Сравнительно небольшое количество лексических и морфологических диалектизмов в каждом отдельном фольклорном тексте даёт повод для предположения об «экспансии» диалекта в область устно-поэтической речи. «.Экспансия диалекта в фольклорную речь осуществляется в различной степени на разных языковых уровнях и в разных фольклорных жанрах» [Никитина 1982: 423].
Язык русского фольклора – наддиалект?
Неоспоримый факт некоторого различия устно-поэтической и диалектной речи одной и той же местности, возможное несовпадение территории «фольклорного диалекта» и просто диалекта подтолкнули к возникновению представления о наддиалектности языка фольклора.
Мнение о наддиалектности языка русского фольклора поддерживается многими исследователями. Однако внимательное чтение их публикаций вызывает ощущение, что большинство авторов понимает термин наддиалектность либо слишком широко, либо неопределённо. Дело в том, что и сам термин язык фольклора понимается неоднозначно. Для одних – это единственно план выражения, строительный материал, «система дискретных (членораздельных) звуковых знаков, служащая для целей коммуникации и способная выразить всю совокупность знаний и представлений человека о мире» [Русский язык… 1979: 410]. Для других – «определённая система, имманентно развившая в себе такие выразительные средства, которые за пределами этой системы или не встречаются вовсе, или же находятся совсем в иных количественных соотношениях с другими фактами языка» [Оссовецкий 1979: 207]. Для третьих – «язык фольклора» включает в себя поэтику, все средства экспрессии и эстетики. И тогда он рядоположен с такими «языками», как «язык архитектуры» «язык кино», «язык музыки» и т. д. и т. п. [Художественный язык… 1981]. Точки зрения принципиально различаются тем, на что делается акцент: на структуру или функцию. Однако при этом забывается, что сопоставлять и противопоставлять структуру и функцию нельзя, как нельзя сравнивать набор строительных материалов со зданием, сложенным из этих материалов.
Наше понимание сводится к следующему. «Язык фольклора» – это система языковых единиц различного уровня, сложившаяся в процессе художественного творчества в пределах текста устно-поэтического произведения. Для этих единиц характерны потенции (предопределённые структурно-семантические свойства), реализация которых приводит к появлению поэтических приёмов, определяет композицию текста, обусловливает стилистическую (= жанровую) специфику фольклорного произведения и т. д. Если лингвиста интересует только лингвистическая структура безотносительно к фольклорному тексту / контексту, а фольклориста больше интересует текст / контекст, реже поэтические приёмы, другие художественно цельные фрагменты текста, то лингвофольклорист исследует возможности лингвистической структуры, механизм создания фольклорного текста и обратное воздействие текста на его лингвистическую структуру. «Пословица создавалась взаимными силами звуков и мысли» (Ф.И. Буслаев). Думается, что это замечание справедливо для всех жанров фольклора, и задача лингвофольклориста – выяснить, что реально стоит за этим «и». Недаром основоположник лингвофольклористики А.А. Потебня так напряжённо размышлял над внутренней формой слова, и прежде всего слова фольклорного, ибо, по его убеждению, даже самый гениальный писатель не сможет ничего создать без опоры на поэтические потенции языка, на богатство его образотворческих возможностей [Пресняков 1980].
Термин наддиалектность требует уточнения. Единственный словарь, в котором мы отыщем определение этого слова, – «Словарь лингвистических терминов» О.С. Ахмановой: «Наддиалектный. Не подверженный диалектной дифференциации, инвариантный по отношению к диалектам» [Ахманова 1966: 247]. В «Лингвистическом энциклопедическом словаре» [ЛЭС] толкования термина нет, но в статье «Язык художественной литературы», написанной Ю.С. Степановым, есть выражение «особая, «наддиалектная» форма речи» применительно к понятию «язык художественной литературы» – язык древнейшей индоевропейской поэзии, который не связан ни с одним территориальным диалектом и является языком исключительно искусства, эпоса [ЛЭС: 608].
В фольклористических и лингвофольклористических работах эксплицитных определений термина наддиалектный нам не встретилось, однако попытаемся суммировать имплицитные смыслы этого слова. Наддиалектность, применительно к языку гомеровского эпоса, – это терминологическое разграничение реального и поэтического смешения диалектов и функций этого смешения [Славятинская 1981]. По мнению исследователей адыгского фольклора, наддиалектное – это то, «что объединяет язык представителей разных территориальных диалектов», инвариантное на различных языковых уровнях [Кумахов 1979: 60], негомогенность [Кумахова, Кумахов 1979], максимальная обобщённость языковых форм, относящаяся к морфологии, синтаксису, лексике, фразеологии (и отчасти фонетике) [Кумахов, Кумахова 1986].
Наддиалектность языка фольклора понимают также как совокупность специфических черт: широкой распространённости и богатства устно-поэтического языка, максимальной устойчивости его традиций, поливалентности его функционирования [Кумахова, Кумахов 1981]. Для наддиалектной формы устной речи существенными признают обработанность, устойчивость ряда грамматических конструкций, определённых эпических трафаретов и фразеологических шаблонов [Асланов 1981]. Как видим, суммированные точки зрения близки к словарной дефиниции О.С. Ахмановой.
Есть и другое понимание наддиалектности, сближающее её с понятием «койне». Оно высказано Ф.П. Филиным: «Широкая распространённость языка эпоса ставила его над диалектными расхождениями, выдвигала его на ступень своеобразного народного речевого койне» [Филин 1940: 92].
Заметим, что чаще всего понятие «койне» рассматривают как средство бытового общения в многоязычной (разнодиалектной?) среде. Яркий пример – креольские языки, пиджины и другие «портовые» языки. Ср.: «Койне. Общий язык… в котором слились в IV в. до н. э. различные греческие говоры. В качестве основы для него послужил аттический диалект. В более широком смысле койне – это всякий общий язык, образованный по такому типу» [Марузо 1960: 134]. Или: «Койне. Язык межплеменного или междиалектного общения для ряда родственных племён или народов, образовавшийся на базе наиболее распространённого языка или диалекта, вобравшего черты других языков или диалектов» [НИЭ: 36].
Думается, следует признать ошибочным компромиссное мнение Р.Р. Гельгардта, полагавшего, что произведения традиционного фольклора основаны «на просторечном койне и местно-диалектной форме национального языка» [Гельгардт 1977: 10].
Возможно ли свести понятие «язык фольклора» к понятию «койне»? Видимо, нет. И самое главное здесь в том (на это исследователи обычно внимания не обращают), что койне всегда имеет цель объединить говорящих на разных языках или диалектах, дать им средство речевого взаимодействия. В этом смысле правомерно соотносить с койне национальный язык и его сердцевинную часть – литературный язык, для которого задача объединить живущих в пределах государства – наиглавнейшая. Поэтому очень важно, что литературный язык «состоит из общенародных языковых элементов, прошедших культурную обработку, в нём сосредоточены оптимальные способы выражения идей, мыслей и эмоций, обозначения понятий и предметов, квинтэссенция национальной идиоматики» [Русский язык… 1979: 131].
В цепочке связей койне – литературный язык – язык художественной литературы – язык фольклора манит возможность нарушить первый закон формальной логики («закон тождества»), произвольно отождествить объёмы связанных понятий, «спрямить» их отношения, пренебрегая тем обстоятельством, что язык фольклора только в какой-то мере подобен языку художественной литературы, что объёмы понятий «язык художественной литературы» и «литературный язык» не идентичны, не тождественны, что литературный язык и койне также имеют между собой различия. Пренебрежение этими обстоятельствами приводит к отождествлению крайних в цепи понятий: язык фольклора – это койне.