Изменить стиль страницы

В современном русском языке некоторые значения прилагательного утрачены и обнаруживаются только в отдельных словосочетаниях, извлечённых из художественных произведений прошлого столетия: белая изба, баня – «постройки с дымоходом и дымоотводом», белая горница – «парадная, приёмная, лучше обставленная и чище содержимая», белая кухарка – «повариха, готовящая кушанья для хозяев» и др.

Прилагательное белый чрезвычайно употребительно и в русском фольклоре. Это объясняется тем, что рассматриваемое прилагательное обладает повышенной частотностью в диалектах, при этом частота использования определяется многозначностью прилагательного.

Наличие у фольклорного прилагательного белый «нецветового» значения заметно на примере так называемых алогичных сочетаний:

Ты пчела ли, моя пчёлынька,
Ты пчела ли моя белая
По чисту полю полетывала…
(Лир. рус. св., № 11);
Не белый горох рассыпается:
Чурилина-то кровь разливается…
(Рыбн., II, № 23);
Да и понесе ён, конь могучий,
Своего боярина со царевною
По белому люду христианскому российскому таскатися…
(Рыбн., II, № 26).

Строго говоря, никакой алогичности здесь нет, прилагательное белый актуализирует «нецветовое» значение.

Об оценочном компоненте в значении прилагательного белый говорят и довольно многочисленные случаи синонимических замен. Например, в народно-поэтическом творчестве широко известно сочетание широкий двор:

Заезжал он скоро на широкий двор…
(Рыбн., II, № 16).

В былине, записанной А.Ф. Гильфердингом, зафиксирован случай, когда на месте широкий было употреблено белый:

Въехать бы туда русскому могучу богатырю
На широк туды на белой двор…
(Гильф. 2, № 120).

Этот пример из Гильфердинга приведен также и в «Словаре русских народных говоров». Белый двор толкуется как «огороженное место вокруг дома» [СРНГ: 2: 233]. Поскольку в былине это значение неактуально, так как нет противопоставления «чистого» двора какому-либо другому, думается, что прилагательное белый употреблено как эквивалент прилагательного широкий.

Русскому фольклору свойствен такой композиционный приём, сущность которого состоит в том, что одна фраза дробится на две, построенные по принципу синтаксического параллелизма:

Я по бережку, млада, ой, да ходила,
Ох, да по крутому, млада, гуляла…
(Мезень, № 80).

В таком случае легко проверяются синонимические отношения между словами. Прилагательное белый, как правило, соотносится в таких конструкциях с определениями ясный, хороший:

Не ясен-то сокол вылетывал,
Не белой-то кречень перекуркивал
(Рыбн., II, № 27);
Мне родимая матушка —
От бела умываньица,
Мне родимая сестрица
От хороша снаряжаньица
(Лир. рус. св., № 455).

Эпитет белый может стоять также в синонимической паре с эпитетом хороший:

Пораздёрнула она хорош-бел шатёр…
(Рыбн., II, № 20).

Сопоставление различных случаев употребления прилагательного белый даёт основание считать, что в нём имплицитно содержится элемент значения «предельности признака». Браный означает «вышитый»:

Садились за скатерти браные.
(Рыбн., II, № 28).

Прибавление корня сам(о) – усиливает качественную характеристику: самобраные скатерти – «прекрасно вышитые». Корень сам– может заменяться корнем бел-:

И как садил он их за столики да за кленовые,
И за тея ли за скатерти за белобраные…
(Гильф. 2, № 175).

Значение «предельность признака» у прилагательного белый зафиксировано и в диалектах. Например: Белая нужда – крайняя нужда. Дожить до белой нужды! Отмечено оно в 1885–1898 гг. в Олонецкой губернии. Сходное значение усматриваем и в отдельных окказиональных словоупотреблениях прилагательного белый в литературном языке:

И сады, и пруды, и ограды,
И кипящее белыми воплями
Мирозданье – лишь страсти разряды,
Человеческим сердцем накопленной
(Б. Пастернак).

Резюмируя, можно сказать, что в фольклоре прилагательное белый, помимо «цветового», обладает ещё рядом значений оценочного характера. Комплексность и известная семантическая недифференцированность этих побочных значений обусловили широкое использование прилагательного белый в словосложении. При этом заметна закономерность: если второй производящей основой является существительное, то корень бел– актуализирует «цветовое» значение, если же производящей основой является основа прилагательного, то бел– проявляет оценочное («нецветовое») значение. Присоединение корня бел– к прилагательному является специфической чертой фольклорного словообразования. Наличие у корня бел – «цветового» и «нецветового» значений не является уникальным свойством только этого прилагательного. Сходное было замечено на примере эпитета лазоревый [Голубева 1970].

Можно предположить, что если в литературном языке каждое многозначное слово в контексте актуализирует только одно какое-либо значение, исключая случаи намеренной или ненамеренной двусмысленности, то в фольклорном контексте могут одновременно актуализироваться несколько значений. Этим достигается изобразительность, экспрессивность и эмоциональность устно-поэтического произведения. И в этом одно из объяснений поразительной ёмкости фольклорного слова.

Разграничение устойчивых словесных комплексов и сложных слов в устно-поэтическом тексте

Слово в фольклорном тексте – это не только теоретическая проблема, но и вопрос самый что ни на есть практический. Эдиционная (издательская) практика требует однозначных решений относительно границ слова в тексте.

Такое грандиозное национальное предприятие, каким является работа над созданием Свода русского фольклора, потребовала не только колоссального труда по учёту, систематизации и отбору имеющегося фольклорного материала, но и теоретического решения многих вопросов эдиции, в частности, связанных с орфографией публикуемых текстов. О том, что эти вопросы актуальны, свидетельствует тот факт, что даже в высокоавторитетном академическом «Собрании народных песен П.В. Киреевского» [Кир., т. 1] найдётся не один пример орфографической непоследовательности в разграничении сложных слов и устойчивых словесных комплексов. Ср.: