— Вы, конечно, помните, — продолжал он, — что на дознании я заявил, будто смерть была мгновенной. Это была неправда — мы говорим так только ради того, чтобы не расстраивать родственников. Действительные же факты содержатся в письменном заключении, которое получает коронер.

— А как насчет следов у него на руках? — спросил Фицдуэйн. — На кончиках пальцев тоже есть царапины. Они выглядят так, будто он с кем-то боролся.

— Это вполне можно предположить, — сказал Бакли, — однако если бы имела место борьба, и юношу повесил кто-то другой, на теле жертвы почти наверняка остались бы и иные следы. В данном случае, я осматривал тело с особым вниманием по той простой причине, что работал на чужой территории и хотел проверить все, что только можно, — к тому же, у меня было гораздо больше времени, чем отводится на подобные процедуры здесь. И я не нашел никаких синяков, говорящих о присутствии другого лица. Появление следов на ладонях и пальцах полностью объясняется двумя причинами: во-первых, тем, что парень лез на дерево и испачкал себе руки… — он сделал паузу, чтобы затянуться трубкой.

— А во-вторых? — подсказал Фицдуэйн.

— Во-вторых, его конвульсиями после прыжка, когда он медленно задыхался. Расстояние между стволом дерева и телом — теперь я воочию вижу, каким оно было, но сержант и прежде сообщил мне результаты своих измерении, — свидетельствует о том, что во время судорог тело вполне могло тереться о дерево — или, точнее, что повешенный мог ободрать кончики пальцев о древесную кору. Подобные судороги могут быть весьма сильными.

— Не стоило мне об этом спрашивать, — сказал Фицдуэйн.

Бакли слегка улыбнулся.

— Вдобавок я взял образцы тканей из-под его ногтей, подверг их различным тестам и исследовал под микроскопом. Полученные данные соответствуют тому, что я сейчас сказал. Надо заметить, что в случае борьбы под ногтями нередко остаются частицы кожи, тканей и засохшей крови, принадлежащие второму действующему лицу. Здесь же ничего подобного не обнаружилось. — Он посмотрел на Фицдуэйна. Его очки поблескивали в табачном дыму.

Фицдуэйн попытался подытожить сказанное.

— Очень хорошо. Если мы можем заключить, что нет никаких следов, говорящих о насильственном удушении или повешении, и вообще никаких признаков прямого насилия, то как насчет другой возможности: не находился ли он под воздействием наркотиков или гипноза?

Бакли ухмыльнулся.

— Великолепно, — сказал он. — Прежде я упоминал, что осмотрел парня с особенной тщательностью. То есть сделал несколько вещей, которых вообще-то не стал бы делать в подобном случае, и не только потому, что работал в чужом районе. Была еще одна причина: этот парень иностранец, и повторная аутопсия на его родине представлялась весьма вероятной. Если бы наши заключения оказались разными, это повлекло бы за собой очень серьезные неприятности. Такое уже было — правда, не со мной, а с моим коллегой. Вогнали его в краску.

— Итак, в данном случае, — продолжал Бакли, — несмотря на отсутствие признаков насилия и других подозрительных факторов, я взял дополнительные образцы крови, волос, мочи, содержимого желудка, и так далее, и отправил их на исследование в Дублин. Я подумал, что не исключена возможность употребления какого-нибудь наркотика, и в качестве предосторожности попросил провести токсикологические тесты.

— И? — спросил Фицдуэйн.

— Они ничего не обнаружили, — сказал Бакли. — Очень здоровый молодой человек, если не считать того, что повешенный. Заметьте, я не говорю, что применение наркотика абсолютно исключено. В наши дни существует огромное количество подобных веществ. Я говорю только, что следы отравления или опьянения наркотиком не были найдены. В дублинских лабораториях сидят очень хорошие специалисты, и то, что они пропустили при анализе какое-нибудь чужеродное вещество, маловероятно. Скорее уж в теле могло оказаться вещество, требующее для своего обнаружения больше времени. Но, повторяю, ничего подозрительного найдено не было.

— А как насчет гипноза? — Фицдуэйн не был убежден, что сам верит в такую возможность, но Бакли был специалистом, и кроме того, в Конго он навидался всякого.

— Не знаю, — бесстрастно сказал Бакли. — Может быть, в ветвях и прятался какой-нибудь колдун. Могу сообщить только одно: никто не видел, чтобы перед глазами у повешенного болтались блестящие золотые часы.

Это замечание не слишком позабавило Фицдуэйна. Он знал, что патологоанатомы известны своим пристрастием к мрачным шуткам, но распухшее лицо Рудольфа на экране временно лишило его чувства юмора. Бакли заметил его реакцию.

— А если серьезнее, — сказал он, — имеющиеся факты говорят о том, что даже под действием гипноза люди очень редко бывают способны причинить себе вред. Инстинкт выживания силен. Конечно, есть отчеты об экстраординарных случаях в Африке, Индии и так далее, но там жертвы были всей своей жизнью подготовлены к тому, чтобы беспрекословно повиноваться колдуну или другому человеку, который заставлял их покончить с собой.

— Подготовлены?

— Подготовлены, — сказал Бакли. — А этого вряд ли можно ожидать от юноши, выросшего в сердце западного капиталистического мира.

Фицдуэйн улыбнулся.

— Да уж.

Бакли выключил проектор и подождал несколько минут, чтобы дать ему остыть. Теперь комната была освещена лишь отраженным светом угловой настольной лампы. Фицдуэйн встал и потянулся. Почти весь день он провел в сидячем положении, и его мышцы устали и занемели от долгой езды.

Щелк! Экран заполнили две нижние трети Рудольфа фон Граффенлауба. Бакли нажал кнопку на своей электрической указке, и тонкий луч света упал на запятнанные джинсы в районе паха мертвеца.

— Вы можете видеть, — снова заговорил Бакли лекторским тоном, — что у покойного произошло опорожнение кишечника. Но не надо думать, что это свидетельствует об отравлении или о чем-нибудь подобном. Такой вывод был бы необоснован. На самом деле судороги умирающих довольно часто, хотя и не всегда, сопровождаются дефекацией. Если повешенный мужского пола, вполне может произойти и эякуляция. В данном случае следов эякуляции не наблюдается.

— Полицейское расследование показало, — продолжал он, — что за пару часов до смерти покойный присутствовал на завтраке в столовой колледжа. Этот факт отчасти насторожил меня, когда я читал отчет, еще не приступив к вскрытию, так как мой опыт говорит о том, что непосредственно перед накладыванием на себя рук самоубийцы редко наедаются. Однако, исследуя содержимое желудка, я избавился от возникших у меня сомнений: юноша практически не завтракал, хотя выпил немного чаю.

— Еще один факт в пользу гипотезы о самоубийстве, — сказал Фицдуэйн.

— Что ж, если он действительно готовился к самоубийству, едва ли можно удивляться тому, что у мистера фон Граффенлауба слегка пересохло во рту, — сказал Бакли и снова вернулся к своим монотонным комментариям. — Вы можете наблюдать, что молния на джинсах полностью застегнута и пенис не обнажен. Это позволяет исключить из возможных причин самоубийства половое извращение.

— Что-что? — переспросил удивленный Фицдуэйн.

— Существует такая разновидность перверсии — она сродни увлечению цепями, мазохизму и прочему в том же духе, — мягко пояснил Бакли. — Должен заметить, что этим занимаются не только аристократы из высших кругов Лондона или Лос-Анджелеса. Такое случается везде, где живут люди, даже в нашем милом католическом Корке. Видите ли, частичная асфиксия может служить возбуждающим средством. Подростки часто обнаруживают это случайно, например, когда борются на уроках физкультуры. А дальше какой-нибудь юнец запирается в ванной или туалете и начинает баловаться с веревками и цепями, стягивая ими шею во время мастурбации. Потом происходит что-нибудь непредвиденное, он поскальзывается или смещает веревку не туда. Пережимает себе блуждающий нерв, и все — приехали. Дальше ему прямая дорога к таким, как я. Родители взламывают дверь ванной, или где он там прятался, и обнаруживают своего малыша Джонни с лицом, посиневшим, как у нашего Рудольфа, — только, в отличие от последнего, пенис у Джонни вывален наружу и с него капает сперма. А вокруг частенько валяются порнографические журналы.