Целых четыре дня прожил он в деревне, на пятый же возвратился в Париж. На следующий день он продал всех своих лошадей, мебель, драгоценности, отослал слуг, перестал бывать в свете и сообщил возлюбленным своим, что ужасная случайность уничтожила все его состояние, он разорен и ему остается надеяться на их доброту, дабы из их рук получить помощь и справиться с плачевным положением своим… Огромные расходы, только что понесенные Селькуром, делали сие сообщение весьма правдоподобным. И вот слово в слово ответы, полученные им от обеих женщин.

ПИСЬМО ДОЛЬСЕ

«За что вы, сударь, вонзили кинжал свой в грудь мою? Ради всего святого молила я вас не притворяться и не разыгрывать чувство, коего вы вовсе не испытываете. Я раскрыла вам душу, вы же нанесли мне удар в самое сердце. Вы пожертвовали мной ради соперницы и тем самым свели меня в могилу. Но забудем о несчастьях моих, поговорим о ваших заботах. Вы просите моей руки… придите же, жестокосердный, и посмотрите, в каком состоянии пребываю я. Может быть, тогда вы поймете, что рука моя уже не сможет составить чье-либо счастье… Я умираю, и хотя вы стали причиной гибели моей, я умираю, любя вас. Надеюсь, что слабая моя поддержка хотя бы немного поправит дела ваши, дабы вы были достойны госпожи де Нельмур. Будьте счастливы с ней, и это единственное, что может пожелать вам несчастная Дольсе.

P. S. К письму прилагаю кредитные билеты на сумму сто тысяч франков. Это все, что у меня есть, и я посылаю их вам… Примите сию безделицу от самого нежного друга вашего… от той, чье сердце вы разбили и кого коварной рукой безжалостно лишили жизни».

ПИСЬМО НЕЛЬМУР

«Вы разорены. Я предупреждала вас, что не следует безоглядно предаваться безумствам. Впрочем, несмотря на прискорбное обстоятельство сие, я бы согласилась выйти за вас замуж, если бы таковое вообще было возможно, но я питаю необоримый страх перед узами Гименея. Я предложила вам стать моим любовником, вы же не захотели этого… Теперь вам досадно. Однако от всего есть лекарство: ваши кредиторы подождут, они для этого созданы… А вы отправляйтесь путешествовать… Когда наступает тоска, необходимо отвлечься. Этому правилу я сама всегда следую и посему завтра уезжаю к сестре в Бургундию, откуда вернусь к Рождеству. Я бы посоветовала вам жениться на малютке Дольсе, если бы та была богата. Но всего ее состояния не хватит, чтобы оплатить даже один ваш праздник. Прощайте и впредь будьте благоразумны и осмотрительны».

Селькуру понадобилась вся его выдержка, чтобы по заслугам не ославить на весь Париж сию недостойную особу. Он только выразил презрение свое, ничуть не жалея, что обошлось оно ему недешево.

— Я доволен, — воскликнул он, — что сумел разоблачить чудовище: все мое состояние, честь моя, быть может, сама жизнь были бы загублены без этой проверки.

Исполненный волнения за Дольсе, с тревожным сердцем полетел он к ней; но сколь же велико было горе его при виде несчастной очаровательной женщины, бледной, подавленной, утомленной; тень смерти уже витала вокруг нее. Чувствительная по натуре своей, она обожала Селькура и не могла не ревновать его. Получив ужасную новость о празднике, устроенном им ее сопернице, она слегла от удара, ибо женщины трепетные не могут спокойно узнавать о несчастье своем. Потрясение было слишком сильно… жестокая лихорадка терзала ее.

Селькур бросился к ногам Дольсе, он принес ей тысячи и тысячи извинений и рассказал о придуманном им испытании.

— Я прощаю вам ту, кого поставили вы выше меня, — отвечала Дольсе. — Привыкнув не доверять женщинам, вы захотели проверить избранницу свою, только и всего. Но неужели после беседы нашей вы все еще сомневались во мне, надеялись найти ту, кто любил бы вас больше, чем люблю я?

Селькур вовсе не сомневался в этом; приняв решение устроить второе испытание, он совершил непростительную ошибку по отношению к Дольсе, которой не в чем было себя упрекнуть перед Селькуром, и посему ему оставалось лишь рыдать и шептать самые нежные слова любви.

— Поздно, — отвечала ему Дольсе, — удар нанесен. Я предупреждала вас о чувствительности моей, и вы могли хотя бы иногда вспоминать об этом. Впрочем, раз разорение вам не грозит, значит, я умираю, успокоившись… Пора проститься, Селькур, проститься навсегда… Я рано ухожу из жизни… мы могли быть счастливы… Ах! Как нам было бы хорошо! — продолжала она, беря возлюбленного за руки и орошая их слезами. — Какую нежную и искреннюю супругу, какого верного и доброго друга нашли бы вы во мне!.. Уверена, что сумела бы сделать вас счастливым… О, сколь сладостно счастье, созданное своими руками!..

Селькур залился слезами и искренне пожалел о втором, ставшем роковым испытании, кое послужило ему для того, чтобы узнать нечестную женщину и потерять божественную. Он заклинал Дольсе превозмочь состояние свое и принять хотя бы звание супруги его.

— Увы, не могу, — отвечала она. — Мне не хватит слез, дабы, сходя в могилу, оплакать это желаемое мною звание. Мне легче умереть с мыслью о том, что я не заслужила такого счастья, нежели согласиться принять его в тяжелую минуту, когда я уже не смогу достойно насладиться им…

Нет, Селькур, нет, живите свободно и забудьте меня. Вы еще молоды; через несколько лет все воспоминания о нежном друге тех чудесных дней изгладятся в душе вашей… вам будет казаться, что дней этих никогда и не было… А если вы иногда вспомните обо мне, то знайте, друг мой, что я желаю вам утешиться. Не забывайте о недолгих часах, что провели мы вместе. Пусть воспоминание об этом прольет целительный бальзам на душу вашу, а не ляжет на нее тяжким бременем.

Женитесь, мой дорогой Селькур, это ваш долг перед семьей, перед состоянием вашим. Постарайтесь, чтобы новая избранница обладала некоторыми из тех качеств, кои смогли вы оценить во мне. А если, покинув юдоль земную, душа наша может обрести утешение, глядя на тех, кто остался на земле, то подлинным блаженством станет для меня весть, что вы отдали руку свою женщине, похожей на меня.

При этих печальных словах страшная слабость охватила Дольсе… Чувствительная душа прелестной женщины не выдержала… Надругательство свершилось, силы исчерпаны, она у врат смерти. Селькура вывели из комнаты Дольсе; его отчаяние повергало окружающих в трепет, ни за что на свете не хотел он покидать дом обожаемой им женщины… Тем не менее пришлось.

Едва его привезли домой, как с ним приключилась ужасная болезнь. Три месяца пребывал он между жизнью и смертью; выздоровлением своим обязан он возрасту и крепкому телосложению. Во время болезни от него тщательно скрывали постигшую его ужасную утрату; наконец ему сообщили о страшной кончине возлюбленной его. Остаток дней своих он скорбел о ней, не помышляя более о женитьбе, и все свое состояние употребил на дела благотворительности и человеколюбия.

Он умер молодым, оплакиваемый друзьями. Роковая и преждевременная кончина его стала грозным напоминанием о том, как хрупко человеческое счастье… и как легко разрушить его, даже следуя стезей преуспеяния и добродетели.