Первая картина в храме показывает, о чем идет речь в таинствах: Гефест родился хромоногим, и его мать Гера тотчас же сбросила младенца в подземный мир. Хоть и хромой, он все же оказался необычайно искусен в рукомесле и подарил матери прекрасное кресло собственной работы, но едва она села, как ее опутали незримые путы, от которых она не могла освободиться. Поэтому олимпийские боги сочли за благо попросить хромоногого воротиться на небо и вызволить Геру. Дионис, которому открыты и небо, и ад, привез Гефеста на осле, в сопровождении сатира — божества чувственности.
Дионис выводит хромого Гефеста из Гадеса
Гера здесь — душа. Дух техники вдвое крепче приковывает ее к телу, как к креслу, дух мистики освобождает ее. Дионис и Гефест полярно взаимосвязаны. Оба с легкостью направляют свои старания на дела ради одного только грядущего, оба ловко действуют руками и легко забывают вину и долг — бремя прошлой судьбы. Гефест утратил к этому всякий интерес и чутье, потому-то и живет с хромой ногой. Еще и у Гёте Мефистофель хромоног, а в позднеантичных романах мы сплошь и рядом видим ковыляющих посвященных. В языке мифических образов осел увозит в подземный мир, тогда как конь, особенно крылатый Пегас, поднимает в небеса.
Вторая храмовая картина показывает опасность, которой таинства чреваты для недостойного: фиванский Пенфей, царь "Печальник", украдкой подслушивает менад во время танца в честь Диониса. Предводительницей хоровода была его мать; она заметила соглядатая, но не узнала в нем сына и вместе со своими спутницами разорвала ею в клочья, как лань. В Тесеевом мифе нам бы, соответственно, сообщили, что Синид разорвал героя, привязав к верхушкам сосен. Пенфей любопытен и в духовных процессах несведущ; поэтому вместо возвышения и роста они приносят ему гибель.
Третья картина показывает, как таинства ступень за ступенью стимулируют развитие души, и каждая из этих ступеней таит свои опасности. Дионису должно родиться трижды, прежде чем он, духовное существо, сможет одарить людей на земле. Да и тогда он еще нуждается в самом тщательном уходе. В Гадесе Персефона закладывает основу духовного человека, рождая его там "в огне" под знаком Стрельца, в октябре. Семела зачинает его душевно — под Рождество от молнии; но и это пропало бы втуне, если б Афина с ее "укрепляющими идеями" не спасла его из мимолетных душевных порывов, или "ветров". Зевс, властитель ясного света, хозяин нашего сложившегося мира — в более древнюю эпоху Водолей-Посейдон, — укрывает спасенное Афиной сердце в своем теле и 6 января рождает мальчика в третий раз. Теперь Дионис находится в земном человеческом мире. Но царь "Волк", не терпящий бесполезного развития, проникается к нему враждебностью. В доме морской богини Фетиды мальчик должен исподволь созреть, стать взрослым бородатым мужем. Так же и мистики подолгу в строгой тайне лелеют то, что уже определенно живет в них и растет. Болтовней они зреющее не портят.
Буйствующие на Парнасе девушки считались кормилицами осиротевшего, рожденного Зевсом в третий раз 6 января божественного ребенка, который затем в темной пещере становится у них на глазах взрослым юношей. И на Парнасе в этих девушек (якобы) молниями били наполненные огнем стебли тростника, и от ударов они зачинали плод небесной жизни. От молнии каждая "кормилица" становилась зачинающей матерью бога, Семе-лой. Одновременно эти удары прощали кровь растерзанных животных, в которых повторно умер Загрей.
В пещере Корикион через десять дней после Леней (Крещенья) эти девушки за одну ночь сжигали великое множество стиракты или ладана, почему их и звали "курительницами". Под защитою дыма они отыскивали в корзинке (для провеивания зерна) трижды рожденного младенца и наблюдали его быстрый рост. Плутарх пишет: кружась в хороводе, фиады будят младенца в корзине115. Затем бог поднимался на ноги, танцуя, исчезал в дыму и, время от времени появляясь, демонстрировал ступени становления, пока не превращался в безбородого юношу. Тут снаружи входил царь "Волк", или "Волкотварь", со свитой вооруженных пиками волков-пособников — чтобы прогнать его. Фетида дает ему прибежище в море.
Бог-мальчик и бог-юноша то скрывался, то появлялся вновь, а девушки пели XXX орфический гимн:
Я Диониса зову, оглашенного криками "эйа"!
Перворожденный и трижды рожденный, двусущий владыка,
Неизреченный, неистовый, тайный, двухвидный, двурогий,
В пышном плюще, быколикий, "эвой" восклицающий, бурный,
Мяса вкуситель кровавого, чистый, трехлетний, увитый Лозами, полными гроздьев,
тебя Ферсефоны с Зевесом Неизреченное ложе, о бог Евбулей, породило.
Вместе с пестуньями, что опоясаны дивно, внемли же
Гласу молитвы моей и повей, беспорочный и сладкий,
Ты, о блаженный, ко мне благосклонное сердце имея!
Пока девушки наверху в пещере Пана пели и наблюдали, внизу в дельфийском храме поддерживали торжество жрицы Диониса. Плутарх сообщает: "<…> когда вдохновенные жрицы пробуждают Ликнита, "чистые" [посвященные постарше. — Д.А.] приносят тайную жертву в святилище Аполлона"116. Происходило это в заднем, обычно недоступном помещении храма. Там рядом с Пупом Земли стоял треножник пифии, там находилась могила убитого Аполлоном змея Пифона и урна с прахом мертвого Диониса. Так сообщает мифолог и провидец Филохор, которого афиняне убили в 260 году до Р.Х.117.
Первый Дионис — Иакх и сын Персефоны — принимал там как умерший жертву из воды и пресных лепешек с медом. Ибо в дельфийском храме наряду с олимпийским Аполлоном обитал и подземный Дионис. Мы знаем об этом не только из сообщения тамошнего чиновника и жреца Плутарха, но и по изображениям на фронтоне, которые были восстановлены после пожара 375 года до Р.Х. Павсаний приводит их описание: "На фронтонах храма изображены: Артемида, Латона [Летб. — Н.Ф.] и Аполлон, музы, заходящее солнце (Гелиос) [и Дионис. — Д.Л.] и женщины-фиады" (Х.19,3).
В более древнем храме, построенном в 513–505 годах до Р.Х., на западном фронтоне, который по всем статьям годится для Диониса как подземного бога, была изображена битва олимпийцев с гигантами — повтор древнейшей борьбы трех сыновей Кроноса с титанами. Обе сцены вполне приложимы и к Дионису, но в более поздней связь с ночными таинствами в пещере Пана прослеживается четче. В парнасской пещере вместо гигантов выступают "волки", опять-таки персонажи чрезвычайно архаичного культа.
Плутарх толкует соотношение двух владельцев храма так: "Дионис со своими оргиями — властелин зимы; Аполлон, которому ясными, чистыми звуками поют пеан, правит летом"118. Более поздний латинянин Макробий (ок. 400 года от Р.Х.) соединяет задачи обоих богов под именем одного Аполлона: "Аполлон подобен солнцу ночи"119. Увидеть "в полночь <…> солнце в сияющем блеске" — вот какова, по Апулею, была цель полных таинств. Однако фиады совершали только подготовительную юношескую инициацию, которой еще очень требовалась тайная поддержка в храме.
Духовную взаимосвязь Дельф и Элевсина засвидетельствовал в 328 году до Р.Х. афинянин Филохор в своем гимне, выбитом на камне в Дельфах. Чтобы понять его, нужно вспомнить, что "пеан" — дельфийский возглас в честь Аполлона. "Io-bakchos" или "Iakchos" — элев-синский возглас в честь Диониса. Гимн гласит: В божественном безумье ты, Дионис, вторгся, факелами потрясая, в цветущую укромность Элевсина: эвоэ, иэ, иэ-вакхос, иэ, иэ-пеан! Элевсинский народ призывает тебя: ты по нраву тем, кто видит священные празднества. Ты отворяешь смертным в их стараньях гавань [мира в Элизии. — Д.Л.]120.
Четвертая картина в храме у афинского театра подсказывает, как поступить с плодом таинства. Она изображает Тесея: он покидает похищенную в Кноссе, спящую теперь Ариадну, и бог Дионис вновь забирает к себе вечную свою невесту. Мистерии таят в себе столь необычное переживание, что человек сохраняет их как диковинный сон лишь в знаках-символах, а не в прямом воспоминании. Лишь божество живет в постоянном присутствии духа: Дионис забирает свою невесту. Четвертая картина указывает правильный отклик таинства в душе миста.