— Да, нам всем не хватает Антонеллы, не только Коротышке. — Витус налил три поварешки супа в большую миску. Суп был разваренный и полуостывший. — Боюсь, мы едали и более вкусную пищу.
— Да ладно тебе! — ученый опустил ложку в варево. — Голодному и хлеб что манна небесная.
Витус опять не удержался от улыбки. Начав есть, он заметил:
— Мы должны исходить из того, что Гвидо отныне выпадает из графика дежурств.
— Что?! Ты это серьезно? Как же нам теперь нести вахту? Ведь нас осталась жалкая горстка из трех человек, поскольку Коротышка, насколько я понимаю, тоже не в счет?
— Ты все правильно понимаешь. Поэтому нам придется немного перестроиться, ибо один пункт я оставляю незыблемым: мы, как и прежде, будем ходить в дозор. Ты, Фабио и я. Будем, как и раньше, дежурить по четыре часа, только поодиночке, после чего каждый опять получает восемь часов отдыха. Дозорный должен отныне носить с собой не только мушкет Фабио, но и его рожок. В случае опасности звук рожка будет сигналом тревоги. Проблему с приготовлением пищи мы также должны решить. Думаю, я возьму это на себя. Одной плотной трапезы в день будет вполне достаточно.
Витус подавил отрыжку и продолжил:
— Я немедленно начинаю готовить еду. Фабио, вернувшись в полдень с вахты, получит солидную порцию. Я сменю его до четырех, а потом подойдет твоя очередь до восьми и так далее. Единственное, чего действительно жаль: мы никогда не сможем есть все вместе, а ведь совместная трапеза так сближает! Помнишь, как было хорошо, когда мы путешествовали с бродячими артистами?
— Помню, помню, еще бы. Скажи лучше, ты доешь остатки супа? Нет? Тем лучше, тогда я принесу себя в жертву. — Магистр с наслаждением отправил в рот последнюю ложку. — Да, мы прекрасно ладили с каждым из них, только этот спесивый шарлатан докторус Бомбастус Зануссус был исключением. Помнишь, как он сожрал всех наших раков, конфисковав единственные щипцы? А сам при этом напропалую любезничал с Тирзой, к неудовольствию некоего Витуса из Камподиоса?
— Да, Тирза… — Витус с грустью улыбнулся. — Молодая цыганка. Интересно, что с ней сталось?
Магистр задумчиво кивнул:
— И со всеми остальными? С Артуро и Анакондой, с Церутти и Майей, с Антонио и Лупо… Да, были времена. Увидим ли мы когда-нибудь Artistas unicos?
— Как знать, как знать.
В огненном кольце,
вторник, 1-й день декабря A.D.1579
С нами произошли неприятные и чреватые опасностью перемены, описать которые я нашел время лишь сегодня. Гвидо, скрипичный мастер, вот уже неделю наотрез отказывается сделать хотя бы шаг в сторону огня, боясь, что его скрипка может пострадать. С инструментом он обращается, как с женщиной, словно дерево — это ее кожа, а резонансное отверстие — ну, в общем, ясно. Все это было бы смешно, когда бы не было так жутко. В любом случае в качестве дозорного он выпал из нашей компании.
Энано также перестал нести вахту, оставив за собой только самые необходимые общественные обязанности. Все время он трогательно заботится о малышке Нелле и, помимо того, поддерживает огонь. Чтобы было чем кормить ребенка, он решился на неслыханное сумасбродство: протащил сквозь огненное кольцо козу, подвергнув тем самым всех крайней опасности заражения. Но, слава Богу, зараза к нам не проникла.
В силу всех этих обстоятельств в дозор теперь ходят только Фабио, Магистр и я, каждый в одиночку, что, несомненно, сопряжено с риском, особенно в случае с близоруким Магистром. Он дежурит утром и вечером с четырех до восьми, так что на его долю приходится больше всего дневного света.
На прошлой неделе дважды гас огонь. Причиной тому был сильный дождь, но Коротышке всякий раз удавалось в кратчайший срок снова разжечь пламя. Он утверждает, что все дело в искусстве укладки дров. Хорошо горящие и правильно сложенные дрова вполне могут перенести небольшой дождь, особенно если экономно подливать масла в огонь.
Все чаще товарищи интересуются, как долго нам еще торчать в кольце, хотя при этом сами прекрасно знают ответ на этот вопрос. Я каждый раз отвечаю, что уже скоро минет месяц.
Фабио, который когда-то искрился жизнелюбием, напоминает собственную тень. Хотя он соблюдает железную дисциплину и регулярно ходит в дозор, у него почти всегда глаза на мокром месте. Скоро должна вернуться почтовая голубка Буссола, которую он любовно называет «моя несравненная красавица». Я поймал себя на том, что в своих молитвах упоминаю и голубку. Да защитит Господь птицу и обережет в полете. Страшно даже представить, что будет, если с ней что-нибудь случится. Тогда лая окажемся полностью отрезанными от внешнего мира.
Позавчера лая видели, как в нескольких сотнях шагов мимо нас прошла группа людей. Это были мужчины, женщины и дети, которые что-то истово пели. Поначалу мы испугались, потому что не сразу поняли, что их марш никак не связан с чумой: начался адвент [49]. Процессия направлялась в церковь.
И мы тоже совершили молитву. Правда, не в полном составе, поскольку Гвидо отказался принять участие, а Магистр нес вахту. Я прочел главу от Луки о рождении Господа нашего Иисуса Христа и поблагодарил Всевышнего за то, что хранит нас от страшной змеи-чумы.
Физически все мы крепки, но не более того.
Коза теперь, по всеобщему решению, зовется Бородачом.
День шестого декабря впервые за долгое время выдался мирным. Причиной тому была Буссола, белая посланница странствующего торговца. Она вернулась, опустившись на тент над костром и грациозно взмахнув крыльями. Фабио был вне себя от радости и долго целовал и нежил свою «несравненную красавицу». Потом снял с ее ножки бумажное послание и зачитал вслух приветствие своей Миабеллы. Она писала, что в Падуе все благополучно, дети здоровы, в том числе и новорожденный. Она согласна на имя Фабио Феличио и предлагает, чтобы отец Фредерико как можно быстрее окрестил его. Священник спрашивает, должно ли это случиться еще до Рождества.
Фабио оторвался от письма и поднял взгляд:
— Ты в самом деле считаешь, кирургик, что мы должны праздновать Рождество Христово в этом провонявшем дымом кольце? Я готов прямо сегодня ехать домой.
— Я бы тоже не отказался. — Стоя у костра, Витус помешивал суп. — Но не получается.
— Почему? Вечно ты со своими двумя месяцами добровольного карантина! На прошлой неделе мы ничего не слышали об эпидемии. Никто из проходящих мимо не принес никаких новостей. Если бы я выехал завтра, я бы за десять дней легко добрался до Падуи.
— Или бы умер через пять дней. — Витус намеренно выбирал резкие слова, потому что Фабио уже не первый раз подвергал сомнению их отшельничество. Он все чаще заводил разговор о своем доме, детях и о своей чудесной жене, и ему все больше становилось жаль себя.
— О, кирургик, ты тверже каррарского мрамора!
— Возможно. Но лучше два месяца карантина, чем вся жизнь псу под хвост. Не забывай, что уже прошел почти месяц.
— Uno mese, si, si[50], но и впереди еще целый месяц. Не хочу тебя обижать, кирургик, но я не могу больше видеть вечный суп из мяса и овощей. — Фабио кормил свою несравненную голубку подсолнечными семечками, издавая при этом звуки, напоминающие птичье воркование.
— Я не обижаюсь, но что я могу поделать? Наши мясные запасы отдают дымком и довольно солоны, а овощи понемногу подходят к концу.
— Да, естественно, но почему ты всегда все кидаешь вместе? Ведь существует овощной суп, необыкновенно вкусный и совсем без мяса, а бывает и мясо вовсе без овощей, при этом ветчину можно немного вымочить, чтобы она не была такая соленая! Кусочки сала можно было бы растопить и использовать как основу для вкусного соуса, можно было бы…
— Фабио, да в тебе погиб настоящий повар!
Торговец отмахнулся и вновь занялся своей крылатой любимицей.
— Знаешь что? Ты мог бы взять на себя приготовление пищи, скажем, на следующей неделе. А потом за это снова возьмусь я. Или Магистр.