Эффективность “рейнджеров” превзошла все ожидания. Килмаре по-прежнему сопутствовала удача. Однако его по-прежнему не любили и даже отчасти боялись многие представители политического истэблишмента и, в первую очередь, нынешний премьер-министр — некий Джозеф Патрик Делейни.

Они завтракали вдвоем. В далекую пору их общей службы в ирландской армии отношения между старшим офицером Килмарой и молодым лейтенантом Фицдуэйном были отношениями учителя и ученика, но время и пережитые вместе опасности уравняли подчиненного с командиром — теперь они были просто товарищами по оружию. Они стали близкими друзьями.

Холодный завтрак был восхитителен. Вино доставили из личных запасов Килмары. Судя по его качеству, полковник умело пользовался своими связями во Франции. Они завершили трапезу кофе по-ирландски. Беседа шла о былых временах и о сегодняшнем дне Ирландии. По взаимному согласию разговор о повешенном отложили до конца завтрака.

После еды Килмара раскурил трубку.

— А ведь жизнь не так уж плоха, — сказал он, — даже в нашей чудной маленькой стране, несмотря на ошибки, измены, крушения планов и прочее. Здесь моя родина, и наше государство еще сравнительно молодо.

Фицдуэйн улыбнулся.

— Что-то ты чересчур добродушно настроен, — сказал он. — Тебе не кажется, что это смахивает на самодовольство?

— Может, и смахивает, но в душе я никакого самодовольства не чувствую, — проворчал Килмара. — Ну да ладно. Расскажи мне о Рудольфе фон Граффенлаубе.

Фицдуэйн поведал ему свою историю; Килмара слушал, не перебивая. Он был хорошим слушателем, и ему стало любопытно, почему его друга так задела за живое смерть какого-то иноземца.

— Я понимаю, что найти труп — это не самое лучшее, с чего можно начать день, — сказал Килмара, — но ты ведь уже успел привыкнуть к смертям, верно? Благодаря твоей профессии ты за неделю видишь столько трупов, сколько другому не увидеть за всю жизнь. Не хочу показаться циником, но что значит еще одно мертвое тело? Ты же не был знаком ни с этим юношей, ни с его друзьями или семьей, и убил его не ты, — он глянул на Фицдуэйна, — разве я не прав?

Фицдуэйн ухмыльнулся и покачал головой.

— Во всяком случае, не припомню.

— Ну так в чем же проблема? Людям свойственно умирать. От этого никуда не денешься. Так сказать, естественный порядок вещей. Что для тебя смерть Руди фон Граффенлауба?

Фицдуэйн молчал, собираясь с мыслями.

— Конечно, я помогу, — снова заговорил Килмара. — Но мне просто интересно, что лежит в основе твоего, прямо скажем, довольно загадочного проекта?

Фицдуэйн рассмеялся.

— У меня нет ни одной разумной причины затевать все это, — сказал он. — Разве что ощущение, которое не дает мне пройти мимо.

— Ох уж эти твои ощущения, — покачал головой Килмара. — Я еще по Конго помню: вечно тебе что-то мерещилось. И как же ты думаешь действовать?

Фицдуэйн освежил память, заглянув в свой блокнот.

— Я хотел бы поговорить с патологоанатомом, который производил вскрытие. Тот врач, которому полагалось это сделать, уехал на конференцию, а Харбисон был чем-то занят, поэтому им пришлось вызвать доктора Бакли из Корка.

— Бакли я знаю, — сказал Килмара. — Такой коротышка, волосы с проседью. Родом из Западного Корка. Сейчас работает в Южной больнице.

— Вот-вот, — сказал Фицдуэйн.

— Бакли хороший малый, — заметил Килмара. — Первоклассный специалист, но если начать выспрашивать его о работе без достаточно веских причин, он будет молчать как рыба.

— Тут мне и нужна твоя помощь, — сказал Фицдуэйн. — Я пробовал его расколоть, да только ничего не вышло. Он был дружелюбен, но тверд.

— Да, уроженцы Западного Корка умеют быть вежливыми, — сказал Килмара. — Наверное, это из-за природы в тех краях. Ладно, постараюсь что-нибудь сделать. Дальше?

— Мне нужны копии всех относящихся к этому делу документов: полицейского рапорта, заключений экспертов и коронера. Короче, целая стопка, — сказал Фицдуэйн.

— Вообще-то давать подобные бумаги гражданским лицам не полагается — может быть, это даже противозаконно. Но ничего. Сделаем.

— Еще желательно было бы получить какие-нибудь рекомендации для бернских властей, — сказал Фицдуэйн. — Руди фон Граффенлауб приехал оттуда. Там живут его родители и друзья. Я думаю заглянуть туда и кое о чем их поспрашивать, и не хочу, чтобы меня вежливо депортировали на следующий же день.

Килмара ухмыльнулся.

— Тут требуется некоторая фантазия.

— И наконец, что тебе известно о Дракеровском колледже? — поинтересовался Фицдуэйн. — Я спрашиваю не о том, о чем можно прочесть в их рекламном проспекте.

— Сдастся мне, что в юности тебе было бы там самое место, — сказал Килмара. — А теперь мой черед задавать вопросы. Что ты, собственно говоря, ищешь?

Фицдуэйн мягко улыбнулся.

— Понятия не имею, — сказал он. — Когда найду, тогда и узнаю.

Воцарилось недолгое молчание. Килмара встал, потянулся и подошел к окну. Выглянул наружу сквозь опущенные жалюзи.

— А дождь не слишком сильный, — сказал он. — Так, моросит. Может, прогуляемся по Герберт-парку?

— Зима, март месяц, холодно, — отозвался Фицдуэйн, но его действия противоречили словам. Он уже надевал свой плащ, так и не успевший высохнуть. — И цветов нынче нет.

— Цветы есть всегда, — сказал Килмара.

Они прошли немного по дороге и свернули в пустынный Герберт-парк.

Четверо охранников старались держаться к ним поближе, хотя и вне пределов слышимости. Они явно нервничали. Видимость была ограничена, а кусты представляли собой хорошее укрытие для того, кому вздумалось бы напасть на Килмару. Не в привычках полковника было так долго находиться там, где при имеющихся людских ресурсах не могла быть обеспечена его полная безопасность. Начальник охраны уже позвонил в штаб рейнджеров и вызвал подкрепление. Он гадал, о чем могут говорить эти двое. И надеялся, что дождь пойдет сильнее и заставит их вернуться куда-нибудь под крышу, в более надежное место.

А они беседовали о террористах.

— Возьми, к примеру, наших, — говорил Килмара. — Мы ловим их, сажаем в тюрьму, иногда даже убиваем, но я в определенной степени сочувствую им или, по меньшей мере, понимаю их — всех этих “прово” и другие группы, отколовшиеся от ИРА. Они борются за объединенную Ирландию. Они не хотят британского владычества на севере.

— И поэтому взрывают бомбы на переполненных улицах, убивают и калечат невинных мужчин, женщин и детей, расстреливают полицейских на виду у их семей, — вставил Фицдуэйн.

— Знаю, знаю, — сказал Килмара. — Я не оправдываю ИРА. Я только говорю, что понимаю их мотивы.

Они оставили позади пруды и зеленые насаждения Герберт-парка и, перейдя дорогу, вступили на территорию, где были расположены теннисные корты. Мокрая трава хлюпала под ногами. Они не обращали на это внимания.

Килмара заговорил снова.

— Подобным же образом я понимаю другие националистские террористические организации вроде испанских басков или разных палестинских группировок, которых, как тебе известно, на свете предостаточно. Но я никак не могу понять, что движет европейскими террористами — группой “Баадер-Майнхоф”, “Отрядом Красной Армии”, как они себя называют, “Аксьон Директ” — или бандами типа итальянской “Бригада Росса”. Чего им, черт возьми, надо? Большинство из этих людей выросли в богатых семьях. Получили хорошее образование — иногда даже слишком хорошее. У них нет материальных проблем. Нет националистических целей. Похоже на то, что у них нет и сколько-нибудь твердой политической позиции. И однако они грабят, крадут детей, калечат и убивают. Но ради чего? Зачем?

— К чему ты клонишь? — Килмара остановился и повернулся к Фицдуэйну лицом. — Будь я проклят, если знаю. Но у меня такое чувство, что в мире заваривается каша, которую непросто будет расхлебать. Мы сидим на этом маленьком островке, любуемся на свой трилистник, покуда мозги наши потихоньку затягивает плесенью, и считаем, что кроме ИРА нам больше не о чем волноваться — по крайней мере, если речь идет о террористах. Но я не уверен, что дело обстоит так просто. Я не говорю о коммунизме, этот строй в любом случае сам себя разрушит, — но и в западных демократических странах далеко не все ладно. Нашу систему ценностей разъедает гангрена, а в результате появляются террористы вроде “Отряда Красной Армии” — и я начинаю ощущать их присутствие даже в нашей стране.