Изменить стиль страницы

Витус снова нажал на гидроцеле и спросил Фуркана, чувствует ли он что-нибудь. Услышав отрицательный ответ, хирург с довольным видом закончил свои пояснения.

— Как только семя попадает в матку, она принимает его в себя, после чего семя меняется. После шестого дня становится похожим на пену, через четырнадцать дней — на кровь, а через двадцать шесть дней уже походит на сгусток. Он раздувается и с каждым днем растет благодаря дыханию женщины и тем веществам, которые попадают в ее организм с воздухом. Потом кровяной сгусток расщепляется, и на месте расщепления возникает пуповина. Это соединительный проток, по которому плод получает вдыхаемый женщиной воздух и питательные вещества.

— И что это за питательные вещества? — уточнил Фуркан.

Витус отметил, что юноша окончательно успокоился, и остался доволен. Метод отвлечения пациента перед операцией разговорами о семени и зачатии человека оправдал себя. К тому же больной был молод и живо интересовался всем, что связано с плотской любовью.

— Ребенок получает питание с кровью, которая течет к нему со всего организма матери и сдерживается оболочкой, окружающей плод.

Витус в третий раз нажал на отекшее яичко и сильно ущипнул кожу мошонки. Как и ожидалось, реакции не последовало.

— Во время операции ты не почувствуешь никакой боли.

— Спасибо тебе, лекарь, спасибо!

— С этим подожди до конца операции. Это все же не слишком приятная процедура. Так, начинаем. Магистр, дай мне скальпель… да, этот, с изогнутым лезвием.

Взяв его, он сделал осторожный надрез сверху вниз по всей длине мошонки, при этом оттягивая кожу левой рукой.

Фуркан сидел с закрытыми глазами и сжатыми от волнения кулаками.

— Спокойно, — приговаривал Витус.

После того как разрез был сделан, Магистр взял крючок и с другой стороны раскрыл рану. Разрезанная кожа почти не кровоточила. Между краев показалось что-то, напоминающее большой рыбий пузырь, — яичко со вздутой оболочкой. За ним наискосок, почти закрытое, виднелось бледное и относительно маленькое второе яичко.

Витус замер.

— Что ты сейчас обдумываешь? — Магистр чутко уловил замешательство друга.

— Я спрашиваю себя, не нужно ли мне перед разрезом сделать еще прокол?

— Я бы не стал, — уверенно заявил ассистент. — Я бы сразу разрезал, ведь сейчас оболочка под давлением, тебе будет легче.

— Ты, как всегда, прав. — Витус быстро и ловко разрезал оболочку, и струя желтоватой жидкости моментально брызнула ему на руки, в то время как Магистр продолжал держать рану раскрытой.

Удалив оболочку почти полностью, Витус произнес:

— Кажется, главное позади.

Фуркан не двигался. Он по-прежнему сидел с зажмуренными глазами и только шевелил губами. Наверное, молился.

— Собственно говоря, я сделал то же самое, что и местный лекарь, — хмыкнул Витус.

— Как это? — Магистр протянул ему иглу и нить, при этом игла была сделана из чистого золота, поскольку, по мнению хирурга, этот самый благородный из всех металлов способствовал процессу заживления.

— Он прокалывал маленькую дырочку в оболочке, чтобы спустить жидкость, а я сделал отверстие, только в сто раз большее.

— В чем же тогда разница?

— Маленькая дырочка всегда могла снова затянуться, после чего дисгармония между яичком и оболочкой опять увеличивалась. Сделанное же мною отверстие столь велико, что оно не может больше закрыться. — Витус аккуратно закрепил шов и обрезал нитку.

— Понятно, — отозвался Магистр. — Действительно, все очень просто.

Витус воскликнул:

— Эй, Фуркан, ты можешь снова открыть глаза! Операция закончена. Твои проблемы отныне решены.

Парень недоверчиво поглядел на свое мужское хозяйство, вновь принявшее нормальные размеры.

— После операции мошонка немного припухнет. — Витус ободряюще улыбнулся. — Но после заживления раны все придет в норму. — Он извлек из своего короба мазь доктора Шамуши. Она скорее предназначалась для улучшения кровоснабжения, но специальной ранозаживляющей у него не было. Он быстро смазал ею шов и прикрыл чистой салфеткой. — В следующий раз можешь сам втереть мазь в больное место, я оставлю тебе немного в этой баночке. Наноси мазь дважды в день, утром и вечером, в течение недели. Потом все должно пройти. Ну, а теперь можешь натягивать свои штаны. Хорошо, что они такие широкие и не трут при ходьбе.

Фуркан оделся и пролепетал:

— Спасибо… спасибо, лекарь! — Он низко поклонился.

— И я благодарю тебя, хирург! — Сиди Моктар незамеченный тоже наблюдал за действиями друзей, желая удостовериться, что с его слугой все в порядке. — И тебя, Магистр, тоже. Похоже, Аллах подарил ловкость вашим рукам.

— Мы были рады помочь. Верно, Магистр? — подмигнул другу Витус.

— Конечно! — подтвердил ученый. — Акция по спасению прошла успешно.

— Как-как? — заинтересовался купец. — Ты сказал «акция по спасению»? Это замечательно. Даже очень замечательно!

— Что ты имеешь в виду? — не понял Витус.

Сиди Моктар улыбнулся:

— Дело в том, что Фуркан по-арабски значит «спасение».

В этот вечер сиди Моктар, как обычно, пригласил Витуса с товарищами за свой стол. Однако что-то необычное чувствовалось в этой трапезе. И дело не в том, что блюда были изысканнее и вкуснее обычного.

После того как чаша с ароматизированной водой прошла по кругу и каждый ополоснул в ней руки, сиди Моктар с достоинством произнес:

— Во имя Аллаха милостивого, милосердного! — Потом указал на серебряный поднос, на котором лежали маленькие палочки с нанизанными на них аппетитно поджаренными кусочками мяса. — Это белобровики, красные дрозды. Угощайтесь. Я рад, что могу предложить их вам сегодня. К сожалению, этот деликатес чаще бывает у нас на столе в более прохладные месяцы, когда в Европе стоит зима, но несколько отважных птичек предпочли остаться здесь и попасть на мою кухню.

Друзья нерешительно отведали незнакомое лакомство. Фазаны, перепела, куропатки были всем хорошо известны, но дроздов они пробовали впервые. Тем приятнее был неожиданно нежный вкус мяса.

— Конечно, жаль прекрасных певцов, — заметил Магистр, потянувшись еще за одним куском, — но каждой твари в этом мире уготована своя судьба, и предназначение этой маленькой птички — быть съеденной сегодня мною.

Сиди Моктар кивнул:

— Вот так и Аллах все предопределяет наперед. И для нас с вами, друзья мои, он предрешил, что завтра мы покидаем Фес и едем в Оран.

— Вот это сюрприз! — Магистр так и подскочил на месте. — Я все время чувствовал, о достопочтенный хозяин этого дома, что ты что-то задумал. Это необычный вечер!

— Да, это ваш последний вечер в этих стенах. И мой тоже. Во всяком случае, на длительное время. Поэтому мой повар продемонстрировал все свое искусство, чтобы подсластить вам расставание. Попробуйте еще фаршированных голубков и кусочки баранины в виноградных листьях. Или сначала рис, политый сливочным маслом? Вот еще рыба и филей антилопы, пойманной у подножия горы Эр-Риф.

Но и Магистру с Витусом, и остальным друзьям, взволнованным новостью о предстоящем отъезде, есть расхотелось. Они прекрасно знали, что Оран большой город на побережье Средиземного моря, расположенный намного восточнее Феса и гораздо ближе к цели их путешествия, старому университетскому городу Падуя на севере Италии. Они обрушили на хозяина столько вопросов, что сиди Моктар не успевал отвечать на них. В конце концов друзья выяснили, что купец хаджи Моктар Бонали намеревается отправиться в деловую поездку в Оран. Свита, которая должна сопровождать сиди, будет состоять из прислуги, повара с помощниками, погонщиков верблюдов и дюжины воинов. Гарем, четыре жены хозяина, оставался дома, поскольку путешествовать предполагалось быстро, а присутствие четырех дам противоречило этому замыслу хотя бы уже в силу неизбежного физического напряжения для мужа. К тому же любая поездка, как бы хорошо она ни была подготовлена, всегда сопряжена с большим риском. Подступы к пустыне не менее опасны, чем сама пустыня. Здесь точно так же водятся гадюки, скорпионы, тарантулы, клещи, саранча и прочая нечисть. Что уж говорить о коварных самумах.