— Как поживает ваша мозоль, святой отец? — Витус шагал рядом с августинцем, не проявлявшим ни малейших признаков усталости или недомогания. Их маленький отряд уже миновал Алесон и теперь держал путь по пыльной дороге в юго-западном направлении. Небо было затянуто облаками, однако дождя не было. Справа и слева от дороги простирались поля, за ними виднелись буковые леса, изредка перемежаемые рощицами испанского скального дуба.
Монах на миг остановился, вынудив и остальных прекратить движение. Глаза его приняли лукавое выражение, сеточка морщин стала еще гуще:
— Вы наверняка имеете в виду то место, где когда-то находилась моя мозоль, ибо не хуже меня знаете — ее там давно нет.
Витус облегченно рассмеялся:
— Ну, слава Богу! Я рад, что ваши ноги опять обрели легкость и вы можете спокойно шагать дальше.
Магистр выразился, по своему обыкновению, витиевато:
— Если вы можете шагать хотя бы приблизительно так же хорошо, как я могу видеть, святой отец, значит, Всевышний и в самом деле благоволит к вам.
— И Он действительно благоволит, сын мой. Ведь именно Спаситель послал мне в последние дни столько замечательных людей. Но, как известно, всему положен свой предел, а посему и для нас близится час расставания. Ваши ныне зоркие глаза, должно быть, различают вдалеке стены монастырей Юсте и Сусо — обителей веры, которые обязан увидеть любой паломник.
Витус воздел руки:
— Но, святой отец, я ведь уже говорил вам…
— …что время не позволяет вам нанести визит почтенным стенам, я знаю. На что я вам ответил, что вы всю оставшуюся жизнь пробудете дворянином, но можете никогда больше не оказаться в этих краях.
— Поймите же, святой отец, неведение…
— Не буду начинать все сначала. Пришло время сказать друг другу последнее «прости». Вы, друзья мои, пойдете в Камподиос через Эскарай, Фреснеду и Пунта-де-ла-Крус, в то время как я, посетив монастыри, устремлюсь через города Санто-Доминго-де-ла-Кальсада, Вильяфранка-Монтес-де-Ока и Бургос дальше, в Галисию. Конечно, мы можем еще на несколько сотен шагов оттянуть расставание, но я человек, который предпочитает быстро преодолевать неприятные вещи.
Отец Эрнесто расправил плечи и выпрямился, отчего приобрел весьма внушительный вид, несмотря на невысокий рост.
— Витус из Камподиоса, Рамиро Гарсия, Энано и Нелла из Аскунезии, именем Господа благословляю вас на этом месте. Да пребудет Он с вами повсюду, да воссияет Его лик над вами и ниспошлет вам счастье и довольство, если будет на то Его милосердная воля.
Он осенил крестным знамением и обнял каждого в отдельности. Даже Неллу взял из рук Коротышки, поднял, прижал к своей груди и вернул назад.
— Вы счастливый человек, Энано из Аскунезии. Господь не может одарить своих чад большей милостью, чем послать им детей. Берегите малышку и растите ее в благословении Всевышнего.
— Уи-уи, святой отец, — запыхтел Энано. Уже одно то, что он не назвал монаха «богомольцем», свидетельствовало, до какой степени он растроган.
— Раз уж вы определили миг расставания, святой отец, — сказал Витус, — мы от всей души желаем, чтобы многие мили, которые еще отделяют вас от Сантьяго-де-Компостелы, дались вам легко. Чтобы радость и счастье сопутствовали вам всю дорогу. Разрешите моим друзьям и мне еще немного скрасить ваш путь. Вы знаете, что я выиграл в пари пятьдесят четвертных. Пятая часть из них ваша. — Он вынул небольшой кожаный мешочек и хотел передать его монаху, но тот возмущенно замахал руками:
— Не обижайтесь, сын мой, но я не могу это принять. Это невозможно! Даже если бы я захотел, я не имею права. Как паломнику к гробу святого апостола Иакова мне дозволено иметь при себе только посох и раковину, и ничего более. То, что я помимо этого несу на спине некоторые пожитки, уже почти равноценно греху.
— Но, святой отец…
— Нет-нет. Почти предосудительно уже то, что я взял у вас желтые туфли, ведь паломничество — это не увеселительная прогулка. Нет-нет, о деньгах не может быть и речи.
— Но, святой отец, выслушайте меня! Если вы не хотите брать деньги для себя, возьмите их для кого-нибудь другого. Представьте, что вы можете повстречаться с каким-нибудь несчастным, которому вам придется купить еды, чтобы он не умер с голоду. — Витус все еще держал в протянутой руке мешочек.
— Я ведь сказал «нет»! — Монах почти рассердился. — Несчастная душа, о которой вы толкуете, может получать подаяние от других. В конце концов, это долг хорошего христианина; а долг паломника — дойти до собора в Сантьяго, добровольно дав зарок бедности.
— Вы человек огромной силы воли. — Витус опустил руку с мешочком. — Я не верю, что Господь обиделся бы на вас, прими вы наш маленький подарок, но я уважаю ваши принципы. Так что сделаем вид, что мы никогда не предлагали вам презренный металл. Еще раз от всей души желаем вам самого доброго. Да пребудет с вами Господь! — Он протянул руку, и Эрнесто растроганно пожал ее.
— И с вами также! Я при первой возможности прочту благодарственную молитву. — Он резко отвернулся и быстро пошел вперед, ни разу не оглянувшись.
Маленький ученый посмотрел ему вслед и с усмешкой произнес;
— Бравый поборник веры, но, если спросишь мое мнение, чересчур упрямый.
Витус ничего не сказал в ответ, а Магистр продолжал:
— Еще хорошо, что мне с Божьей помощью удалось навязать ему его счастье.
— Что ты имеешь в виду?
Магистр расплылся в широкой улыбке:
— Благодаря некоторым трюкам, которым меня научил Фабио, я засунул кошелек в его заплечный мешок, а он и не заметил.
— Ты засунул ему деньги!
— Вот, именно, сорняк. А теперь вперед, в Камподиос!
ВРАЧ И ПРИОР ОТЕЦ ТОМАС
Причиной тому было то, что леди Джейн лежала в неосвященной земле. Муж Тонии похоронил ее в саду за домом, без отпевания священника, просто так, потому что иначе было нельзя. Это обстоятельство мучило Тонию всю жизнь. Она знала, что взяла на душу тяжкий грех, и не хотела уносить его с собой в могилу.
— Благодарю тебя за доставленные вести, — произнес отец, Томас и посмотрел на тяжелую парусиновую суму. — Ты знаешь, от кого они?
Покрытый слоем пыли гонец покачал головой:
— К сожалению, нет, святой отец. Я лишь выполняю задание.
— Ну, ладно. Тогда ступай на монастырскую кухню, и пусть брат Фестус как следует накормит тебя. Думаю, ты заслужил сытный обед. И скажи брату Даниэлю в конюшне, чтобы он насыпал твоей лошади двойную порцию овса.
— Спасибо, святой отец. — Гонец почтительно склонил голову перед худым аскетичного вида монахом.
— Да пребудет Господь с тобой, сын мой. — Не обращая больше внимания на гонца, Томас сел за стол в своей скромной келье и придвинул к себе небольшую керосиновую лампу. Интересно, от кого же это послание?
Он быстро сорвал шнурок, которым был обвязан пакет, и обнаружил внутри три письма. Это были три свернутые в трубочку и скрепленные печатями документа на грубой бумаге, покрывшейся пятнами от времени. Одно из них при ближайшем рассмотрении показалось приору знакомым.
Томас присмотрелся повнимательнее и узнал собственное письмо. Его личная печать не оставляла сомнений. Правда, она была сломана, что означало, что послание было прочитано. Отец припомнил, что написал это письмо примерно год назад и отправил его в Гринвейлский замок, в Англию.
И вот оно вернулось, открытое и вновь скрепленное печатью. Отец Томас подробно рассмотрел восковой отпечаток и разобрал на нем костную пилу, перекрещенную скальпелем. Буквы, окружающие изображение, складывались в слова: ANATOMUS GIROLAMUS. Глаза его скользнули дальше по свитку и обнаружили ряд совершенно непонятных значков и пометок. Некоторые каллиграфически выведенные строчки напоминали арабскую вязь. Это могло означать только одно: письмо объехало полмира, прежде чем вернуться к отправителю. И совершенно очевидно, в руки Витуса оно так и не попало.
Томас почувствовал разочарование. Он сломал печать со словами ANATOMUS GIROLAMUS и развернул послание. Да, никаких сомнений, это его собственное письмо, в котором он рассказывал любимому ученику о признаниях старой Тонии и сообщал ему, что последний пробел в цепи доказательств его знатного происхождения восполнен.