Там, во флате Блича, пока он меня натирал мазью, я не почувствовал ничего особенного. Возможно, от окончательного и бесповоротного позора меня уберегла его профессия? В конце концов, так реагировать на прикосновения лекаря — это было бы полным извращением. Но и тут… Мама родная, да как я вообще отсюда выйду? Я ткнулся лбом в стену.

— Ты там не уснул? — стукнул в дверь Невен. — Если ты идешь, нам пора собираться.

О черт!

Я торопливо прикончил мазь и натянул трусы. Нет, переодевать нижнее белье при Невене я точно не буду. Пусть там хоть изотрется все!..

Я вдохнул, выдохнул, решительно отодвинул дверцу и вышел.

Невен был уже одет и смотрел совершенно безразлично. Я тоже быстро натянул рубашку и комбинезон. Косился на него и все старался себе объяснить — что же, ну что в нем могло на меня так подействовать? И не находил ничего привлекательного. Опять же — стоило вспомнить Раду, и я замирал от исходящего от ее улыбки света, от прекрасных обнаженных рук, от упругой груди, от страстных мягких губ… и это было правильно. А тут?

Помутнение рассудка, не иначе, — решил я, пока мы ели. Ужин и правда оказался не слишком сытным, но сейчас меня волновало другое. Гормоны и прочие шалости. Стресс. Непривычная обстановка. Малознакомое окружение.

Я выбросил использованную посуду в утилизатор. Невен окинул меня взглядом:

— Тебе нужна подходящая обувь. Пошли на склад, он еще работает, — и развернулся на выход.

Дверь за нашими спинами закрылась с легким хлопком запирающегося дактозамка.

Отсутствие поддержки. Недостаток человеческого тепла. Сублимация чувств. Необходимость выхода сексуальной энергии.

Пока топали по коридору, я все перечислял и перечислял возможные причины.

Когда голова занята разными словами, можно отвлечься от чего угодно и никаких настоящих чувств не испытывать — только кружить и кружить по лабиринтам становящихся бессмысленными фраз.

Благодарность к спасителю. Гипервозбудимость, соответствующая моему возрасту. Обилие непривычных для тела стимулов в виде прикосновений другого лица…

— Невен! Здорово!

— Привет, парень.

— В рейд сегодня?

Не успели мы выйти, как Невена принялись приветствовать все проходящие мимо. Он пожимал руки, улыбался, сдержанно отвечал что-то. Откуда вообще взялось столько народа?! Раньше проходы не казались мне настолько тесными. Я жался к стенкам и смотрел на всех исподлобья, упрямо сжав губы и шагая за дылдой.

Хуже всего были девушки. Парни, в общем-то, только бросали на меня мимолетные взгляды и направлялись дальше, а эти пялились без всякого стеснения. Блондинка, рыжая, пара шатенок — все в штанах и рубашках, не слишком опрятные, как будто работали целый день… Ну да, они и работали, — внезапно осенило меня, — ведь Рада тоже из какой-то мастерской тогда шла… И, наверное, в Дубадаме как раз закончилась рабочая смена, или наступило время пересменки, вот и тащимся мы поэтому по живому коридору…

Одна, совсем белесая девчушка замерла с открытым ртом, уставившись на меня. Я недобро зыркнул в ее сторону и ощутил недостойное желание показать язык. Это женщине-то, пусть и в подростковом возрасте… Опять стало страшно, но теперь по другому поводу.

Мазь была с примесью, — дошло до меня. — В первый раз Блич использовал обычную, усыпляя мои подозрения, а Невену дал особенную, собираясь еще больше меня опозорить. Они хотят, чтобы я продемонстрировал самые худшие человеческие качества: похоть, несдержанность, свое неумение контролировать эмоции. А наверх меня отпустили, чтобы… чтобы… чтобы я предал, да!.. А они потом представят дело так, будто я собирался сдать скайпольцам всю группу рейдеров. В конце концов, разве им тут, внизу, не нужно тоже поддерживать образ врага?..

— Ты подождешь здесь? — поинтересовался внезапно остановившийся Невен.

Я налетел на него и, оглянувшись на все еще пялящуюся на меня девчушку, выпалил:

— Нет! — тут же пожалел и забормотал: — То есть… я хотел сказать…

— Ладно, — вздохнул Невен, — заглянем вместе, — и добавил, словно для себя: — Хотя Лейн, конечно, не обрадуется…

Мы свернули в очередной коридор, дылда прикоснулся к сенсору, открывающему дверь, и нагнулся, проходя под низкой верхней кромкой. Я поспешно нырнул следом, стараясь побыстрее уйти от всех этих людей, ждущих от меня какой-нибудь выходки, за которую смогут по праву ненавидеть.

Мы оказались в синтезаторной. Жара, пар, шум, свист, машинный гул… Но окончательно я понял, где мы, когда мимо нас проскочил рабочий с груженой всякой всячиной тележкой — от нее исходил особый запах только что вынутых из синтезатора вещей. Он молча кивнул Невену, тот так же молча поздоровался и направился к человеку в темно-зеленом комбинезоне, копавшемуся в одной из машин.

— Привет, отец, — сказал дылда. — Лейн где?

Человек выпрямился, разведя испачканные руки, поглядел на него.

— Здравствуй, Вен. Сегодня он у первого синтезатора.

— Ага, спасибо, — и Невен потопал дальше, а я остался.

Вот так просто, да? «Привет, отец», — «Здравствуй, Вен»…

У отца Невена были удивительные зеленые глаза — как у Рады. Он был худ, серебристые от седины волосы собраны сзади в тощий хвост, а лицо избороздили морщины. Но он… он был красив. Тонкие черты лица и совершенно потрясающая улыбка, которой он внезапно наградил меня.

— Здравствуй и ты, пришелец сверху. Будем знакомиться?

— Аденор, — выдавил я и прокашлялся. — Аденор Раду.

— Дар, — представился он, — а с фамилиями у нас тут как-то не сложилось, — и он опять улыбнулся.

Дар был совершенно не похож на сына. Ну вот ни капельки. Ни телосложением, ни ростом, ни шириной плеч. А вот руки были похожи — такие же крупные ладони, разве что у Дара тыльная сторона уже покрылась узором узловатых фиолетовых вен. И еще я ощутил исходящую от него уверенность, которую излучал и Невен, и мне стало спокойно.

— Чем вы занимаетесь? — поинтересовался я скорее из вежливости. Да и не стоять же молча, разглядывая его, как та девочка в коридоре.

— Чиню машину, — кивнул он на автомат позади себя. — Эта гадость упорно делает не то, о чем его просят, да еще и плюется продукцией.

— Глюк в настройках, — предположил я. — Надо посмотреть, не сбилась ли программа второго уровня. Это бывает от перепадов напряжения в сети.

— Второго? Я до первого дошел, но пока ничего не вижу. Решил покопаться в механике.

— Вы позволите? — я сделал движение вперед.

— Валяй. Ему уже ничего не страшно, — он, с любопытством поглядев на меня, потеснился, и мы вдвоем нырнули в нутро синтезатора.

Инструменты у Дара были, мы сменили одну плату, на которой разомкнулась схема, но я все равно предложил еще раз взглянуть на программу второго уровня, потому что даже разомкнутая схема не могла объяснить, почему автомат плюется. Мы насухо вытерли руки тряпкой и приступили к изучению системы. Ну и, конечно же, я оказался прав — вторая закодированная двойка приобрела лишний нуль. Я указал на это Дару, он хмыкнул, и мы перебили одно звено программы заново — я диктовал, Дар набирал, потому как экран оказался слабым, мерцающим, а клавиатура непривычной. Закончив, мы тут же решили опробовать, заработало ли все как надо, и я потянулся набрать код, безмолвно спросив: «Можно?». Дар вслух ответил своим любимым, как я понял, словечком:

— Валяй.

Первым, что я синтезировал, был кусок обычного синтематериала — видимо, настолько меня подсознательно напрягала их одежда. Автомат сработал как хронометр и благопорядочно выдвинул лоток с готовой продукцией. Дар взял материал в руки, пощупал.

— Слушай, малыш, а ты не назовешь его код?

Его «малыш» был совершенно не обидным, в отличие от дылдиного «мелкого».

— Назову — вряд ли, — честно признался я. — Могу только показать. У меня помнит не голова, а руки. Головой я разбирался в программах, а коды запоминал механически.

Следующей была пачка бумаги. А потом я синтезировал цветок — специально выучил код в прошлом году, чтобы подарить Аделине. Мне казалось ужасно символичным дарить девушке цветы, изготовленные своими руками. Дар сунул нос в лоток, выудил оттуда пунцовую розу без шипов, покрутил ее и так, и сяк, потом понюхал — разумеется, запах у нее был как у всего, только что вынутого из синтезатора. В его больших ладонях цветок смотрелся довольно нелепо. Но, тем не менее, он торжественно воздел розу вверх и объявил: