Иначе говоря, применить слова-модификаторы (прилагательные или наречия) к какому-либо объекту или ситуации – значит указать на определенный, представляющийся естественным, тип высказывания, возможный по поводу этого объекта или ситуации (Ducrot 1995: 145). Средствами реализации подобной потенциальной градуированности чаще всего являются прилагательные и наречия, среди которых О. Дюкро выделяет «реализующие» (réalisant) и «дереализующие» (déréalisant): первые приближают обозначаемые объект или ситуацию к прототипическим, увеличивая тем самым аргументативную силу характеризуемого слова, а вторые, напротив, отдаляют обозначаемые данным словом объект или ситуацию от типичного представления о подобных объектах или ситуациях, переводя их в разряд нетипичных, уменьшая аргументативную силу характеризуемого слова или даже придавая ей противоположный вектор. Экспресс-тестом для определения дереализующих слов (или модификаторов «–») служит приложимость к синтагме XY формулы «X, но (mais) Y». В то время как для «реализующих» слов (которые далее мы будем называть модификаторы «+») экспресс-тестом служит формула «X, и даже (et même) Y» (Ducrot 1995: 147).

Если мы применим данный экспресс-тест к сочетанию светлое небо, то получим следующий результат: 45 человек из 49 опрошенных русских информантов сочли суждение «небо, и даже светлое» более естественным и «ложащимся на ухо», чем суждение «небо, но светлое». Из чего мы можем заключить, что прилагательное светлый в данном сочетании даже вне контекста выступает в качестве модификатора «+», усиливающего представление о прототипическом небе: небо как раз таким и должно быть.

3.1.3. Норма, эталон, прототип как базовые категории когнитивно-языковой аргументации

Свойство некоторых прилагательных в определенных сочетаниях, которое мы будем называть «когнитивно-языковым аргументативным потенциалом» основано, прежде всего, на категории нормы как социокультурном феномене. Норма в данном аспекте предстает как набор тех констант мировосприятия, которые позволяют человеку сохранять иллюзию стабильности в находящемся в процессе постоянного изменения мире (Арутюнова 1999; Никитина 1993; Цивьян 1990). Многие феномены окружающей биосоциокультурной среды предстают перед человеком в разных обликах и обличьях, но воспринимаются они так, как предписывает норма, – так достигается уверенность и стабильность существования. Например, Е.С. Никитина, анализируя нормативные аспекты описания человеческой внешности в фольклорных текстах, отмечает, что в русской традиционной картине мира руки и лицо человека с точки зрения нормы должны быть белыми, поэтому в таких текстах даже для описания внешности чернокожего арапа используются сочетания белые руки, белое лицо (Никитина 1993: 140).

О роли нормы и о ее превращении в ценность в процессе аргументации писал А.А. Ивин. По мнению философа, утверждение и его объект могут находиться между собой в двух противоположных отношениях: истинностном и ценностном. В первом случае отправным пунктом сопоставления является объект, утверждение выступает как его описание и характеризуется с точки зрения истинностных понятий. Во втором случае исходным выступает утверждение, функционирующее как оценка, стандарт, план, и соответствие ему объекта характеризуется в оценочных понятиях. Другими словами, объект сопоставляется с мыслью на предмет соответствия ей, и возникает ценностное отношение, которое далеко не всегда осознается (Ивин 2004: 158–161).

Как показывает проведенный нами анализ (Колмогорова 2006), для аргументативного потенциала прилагательных светлый и темный в современной русской речевой практике существенны нормативные представления о следующих характеристиках окружающей среды:

1) природные феномены: светлое солнце, пламя;

2) артефакты: темная одежда, меблировка, темные предметы быта;

3) элементы внешности: светлые волосы, глаза, лицо, кожа; темные усы, брови, ресницы, веснушки, щетина;

4) среда: светлый день, светлое утро, небо; темная ночь, вода, темный угол, дыра, нутро, ущелье, лес;

5) время в жизни человека или народа: светлый день, праздник, светлая седмица, светлое будущее; темное прошлое;

6) человек как духовная субстанция: светлый человек (личность, сестра, женщина, девушка и т.д.);

7) пространство, где человек пребывает как личность, дух: светлая родина, светлый мир;

8) «место» в человеке, через которое осуществляется духовный контакт с высшими силами: светлый глаз, светлое око, светлая голова, душа;

9) состояния души и сознания: светлая радость, мысль, печаль, грусть, память, дрема, любовь, вера, мечта, надежда, светлые раздумья, образы; темная ненависть, страсть;

10) поступок: темные делишки, темное дело;

11) часть ситуации: темное пятно;

12) то, что рассказывают люди: темные легенды, слухи, истории;

13) уровень доступности чего-либо для сознания человека: темный лес.

Отметим, что выявленные нами дискурсивные смыслы прилагательных светлый и темный в современной русской речевой практике в сфере непрямых употреблений сфокусированы на оказании ориентирующего воздействия в системе трех важнейших религиозно-мифологических координат: с объектом, человеком, феноменом предлагается тот или иной тип взаимодействия в зависимости от принадлежности его сфере Бога, Дьявола или черта[5]. Например, в следующих речевых поступках выделенные прилагательные последовательно реализуют следующие дискурсивные смыслы: (пр. 21) «состояние души и сознания, в котором находится человек в своей земной жизни в течение того времени, когда Бог причащает его Благу и Истине, и человек причащается Благу и Истине, и такое состояние очень редко и ценно, а люди, на которых оно снизошло – исключительные и хорошие»; (пр. 22) «люди рассказывают так о человеке, который поддался на искушение черта»; (пр. 23) «определенный, протекающий сейчас, либо более длительный период времени в прошлом/настоящем в земной жизни, когда человек не знает по неведению либо не хочет знать Бога и признать свои грехи, а Дьявол распространяет свою власть на человека, и такое время трудно пережить».

(21) Непонятно, как могла светлая, простодушная любовь тети Клаши подтолкнуть молодого, резкого, себе на уме, очень неглупого Сережу в бирюлевскую шпану [Мишарин А. Белый, белый день // Октябрь. №4, 2003. – НКРЯ];

(22) Известие о гибели Самсонова не сразу дошло до народа; еще долго блуждали темные легенды, будто его видели в лагере военнопленных, где он, переодетый в гимнастерку, выдавал себя за солдата [Пикуль В. Нечистая сила (1991). С. 463];

(23) В первой половине XIX века дом Божий – дивной красоты и необычного архитектурного замысла – был освящен по благословению святителя Филарета Московского. Зимой службы шли в нижней, теплой, церкви, летом – на втором этаже. Так было вплоть до закрытия Никольской церкви в темные годы гонений [http://orthodox.zelenograd.info/articles. php?numid=6&rubid=29].

Однако представления о норме существуют только для тех феноменов и субъектов, которые категоризируются как принадлежащие сферам Бога и черта. И здесь мы видим столкновение «идеальной» нормы (так должно быть) и «реальной» (так чаще всего бывает). Так, духовный аспект личности человека, базисные его психо-эмоциональные состояния, время и место жизни должны быть причастны Богу, Истине и Благу – в идеале (и нужно к этому стремиться) – должны быть светлыми. Но когда речь заходит о реальных жизненных поступках людей (то, что люди делают и говорят), жизненных ситуациях, то чаще всего данные феномены предстают как такие, которые совершаются под влиянием черта – лукавого, хитрого (однако достаточно свойского, если вспомнить русские народные сказки, а также сказку А.С. Пушкина и гоголевские «Вечера на хуторе близ Диканьки») – мифологического персонажа, лишающего человека на время его собственного сознания и толкающего его на всяческие дурные поступки: прототипически темными являются дела, делишки, слухи, рассказы, легенды, истории.