние и зажмурился.

Так я стоял минуту, потом другую... Ничего не происходило. Когда я наконец решился открыть глаза, алтарь уже полностью выгорел. От тишины звенело в ушах.

"Здравствуй."

На миг мне показалось, что моя голова лопнула от удара о колонну, рядом с которой я стоял.

Ментальное общение было не в ходу среди магов, поскольку сильно способствовало развитию воспаления мозга, о котором я уже упоминал.

"Здравствуй, Лар."

У меня подкосились ноги. Боль в голове стала нестерпимой, носом пошла кровь, а настойчивый голос не желал завершать эту пытку.

"Ты слышишь меня, Лар?"

Будто не заметно!

- Прекрати! - Я уперся спиной в колонну и сквозь слезы наконец разглядел обладательницу голоса. - Хватит, Лилиум, это тело не приспособлено для подобного общения.

- Хорошо, но неужели ты не мог подобрать что-то получше, братик?

Она приблизилась. Это существо с трудом поддавалось словесному описанию. На протяжении многих тысяч лет мои сородичи предпочитали селиться в телах рукару. Множество слоев плоти, настолько тонких и прозрачных, что казались преломлением света в каплях воды, и такое же количество слоев ауры, столь мощной, что ее можно было разглядеть, не напрягая восприятия. Все это было переплетено жгутиками нервов, ощупывавших пространство вокруг. Под всем этим пульсировали два ярких источника света - Лилиум носила ребенка. Рукару могли видеть запах, слышать цвет, ощущать вкус звука. И еще два чувства вовсе не доступных человеку. Мгновенный укол ностальгии заставил меня сосредоточиться и перевести сбившееся дыхание.

- Меня вполне устраивает мое тело, сестричка. Какими судьбами в наших краях?

- Я решила проведать тебя, но установленный тобой полог был так крепок... Пришлось искать обходные пути. К счастью, это существо... - она повела жгутиками в сторону распростертого у алтаря тела. - Это существо так жаждало пробить полог с этой стороны, что мне удалось проникнуть в его сознание и подчинить своей воле. Я показала ему, как пробить брешь в пологе и велела доставить тебя к этой бреши.

- Так вот к чему вся эта канитель...

Что ж, Приалаю оставалось только посочувствовать. Два божества в одной голове - у кого угодно мозг закипит. Стала понятной и явная непоследовательность в его действиях. Он путался в собственных мыслях, будучи не в состоянии отделить их от чужих.

- Так чего ты все-таки от меня хочешь?

- Забрать тебя домой. Твое заключение завершено, ты можешь вернуться к семье.

Я предпочел промолчать. Впрочем, она подобралась уже достаточно близко, чтобы жгутики касались моего лица и теперь, несомненно, читала меня, как открытую книгу.

- Несчастный, как ты покалечен. - Я ощутил, как бегут по коже мурашки, расслабляя мышцы, заставляя медленнее биться сердце. - Мы не хотели бросить тебя здесь.

- Но бросили, - пробормотал я, борясь с накатывающей слабостью. - Бросили умирать. Вы знали, что здесь мне не найти нового носителя, когда состарится прежний. Вы бежали от чумы, оставив умирать этот несчастный, изуродованный вами мир и меня вместе с ним.

У меня уже не осталось сил объяснять, как трудно было влезать в слабое человеческое тело, как хрустели кости и рвались мышцы всякий раз, когда я менял носителя. И прежде, чем я успевал привести новую оболочку в порядок, она старилась, дряхлела, приходила в негодность и все начиналось сызнова. Сколько раз я смотрел в небо, сколько раз выл на звезды от безысходности, понимая, что мне суждено умереть в этой пустыне. Так прошла первая тысяча лет. Отчаяние сменилось гневом, гнев -- решимостью. Я наконец понял, что никто не будет спасать меня, и если есть выход из этого царства смерти, то искать его придется самому. Еще четыре тысячелетия я провел на этой планете, едва сводя концы с концами. Думаю, несмотря на все обиды, еще двести лет назад я бы прыгал от радости, увидев здесь Лилиум. Да что там! Я бы расцеловал ее в каждый жгутик! Но мои сородичи опоздали.

Оно поднялось, как и всегда, откуда-то из глубины сознания, но на этот раз я не стал противиться. Горячая волна прокатилась вверх от живота, по спине и плечам, охватывая шею и смыкаясь на груди, словно доспех. Распластанный на моей груди младенец-рукару, в которого Лилиум, видимо, собиралась меня переместить, испуганно пискнул, оказавшись внутри защитного кокона.

"Что ты делаешь?! - Лилиум отшатнулась назад, подбирая обожженные щупальца. - Что ты делаешь?!"

"Извини, но возвращение не входит в мои планы. - Тело, секунду назад казавшееся сделанным из ваты, теперь было переполнено энергией. - Я восстановил этот мир, и теперь здесь мой храм."

Голос, сразу и чужой и мой, звучал громко и уверено. Я коснулся кончиками пальцев малыша, повисшего у меня на плечах. Он испуганно пискнул, и сжался, но хватку не ослабил. Придержав его ладонью, я легко поднялся на ноги, чувствуя, как кружится голова.

"Здесь мой храм, - повторил я. - И никому из вас здесь не рады. Я слишком много сил и времени потратил на то, чтобы восстановить его, и не позволю вам снова все разрушить. Советую тебе убраться отсюда, пока я не рассердился всерьез."

Будь у рукару глаза, я был сказал, что она смотрела на меня с испугом. Людям, по их физическому строению, недоступно многое, что видят рукару, но справедливо и обратное: Лилиум не могла постичь, как существо, заведомо более слабое, чем она, может вдруг так преобразиться.

"Уходи! Уходи, пока я не захлопнул пробитую тобой брешь, будто дверь мышеловки!"

Мои сородичи -- теккеремы -- могут поспорить в могуществе с любым божеством этого мира, но в панике ничем не отличаются от обычной слабой твари. Лилиум метнулась к алтарю, затем обратно, налетела на защитный кокон, будто на каменную стену, шатнулась в сторону... и исчезла.