Очередной, и, как оказалось – последний, Пленум должен был окончательно уточнить проект новой Программы партии и дату съезда.

Проект Программы, конечно, страдал описательностью. И все же очертание новой модели просматривалось: партия переходила на качественно иную, чем доныне, на биологическую основу парламентской.

Наиболее слабой стороной проекта, на мой взгляд, было то, что размывалось самое главное в преддверии рыночной стихии – защита людей труда.

Года два я на всех уровнях выступал за то, чтобы, сублимировав энергию качественно обновленной партии, сориентировать ее на утверждение идеи социальной справедливости. Готовился по сему поводу выступить на Пленуме. И, конечно же, не только советовался с единомышленниками, но и агитировал их поддержать мое предложение – разорвать навязываемую нам политическими оппонентами генетическую связь с перерожденцами, создать независимую комиссию, которая бы поименно определила вину каждого из верхнего этажа в тяжких преступлениях перед всем народом, и коммунистами в частности. Словом, начать с чистого листа, с возрождения принципа социальной справедливости – принципа исконного и вечного, который бы реально воплотила в своей деятельности партия. В этой связи я и хотел предложить новое ее название – Партия Социальной Справедливости.

…Вдруг, буквально накануне Пленума, мне предлагают возглавить парламентскую делегацию… в Парагвай. Я было запротестовал: поскольку это вообще первая – не только за советскую, но и за всю историю взаимоотношений двух стран – делегация на таком уровне, то ее мог бы возглавить и человек поопытней в дипломатических премудростях. Мне ответили, что это решил Сам.

Попытался объяснить чисто по-человечески: мол, только что возвратился из трудных и небезопасных поездок – почти без перерыва – в Молдавию и Владикавказ. Однако снова курсивом подчеркнули: это решил сам Михаил Сергеевич.

Прокралось сомнение: а может, мое присутствие нежелательно на Пленуме? Поэтому я счел своим долгом обозначить собственную позицию другим способом. Накануне отъезда сдал в «Правду» статью, которая была напечатана 25 июля 1991 г., в день открытия Пленума. В ней, в частности, говорилось: «…социальная справедливость была, есть и пребудет вечным идеалом человечества и одновременно вечным двигателем прогресса как материального, так и духовного.

В одной из статей я и предложил уточнить название КПСС как Партии социальной справедливости, что, по моему мнению, наиболее соответствует ее изначальному предназначению.

Естественно, сразу же обозначились яростные оппоненты, обвинившие меня в попытке размыть стратегическую цель, чуть ли не «унизить» КПСС до уровня профсоюзов. Что еще раз подтвердило: охранители и ревнители идейной девственности пребывают под глубоким наркозом старых, герметических структур. Ибо Социальная Справедливость – это и есть краеугольный камень самой коммунистической идеи.

Поскольку же справедливость требует защиты, предлагаю уже сегодня при всех партийных организациях – снизу доверху, вплоть до ЦК – создавать комитеты социальной защиты (КСЗ), как малоимущих, так и грядущих безработных, которые так же неизбежны, как и сам рынок».

…Как оказалось, мне надлежало прибыть в Чили, потом – в Аргентину с полным набором протокольных визитов, вплоть до президента Менема, с предписанием – вручить ему личное послание нашего Президента и, желательно, – получить ответ. И лишь после всего этого прибыть в Парагвай. В общем, поездка растягивалась и затягивалась.

О том, что именно на этом Пленуме ожидалось отречение Генсека, свидетельствует тот факт, что первые сообщения иностранных агентств были однозначны: произошло давно ожидаемое – Горбачев отказался от социалистического выбора и признал весь предыдущий опыт нашей страны ошибочным. Да и во всех странах нашего пребывания журналисты буквально терроризировали делегацию вопросом: коль Генсек отказался от соцвыбора, следовательно, он оставляет свой партийный пост?

Но потом сообщения о Пленуме стали мягче, размытее. Почувствовалась даже какая-то растерянность: вроде бы сохраняется статус-кво.

Думаю, произошло следующее. Вспомним, как после гак называемого «путча» радикальная пресса, невольно

выдавая себя, возопила: надо же, как коварно повели себя партократы на пленуме! Прикинулись агнцами, дабы усыпить бдительность, и безропотно приняли все, что предлагал Генсек. Словом, сговорились.

Следовательно, радикалы, как, не исключено, и сам Генсек, жаждали совершенно иного исхода. Ожидали фронтальной атаки на Горбачева, после чего он с легким сердцем наконец-то хлопнул бы дверью и таким образом реализовал и свою заветную мечту!

Не вышло. Ибо даже самые правые и самые левые из партократов почувствовали, чем это грозит, если и не стране, то им самим. И покорно во всем согласились.

После возвращения из «загранки» стремился как можно скорее попасть в Киев. Однако – по долгу службы – обязан был сдать отчет о поездке, передать личное послание Президента Аргентины Менема нашему главе и прочее. Но поскольку отчет мы составили еще в полете, я надеялся завершить все дела за один-два дня.

В Совете Национальностей меня встретили чуть ли не с объятиями:

– Наконец-то хоть одна живая душа появилась…

– Да неужто некому поруководить вами?!

– Господин-товарищ Олейник, кроме всех шуток – некому.

– А где же?…

– Президент, вы хотите сказать? Купается в Черном море. Председатель Верховного Совета? Ловит рыбу на Валдае. Председатель Палаты Национальностей? Тоже невдалеке от президента смывает усталость в Черном море…

– Тогда, конечно, другое дело! Хоть раз поруковожу многонациональным отечеством. Итак, начнем с перестановки мебели… А потом – кадров. А потом…

Шутки-шутками, но что-то меня насторожило. И пожалуй, прежде всего – синхронное отсутствие в Кремле двух первых лиц, категорически недопустимое по элементарной технике безопасности в любой, даже в «этой стране».

Случайно ли сие одновременное отсутствие президента и председателя ВС? Подсознание сигнализировало: что-то здесь не так…