Фицдуэйн взял в руки пульт управления телевизором. Было почти девять, и на экране возникло яркое цветное изображение Итен, анонсирующей свою передачу.

Он включил звук и поймал ее на середине фразы. “…Силы безопасности окружают дом, где неизвестное количество вооруженных бандитов держит в плену пятерых заложников. Мы ужасаемся жестокому убийству четырех невинных людей и задаемся вопросом: в чем причины терроризма? Такова тема нашей передачи “Сегодня вечером”, которую вы увидите в девять тридцать, после новостей”.

Разобраться в причинах терроризма за сорок минут минус время, потребное для рекламы. Ай да молодцы! Он смотрел рекламный ролик и размышлял о том, что если почаще сидеть перед телевизором, у человека вполне может возникнуть потребность пополнить ряды террористов.

Только услышав сообщение диктора и увидев записанные на пленку испуганные лица тех, кто наблюдал за “Киннегадской бойней”, Фицдуэйн сделал из слов Итен неизбежный вывод: Килмара с его рейнджерами сейчас очень заняты.

Он понадеялся, что у Килмары хватит ума не высовываться. Он уже староват для того, чтобы лично водить своих людей в атаку.

Килмара облачился в тусклый черно-синий мундир командира рейнджеров с черной тесьмой и форменные ботинки вроде тех, что носят парашютисты. На лице его не осталось и следа веселости; замкнутый и сосредоточенный, он в последний раз обвел взглядом восемь мониторов, целиком занимающих одну стену передвижного Командного пункта.

— Дайте мне обзор на главном экране с интервалом в пять секунд, — сказал он.

Пальцы сидящего за пультом управления сержанта рейнджеров с привычной легкостью забегали по кнопкам и переключателям. На главном экране через каждые пять секунд стали сменяться изображения, фиксируемые шестью кинокамерами, установленными вокруг дома.

Окна двухэтажного сельского дома современной постройки были зашторены. Там не было видно ни малейшего признака жизни, но Килмара знал, что внутри находятся четверо детей и их мать, взятые в заложники двумя беспощадными убийцами. С самого начала, чтобы показать, насколько серьезны их намерения, эти безжалостные террористы хладнокровно прикончили фермера, главу семейства. Его тело до сих пор лежало там, где это произошло, в двух метрах от парадного входа. Его жену и детей заставили смотреть на то, как молодой немец с висячими черными усами и блестящими белыми зубами аккуратно перерезает своей жертве горло.

Килмара повернулся к мониторам спиной и пошел в другой конец фургона, в котором размещался передвижной Командный пункт. По обе стороны от прохода сидели рейнджеры в форме: они следили за работой сложных электронных приборов, осуществлявших радиосвязь и акустическую локацию местности. Чтобы удобней было наблюдать за экранами, верхний свет в фургоне притушили; у некоторых операторов были включены настольные лампы. Слышалось слабое урчанье мощного, но заключенного в звукоизолирующий корпус генератора.

Он зашел в маленькую комнату для совещаний и прикрыл за собой дверь. В отличие от только что покинутого им помещения, эта комната была ярко освещена.

— Что нового? — спросил он. Майор Гюнтер Хорсти его компаньон, лейтенант рейнджеров, оторвались от изучения вещей, обнаруженных в спешно оставленном террористами “форд-эскорте”.

— Личные вещи, карты и путеводители, — сказал Гюнтер. — Похоже, тут нет ничего такого, что помогло бы решить нашу проблему, хотя со временем эксперты что-нибудь да найдут. — Он помедлил, затем взял со стола книгу в твердой обложке и протянул ее Килмаре. — Может быть, это вас заинтересует.

Фотография на обложке книги завораживала. Изображение было зернистым, черно-белым: на заднем плане вздымались вихри пыли и дыма, а передний план занимало повернутое в профиль лицо усталого, небритого солдата. В ладонях он держал голубку и с нежностью смотрел на нее. К его ремню, рядом с флягой для воды, были привязаны две отрубленные человеческие головы.

Книга называлась “Парадоксальный бизнес”. Подзаголовок гласил: “Война глазами одного из лучших военных фотокорреспондентов — Хьюго Фицдуэйна”.

— Ну и дела, — сказал Килмара. Он глянул на Гюнтера. — Попробуй-ка найти его и привезти сюда. Может быть, он сообразит, что это за люди.

— А где его искать?

— Наверное, он еще в Дублине, — сказал Килмара. — Или на квартире у Итен, или в каком-нибудь ресторанчике поблизости, где подают хорошее вино. — Он посмотрел на часы. Было 9.40 вечера; бессознательно, следуя военной привычке, Килмара перевел эти цифры в 21.40. — Можешь заглянуть и на РТА. Иногда он забирает оттуда Итен после ее передачи.

— Ладно, я мигом, — сказал Гюнтер. Килмара улыбнулся.

— Ну, давай, — сказал он. Потом обернулся к лейтенанту. — Дайте мне знать, когда будет готов план дома.

Фицдуэйн сидел у задней стены в маленькой операторской на Второй студии РТА и наблюдал за тем, как Итен в пух и прах разносит защиту еще недавно столь довольных собой министра юстиции, известного церковного деятеля и адъюнкт-профессора социологии из Дублинского университета.

Близился конец передачи, и похоже было, что приглашенные в студию эксперты по причинам терроризма боятся Итен больше, чем самих террористов. Министр юстиции не мог дать ни одного удовлетворительного ответа, и блестевший на его лбу пот резко контрастировал с привычным обликом этого невозмутимого и самоуверенного государственного мужа.

Через несколько минут передача должна была кончиться. Секунды шли, а Фицдуэйн глядел на десяток расположенных в ряд экранов и слушал, как продюсер и его ассистенты руководят перемещениями съемочных камер. Он лениво отметил, что на всех девушках черные чулки и что все они, сидя перед экранами в постоянном напряжении, то и дело глотают мятные конфетки и закуривают новые сигареты. Фицдуэйн подумал, что такая работа вряд ли может способствовать продлению жизни.

Вскоре зазвучала музыка, прошли финальные титры, и передача завершилась. Снова началась реклама. Он еще раз подивился беспринципной гибкости телевидения и порадовался, что работает в прессе.

Мониторы все еще светились. Комната, откуда велась съемка, почти опустела. На экранах была одна только Итен, задержавшаяся, чтобы собрать свои записи. Она наклонила голову и вдруг показалась Фицдуэйну усталой и беззащитной. Ему захотелось обнять ее, и он снова мысленно обругал себя за то, что никак не перестанет скитаться по миру. Пора бы все-таки угомониться. Он и сам порядком устал.

Девушки, работавшие над программой, переводили взгляды с Фицдуэйна на экраны и обратно. Он словно забыл об их существовании. Продюсер положила руку ему на плечо.

— Пошли выпьем, — сказала она. — Итен присоединится к нам через пару минут.

Комната для гостей программы “Сегодня вечером” служила примерно той же цели, что и больничный травматологический пункт, но средства здесь применялись другие: опыт научил редактора передачи, что алкоголь, вводимый внутрь в достаточно больших количествах, позволяет гораздо скорее привести пациента в чувство.

Ведущие программы норовили вцепиться своим собеседникам в горло, однако если в дальнейшем жертву собирались пригласить снова, необходимо было помочь ей восстановить толику самоуважения. Тут и оказывалась кстати комната для гостей: приведенные сюда политики и бюрократы, чья глупость и некомпетентность была выявлена в прямом эфире всего несколько минут назад, выпивали парочку порций джина “винсент” и вскоре начинали думать, что выдержали испытание не хуже Дэвида Фроста — и что теперь их здесь ждут не дождутся для повторной беседы.

Это удовлетворяло редактора, понимающего, что в такой маленькой стране, как Ирландия, существуют весьма ограниченные запасы фуража для политического телевидения. К тому же, он был добрым человеком. За рамками прямого эфира он любил делать людям приятное.

Чтобы не показывать прочим дурного примера, Фицдуэйн взял огромный бокал джина — напитка, к которому он обычно почти не притрагивался, — и сел за столик, по-прежнему обуреваемый мыслями, которые гнал от себя вот уже без малого двадцать лет.