1.3.2. А что есть смысл? (социальный аспект)

Однако следует подчеркнуть, что в случае человеческой коммуникации, в отличие, скажем, от коммуникации в животном мире, окружающую среду следует понимать не столько как природу, сколько как социум. Следовательно, смысл языкового знака можно определить как оптимальную модель взаимодействия с социальной средой в конкретных временных и пространственных условиях, становящуюся возможной благодаря использованию данного объекта (слова). В таком случае, одной из сущностных характеристик смысла в речевом общении является его двусторонняя направленность: от Говорящего и от Слушающего к некоторому общему для них обоих центру – точке общности.

Ведь если смысл, сформированный мной в моем речевом воздействии, по каким-либо причинам не «спровоцировал» процесс формулирования моим собеседником достаточно близкого (но не идентичного, поскольку это не возможно) смысла, то мое речевое воздействие не состоялось, а значит, было бессмысленным.

Смысл речежизненного поступка можно определить как точку наивысшего напряжения, в которой происходит «стягивание» двух стремящихся к взаимопроникновению сознаний.

М.М. Бахтин отмечал: «Высший архитектонический принцип действительного мира поступка есть конкретное, архитектонически-значимое противопоставление я и другого. Два принципиально различных, но соотнесенных между собой ценностных центра знает жизнь: себя и другого, и вокруг этих центров распределяются и размещаются все конкретные моменты бытия. Один и тот же содержательно-тождественный предмет, момент бытия, соотнесенный со мной или соотнесенный с другим, ценностно по-разному выглядит, и весь содержательно-единый мир, соотнесенный со мной или с другим, проникнут совершенно иным эмоционально-волевым тоном, по-разному ценностно значим в своем самом живом, самом существенном смысле. Этим не нарушается смысловое единство мира, но возводится до степени событийной единственности (курсив наш. – А.К.)» (Бахтин 1994: 72).

1.3.3. А что есть смысл? (лингвистический аспект)

Однако не следует упускать из вида тот факт, что материалом осуществления речевого поступка является, прежде всего, языковой знак (Н.Ф. Алефиренко предложил также термин «речевой знак» (Алефиренко 2007), а термин «знаки речи» был сформулирован еще Ф.Ф. Фортунатовым (Фортунатов 1956: 122)). Знак же имеет важнейшую характеристику, выделяющую его из ряда обычных «вещей» – знак замещает собой что-то. Следовательно, манипулирование знаком в процессе осуществления ориентирующего поведения имеет своей целью не только сориентировать коммуниканта на определенную модель взаимодействия с телом знака, но, через посредничество первого типа взаимодействия, сориентировать партнера по коммуникации на определенный способ взаимодействия с замещаемым знаком объектом. Происходит «удвоение» объекта, и биологическое определение смысла (Златев 2006) может быть модифицировано: смысл – оптимальная модель взаимодействия с объектом-1 в конкретных временных и пространственных условиях среды, становящаяся возможной благодаря использованию объекта-2 в речевой практике. Правомерно возникает вопрос: в таком случае речь идет о смысле объекта-1 или объекта-2? Скорее всего, следует считать, что выше данное определение фиксирует смысл взаимосвязи между данными двумя объектами. Поскольку нас интересует, прежде всего, проблема смысла языкового знака, то позволим себе сформулировать его так: дискурсивный смысл языкового знака в конкретном речевом поступке есть в достаточной мере адекватно понятая коммуникантом 2 ценностно окрашенная модель взаимодействия с устойчиво ассоциируемым (в сознании членов определенного лингвокультурного сообщества) с языковым знаком объектом, предлагаемая коммуникантом 1 при помощи использования данного знака в конкретном дискурсе.

В таком случае, если «внешнюю» сторону речевой/языковой деятельности человека составляет его речевое поведение, предстающее как способ ориентирующего поведения, в котором доминантой является феномен смысла, то «внутреннюю» сторону данной деятельности целесообразно рассматривать как деятельность по оперированию индивидуальной системой концептов и стратегий смыслоформирования и смыслоформулирования в процессах говорения и понимания речи (Залевская 1999: 29–30; Залевская 2005).

Смыслопорождение и смыслоформулирование есть сложные многоаспектные процессы, тесно связанные с проблемами речепорождения, широко исследуемыми в работах по общей лингвистике, психо– и нейролингвистике (ср. уровни порождения высказывания в теориях Б. Поттье (Pottier 1992) и А. Кюльоли; этапы речепорождения в концепциях Л.С. Выготского (Выготский 2007), И.А. Зимней (Зимняя 1969, 1978), А.А. Залевской (Залевская 1999, 2005), А.А. Леонтьева (Леонтьев 1997).

Нами было предложено понятие дискурсивного типа, представляющего собой совокупность условий на нескольких этапах или уровнях процесса порождения смысла, обеспечивающих формирование определенного дискурсивного смысла. Отметим, что предложенная нами модель смыслопорождения имеет не психолингвистический характер, а, скорее, лингвистически ориентированный: она «отталкивается» от анализа речевого материала, а в основе выявления содержания операций на каждом из этапов смыслопорождения лежит определенная лингвистическая методика, и, наконец, целью данной модели является – способствовать выявлению репертуара дискурсивных смыслов, реализуемых некоторым языковым знаком в речевой практике членов определенного национально-лингвокультурного сообщества, – образа анализируемого знака как структуры опытной природы, обеспечивающей (в своем взаимопроникновении с образом устойчиво ассоциируемого со знаком объекта) формирование такой структуры знания, как значение языкового знака.

Уточним нашу исследовательскую позицию относительно сущности знака, знаковой ситуации и значения.

1.3.3.1. Смысл и значение языкового знака

В нашем понимании (Колмогорова 2006, 2006а, 2006б) знаковая ситуация есть усваиваемая человеком в социальном и лингвокультурном опыте функциональная взаимосвязь между некоторым объектом окружающей среды и некоторым языковым знаком, существующая для членов определенного сообщества. При этом обе взаимосвязанные сущности не даны человеческому сознанию непосредственно. Их познание происходит через существенно отличающийся от одного национально-лингвокультурного сообщества к другому опыт взаимодействий с ними в профаническом и сакральном жизненных пространствах (объект) и в речевой практике (знак), который «оформляется» в виде такой структуры сознания языковой личности, как внутренний знак. Внутренний знак есть устойчиво ассоциируемые друг с другом в сознании языковой личности образ объекта-элемента среды, формирующийся на основе элементарных репрезентаций уже бывших в опыте данного индивидуума взаимодействий с объектом, и образ знака, складывающийся из элементарных репрезентаций взаимодействий языковой личности в речевой практике со знаком (здесь можно провести сравнение с понятием «логоген» – следовая многокомпонентная структура, формирующаяся на уровне нейронов, в которой фиксируются все особенности каждого слова, встречавшиеся языковой личности в ее речевой практике (Ушакова 2006)). Внутренний знак есть структура сознания, активизируемая как при восприятии объекта – элемента среды, так и при употреблении или интерпретации знака.

Значит, для того чтобы человек мог сказать: «я знаю значение этого слова», он должен, во-первых, иметь сложившийся опытным путем образ обозначаемого данным словом объекта, во-вторых, он должен иметь сложившийся образ данного языкового знака – некоторую совокупность представлений о тех воздействиях на собеседника, которые будет оказывать данное слово в том или ином контекстах (смыслах, реализуемых данным словом), а в-третьих, должен иметь практический навык (его можно сравнить с известными habitus П. Бурдье (Бурдье 2001; Bourdieu 1990) использования некоторого набора операций, активизирующих различные уровни сознания, для того чтобы добиться реализации некоторого изменения во взаимодействии Слушающего с объектом при помощи использования данного языкового знака.