Как видим, здесь уже иной подход к выделению этапов, другой их набор (в качестве особого этапа выделена «универсальная грамматика» 1660 г.). Однако ключевые понятия для характеристики этапов в двух приведенных периодизациях во многом совпадают – см. «сравнительно-историческое языкознание», «психологическое языкознание», «социология языка» у Кодухова и «психолингвистика» и «социолингвистика» во второй периодизации, «современное языкознание и структурализм» у Кодухова и «структурная лингвистика» в книге Амировой и др.
Иначе подошел к хронологической и проблемно-тематической организации материала проф. В.М. Алпатов. Владея более свежими и обширными материалами, в частности, по лингвистическим теориям Востока (Китая, Японии и др.), он, по существу, отказывается от схематического выделения проблемно-хронологических периодов (этапов). Древние лингвистические традиции излагаются им по тематическим блокам, в европейской лингвистике XVI–XVII вв. выделяется «Грамматика Поль-Рояль», в лингвистике XVIII в. и первой половине XIX в. – становление сравнительно-исторического метода и отдельно дается концепция Вильгельма фон Гумбольдта и Августа Шлейхера, развитие гумбольдтовских идей, научные искания «диссидентов индоевропеизма» Н.В. Крушевского и И.А. Бодуэна де Куртенэ. Специальным разделом дан Ф. де Соссюр и тоже отдельно показано развитие его концепции в школах «структурализма» – женевской, датской (глоссематика), пражской, в дескриптивизме. В особых разделах охарактеризованы советское языкознание 20—50-х гг. и французская лингвистика 40–60 гг. XX в.; персонально освещена научная деятельность лишь трех лингвистов – Ежи Куриловича, Романа Якобсона и Ноама Хомского.
Конечно, возможны и другие варианты периодизации истории науки о языке. Важно, чтобы они служили главному – лучшей организации материала, выявлению реального вклада каждого направления и каждой крупной личности в теорию языкознания.
В истории языкознания прошлого специалисты склонны выделять пять очагов, или пять лингвистических традиций: индийскую, европейскую (первоначально как греко-римскую), арабскую, китайскую и японскую. Первая из них (индийская) сформировалась почти две с половиной тысячи лет тому назад, в V в. до н. э., а пятая, японская, много позже – в основном во 2-м тысячелетии н. э. Конечно, и до возникновения индийского языкознания были какие-то зачатки знаний о языке, в частности, в Месопотамии (территория современного Ирака), Сирии, Палестине, Вавилоне (где распространялась клинопись – в 3–2 тысячелетии до н. э. и велись наблюдения над шумерским и аккадским языками), а также в Египте (где существовала иероглифическая письменность и обучение ей). Однако уровня теоретических представлений и конкретных учений достигли лишь вышеуказанные традиции.
Индийская языковедческая традиция
Стимулом к возникновению индийского языкознания была потребность в правильном произношении слов (текстов) санскрита – литературного языка, на котором были написаны священные книги индусов (Веды), созданные во 2–1 тысячелетии до н. э., и который сильно отличался от разговорно-бытового языка более позднего времени. Индийскую традицию представляли Панини (приблизительно V–IV вв. до н. э.), Яска (возможно, современник Панини), Катьяяна (III в. до н. э.), Патанджали (II–I вв. до н. э.). Вершинным произведением этого направления было «Восьмикнижие» Панини. Название трактата – от восьми глав («книг»). Каждая книга членится на разделы, разделы – на правила (сутры). Правила сформулированы кратко, часто рифмованно и рассчитаны на запоминание (с опорой намнемотехнические приемы). Напр., «правило iko yanaci» в русской передаче читается так: перед звуками a, i, и, г°, 1°, е, о, ai, аи, которые названы символом ас, вместо звуков i, и, г°, /", которые названы символом ik, должны соответственно ставиться звуки у, v, г, 1, которые названы символом уад» [Амирова и др. 1975: 77–78]. Всего подобных правил около четырёх тысяч. Предполагают, что Панини не владел письменной формой речи, и составленные им правила вначале передавались изустно от учителя к ученику. Считают, что формулировки правил и их последовательность нацелены на создание (порождение) правильных слов. Поражает скрупулёзность характеристики звуковой, точнее, звукобуквенной стороны языка. Панини и идущая от него традиция четко различает согласные и гласные (они писались в разных строках – в основной строке согласные, в «надписной» или «подписной» – гласные). Расположение букв в алфавите показывает разграничение звуков по способу и по месту их образования. Для звуков (в равной мере для согласных и гласных) существовала четко градуированная классификация по степени раскрытия рта (звуки полного контакта – смыкания языка с пассивными органами, легкого контакта, закрытые, полузакрытые, открытые). В зависимости от образования «контакта» (преграды) различали проточные и резонансные, вокализованные и невокализованные, придыхательные – непридыхательные, назализованные – неназализованные. Учитывались звуковые изменения – комбинаторные (ассимиляция, аккомодация), позиционные и др.
В морфологии центром внимания были не части речи (хотя разграничиваются имя и глагол), а структура слова – корень и аффиксы. Учитывалось влияние соседних морфем друг на друга («сандхи»). Порядок следования правил детерминирован: сначала даются (называются) явления, затем – правила их применения. «У Панини последовательность правил ориентирована на изустное их заучивание с целью порождения по этим правилам, как по абстрактной схеме, хранящейся в памяти, конкретных высказываний: предложений, слов и их частей» [Амирова и др. 1975: 88]. Строгое следование сути правил и их порядку обеспечивает правильное построение высказываний, что и предусмотрено грамматистом и соответствует правильному пониманию канонических текстов.
Гамматика Панини отражала специфику индийской культуры, которой свойственно «ясное понимание нормативности, системности, экономности, инвариантности» [Амирова и др. 1975: 91]. Порождающий принцип индийской грамматики, сохраненный последователями Панини Катьяяной, Патанджали и их комментаторами почти без изменений, был востребован лингвистикой XX в., в частности, как показано выше, оказал определенное влияние на появление генеративной (порождающей) грамматики Н. Хомского.
Античная (греко-римская) языковедческая традиция
Её представителями были Демократ (род. около 470 г. до н. э.), Гераклит Эфесский (род. около 544–540 гг. до н. э.), Платон (427–347 гг. до н. э.), Аристотель (384–322 гг. до н. э.), философы-стоики: Хрисилл (около 281–209 до н. э.); Кратет Малосский (сер. II в. до н. э.), Аристарх Самофракийский (217–145 до н. э.), Дионисий Фракийский (170—90 до н. э.), Аполлоний Дискол (II в. н. э.) – греки, а также римляне Марк Теренций Варрон (116—27 до н. э.), Квинт Реммия Палемон (ок. 10–75 до н. э.), Элий Донат (IV в. до н. э.), Присциан (VI в. до н. э.).
Греческие воззрения на язык складывались под влиянием более древней культуры Египта и Малой Азии (греческий алфавит – продолжение финикийского), но в силу конкретных причин (надо было толковать древнегреческий эпос IX–VII вв. – «Илиаду» и «Одиссею») получили филологическое, а затем и отчетливо выраженное философское содержание. Так, философы спорили «о правильности (по существу– о природе) имен». Гераклит полагал, что имена-названия даются по природе вещей (теория «фюсей»), Демокрит и философы-скептики держались другого мнения – они даны по закону, по установлению, по положению (теория «тесей»).
Детальное обсуждение проблемы связи между вещью, языком и мыслью иллюстрирует диалог Платона «Кратил», где два собеседника – Гермоген и Кратил придерживаются разных взглядов, а «третейский судья» Сократ (сам Платон!) не соглашается ни с тем ни с другим, оставляя вопрос открытым. Впрочем, Платон устами Сократа пытается выявить «истинный» смысл ряда греческих слов – наименований богов, «героев» и др.