7.2. Место РР в системе функциональных стилей ЛЯ. Специфика проявления норм в РР

Такое радикальное отличие РР от книжных стилей побуждает исследователей противопоставлять ЛЯ разговорной разновидности. К примеру, крупнейший лингвист Л.В. Щерба писал: «Литературный язык может настолько отличаться от разговорного, что приходится иногда говорить о двух разных языках» (Щерба Л.B. Избранные работы по русскому языку. М., 1957. С. 115).

Но это отличие в современной стилистике и культуре речи рассматривается несколько по-иному: РР включается в рамки ЛЯ, опознается как функциональная разновидность ЛЯ.

Причина, по которой нельзя вывести РР из ЛЯ, в том, что РР не мыслима без опоры на нормы. «Неправильности» речевых конструкций этого стиля лишились бы всякого смысла, если бы «сквозь них» наше сознание не угадывало бы «правильной речи», т. е. опирающейся на представление о норме. Чтобы сигнализировать о трансформации нормы, о попытках мысли преодолеть ее рамки, РР должна опираться на нормы.

Для этого она должна тем или иным способом «намекнуть» на присутствие норм, строить речевые конструкции так, чтобы сквозь их «разрывы» угадывалась «правильная» речевая структура (отвечающая нормам). Поэтому если в булочной произносится фраза «Пожалуйста, с отрубями, один», то сквозь ее логическую нелепость совершено отчетливо проступает «Пожалуйста, продайте мне одну буханку черного хлеба с отрубями». А фраза у кассы на вокзале «Два до Васильева, взрослый и детский» легко разворачивается в голове слушающего в конструкцию: «Хочу приобрести два билета до станции “Васильево’’; один билет взрослый, а другой детский».

Но, опираясь на норму, РР стремится изменить ее, обнаружить в ней тенденцию к трансформации, вариантности, даже нарушению, искажению. Без этого исчезает сама суть PC.

Эти процессы трансформации норм иногда настолько значительны, что языковеды говорят о возможности собственных норм PC. Их выделение и изучение затрудняются тем, что в отличие от книжных стилей разговорная речь по преимуществу устная и ее трудно фиксировать, как и проблемно выделить в ней повторяющиеся явления. Потому эта речь носит в основном некодифицированный характер (ее нормы в значительной степени не закреплены правилами и словарями).

Поэтому, находясь в рамках ЛЯ, РР привносит в язык хаотическое начало. Здесь сосредоточиваются те силы культуры, что призваны все время изменять язык, привносить в него новые формы выражения мысли. Поэтому роль РР очень важна для ЛЯ: существование РР (наряду с другими хаосогенными образованиями НЯ, такими, как просторечие, жаргоны и др.) не позволяет ЛЯ останавливаться в своем развитии. РР превращается в основной источник динамичности и вариативности норм. И в этой своей задаче он «притягивает» к себе другие слои НЯ, где норм как таковых нет, закономерности складываются во многом случайно (жаргоны, диалекты и др.).

Поэтому PC можно рассматривать как своеобразный «буфер», в котором происходит взаимодействие нормированного ЛЯ и стихийного в своей основе НЯ в целом. Результатом их противоположно направленных усилий становится почти неконтролируемое общественным сознанием порождение вариантов норм, а также форм речевого творчества.

7.3. Речевые привычки и формы языкового творчества в РР

Поскольку РР в своей основе противоречива (опирается на нормы ЛЯ и в то же время стремится их преодолеть), она существует как единство двух разнонаправленных тенденций. Одна – развитие творческих начал в языке (речевой деятельности), искание новых речевых способов выражения мысли (в том числе и в отклонениях от норм). Другая – формирование и закрепление приемов сохранения следов присутствия норм ЛЯ.

Вторая из этих двух тенденций нисколько не уступает по важности первой. Как неоднократно говорилось ранее, без нее РР лишилась бы самых своих оснований: исчезла бы основа, позволяющая проявлять творческие усилия мысли. Поэтому в РР хорошо отработаны и закреплены языковые конструкции, призванные активизировать «воспоминание о норме», намекать на ее потенциальное присутствие, позволяющие мгновенно опознавать ее «ауру».

Например, фонетические конструкции: Сан Саныч вместо Александр Александрович, Марь Сергевна, здрассьте, грит, терь вместо теперь, буим вместо будем, чо вместо что и т. п. Так говорящий лишь намекает на нормированную звуковую оболочку слова.

Или синтаксические конструкции, позволяющие благодаря своей мысленной разворачиваемости передать чуть ли не целый «рассказ», иногда диалог. Например: «Я в школу. Не ждите!» (Я ухожу в школу. Уроков будет много, поэтому вернусь не скоро…). Или: «Смотри у меня!» (Если опять повторится вчерашнее безобразие, то я тебя сурово накажу. Поэтому тебе лучше вспомнить наш разговор, впредь меня слушаться и не нарушать установленных правил поведения).

Такого рода речевые конструкции, призванные сохранять в РР следы нормированного языка, закрепляются обычно как речевые привычки. Люди пользуются ими автоматически, часто бессознательно, не задумываясь угадывают в них скрытое присутствие нормированного ЛЯ.

Возникновение таких речевых привычек становится возможным еще потому, что общение с помощью РР обычно происходит в быту, в привычных, повторяющихся ситуациях ежедневного общения. Попадая в одни и те же ситуации, выстраивая повторяющиеся отношения с людьми и вещами, человек привыкает к определенным стереотипам поведения, перестает задумываться о них.

С каждой вещью, явлением для него связана определенная схема отношений. И человек, соприкасаясь с такой легко узнаваемой вещью, действует автоматически и нередко бессознательно. В основном такие бессознательные импульсы связаны с манипулированием вещами, предметами, людьми. Это некий ореол жестовой активности, который окружает почти любую вещь в нашем привычном окружении. Причем этот набор жестовых сеток вокруг вещей знаком каждому социализированному человеку. И ему достаточно лишь намека, чтобы с «полуслова» уловить мысль или желание собеседника. В этом скрыт еще один источник таких странных языковых проявлений РР: «рваные» короткие фразы, отсутствие важнейших членов предложения, например подлежащего или сказуемого, несогласованность грамматических форм, нечеткое произношение слов, смысл которых тем не менее легко угадывается благодаря привычке…

Все эти выразительные средства призваны не столько сообщать какую-то новую информацию, что-то внушать или передавать, сколько активизировать уже известное, поставить нужный акцент в той жестовой сетке, что окутывает почти любой предмет в быту. Не случайно проявления РР очень часто сопровождаются жестами, мимикой. На РР чрезвычайно влияет ситуация: ее привычность или непривычность. А также взаимоотношения собеседников, особенно степень общности их обыденного опыта.

Значительно большую речевую активность и даже проявления речевого творчества вызывают, как правило, относительно новые явления в повседневной жизни: назначение нового начальника, собственные перспективы по службе, покупка новой вещи, повышение цен, нестандартное поведение соседа или сослуживца. По поводу такого рода событий может возникнуть целый рассказ, история и даже драматическое действие с довольно развернутым диалогом. Фразы при этом приобретут относительную законченность, лексический состав может значительно расшириться, станет более отчетливой фонетика. Но суть речевого события окажется прежней: собеседник будет информироваться о самом новом явлении и о том, как рассказывающий к нему относится (аналог «жестовой сетки»). Обычно цель такого рода сообщения – выработать более-менее общее мнение относительно не совсем стандартной ситуации и скоординировать свое поведение относительно ее.

Одним из проявлений творческих тенденций в РР является ее экспрессивность. Она порождена стремлением выразить личное отношение к явлению, событию, предмету, приводит к ярким проявлениям оценочности и эмоциональности в разговорной речи. Они нередко выходят на первый план, затмевая информацию о самом событии.