В гомеровской религии куретова сила идет не от Кастора-Триптолема, а уже от Ареса, "дарующего смелую юность"108. Эта сила Кастора — доблесть, — разумеется, была необходима мисту и впредь как внутреннее достояние. Древнейший Элевсин требовал испытаний мужества в суровых военных играх, что проходили весной109. После введения государственной военной подготовки нужда в них отпала; чисто внешне такие культовые игры Эллада сохранила в Олимпии. В Этрурии и в Риме они стали сперва сугубо погребальными, а затем выродились в бои рабов-гладиаторов. Для юношей-мистов обязанность участвовать в таких играх была в Элевсине упразднена, вероятно, лишь при Солоне (600 год до Р.Х.), который взамен Мегары присоединил к Аттике Элевсин.
Эллада и Элевсин ставили доблесть на первое место, полагая ее главной силой внутреннего развития мужчины. Однако же они вполне отдавали себе отчет в том, что у этой добродетели есть и оборотная сторона — варварская необузданность. Мастерство в бою хотя и разжигает доблесть, но слишком легко возвращает человека во власть первозданных титанических сил, имя которым — ярость и жажда убийства. У Гомера ярость зовется Эниб, грозная богиня, следом за Аресом "ведущая бранный мятеж беспредельный"110. Певец гомеровского гимна Аресу молит: "Если б мог я <…> разумом натиск души укротить…"111
Между неистовой Энио и вышколенной доблестью от Ареса находится помощник — титан Анит, который (его имя идет от глагола апуо, "свершаю") дарует "могучее свершение", волю к битве или стойкость в завершении начатого дела. Анит был воспитателем девочки Персефо-ны112. Доблесть и упорство в исполнении долга позволяют душам мистов приблизиться к Персефоне. Наставник, видимо, довершал в мистах свое дело, прежде чем, заглянув в себя, они будили Персефону. Арес и Анит — непременные подготовители, но не исполнители.
Покуда Диоскуры и куреты танцевали с оружием в руках для подземнорожденного божественного младенца, еще была жива толика минойской религии, еще властвовала древняя Рея-Афродита. Лишь Матерь полей перевела Триптолема из воинов в "троепашцы", в работники. Вот и ныне тоже Аресу, Афине, Деметре и Персефоне удается успешно развить человека между шестнадцатью и девятнадцатью годами, лишь в этот период им совершается самостоятельная, уверенная работа, лишь тогда с помощью Афины рассуждают без предвзятости, лишь тогда обеспечивается свобода интимных мистических переживаний.
Танец куретов попал к древним эллинам с минойского Крита, влияние которого на рубеже тысячелетий ослабело и около 600 года до Р.Х. полностью иссякло. В эти столетия (1100—600 год до Р.Х.) наставником стала Азия, хотя и в более низкой, побочной роли. Сходный танец исполняли теперь корибанты уже не из знати; он стал популярен в простонародье. Молодые мужчины танцевали для фригийской Матери — для Кибелы. Подле Кибелы находился только один юноша, горячо ею любимый, снова и снова умирающий и воскресающий, — Аттис. Этот Ат-тис был малоазииским собратом сирийского Адониса, друга Астарты. И у Кибелы, и у Астарты спутник всего один. Танцоров же при этом было великое множество. Танцевали они нагими и с оружием; вместо мечей и щитов довольствовались ножами, которыми кололи себя самих и друг друга, ранили, иногда оскопляли. Скопцы играли ведущую роль. Здесь и речи не было об эллинском "обращении к музам".
Начиная с эпохи Солона, когда для всех без исключения юношей была введена прямо-таки поразительная система военной подготовки, молодежь потеряла интерес к культовым танцам с оружием. В V веке ни небо, где уже не было танцующих Диоскуров, ни земная жизнь не давали пищи религиозному совершенствованию молодых мужчин.
Что же до пятнадцати-восемнадцатилетних девушек, то их и после 700 года до Р.Х., а тем паче после Солона (600 год до Р.Х.) опекали в культовом плане гораздо лучше, чем юношей. В январе, по окончании Леней (на Крещенье) — а в этом женском празднике незамужние девицы не участвовали, — они под водительством молодых женщин в неистовой процессии устремлялись по зимним горам Беотии на снежный Парнас, вздымающий свою вершину над Дельфами. Эта дорога с площадками для танцев, то бишь для отдыха, считалась священной и политически всегда была открыта для такой процессии.
Раз в два года эти празднества справляли с особенной пышностью. Каждая девушка хотя бы однажды в жизни принимала участие в таком странствии. Многие с удовольствием повторяли его неоднократно, зачастую уже будучи молодыми женщинами. На бегу они сильно хлестали друг дружку жесткими стеблями тростника, которые назывались тирсами и нередко были увенчаны большой сосновой шишкой. Внутри стебля такого тростника, нартекса, Прометей спрятал и принес людям небесный огонь. Тот, кому доставался удар тирсом, как бы соприкасался с небесным огнем, в него как бы ударяла молния, дарующая гениальность.
Четырнадцатилетняя аттическая царевна Орифия, по преданию, была похищена Бореем, северным ветром, в день мертвых, 13 анфестериона. Когда ее сверстницы по весне впадали в меланхолию, их, не утруждая северный ветер, сажали на качели и сильно раскачивали.
Семнадцатилетние фиады, или "курительницы ладана", тоже обитали в царстве бурь. Ни северный ветер, ни меланхолия их уже не трогали. Они стремились к высокому, вместе с телами поднимали к снежному Парнасу и свои души. То место, где они завершали празднества, было огромной пещерой на высоте 1360 м. А снежная вершина Парнаса, на которую взбирались отдельные группы, достигала и достигает высоты 2457 м над уровнем моря. Плутарх в связи с этим сетует на обморожения у девушек и молодых женщин"3. Длинные пестро-красные шерстяные юбки под названием "лисицы" и оленья шкура на плечах считались самой подходящей одеждой.
Павсаний (Х.4,2–4) рассказывает о таких менадах — "безумных", а затем "курящих" в пещере; "Фиады — это женщины из Аттики, раз в два года [в январе. — Д.Л.] отправляющиеся на Парнас и там вместе с женщинами из Дельф совершающие оргии — торжественное служение в честь Диониса. У этих фиад установлено во время пути из Афин устраивать пляски во многих других местах, в том числе и у панопейцев [к востоку от Дельф. — А-Л.] <••>. В Панопее <…> стоит небольшое здание из необожженного кирпича, а в нем статуя, изображающая, как одни говорят <…> Прометея <…>. Здесь в овраге лежат два камня, каждый такой величины, что может служить достаточным грузом для одной повозки. <…> Говорят, что эти камни еще остались от той глины, из которой Прометеем был вылеплен весь человеческий род. Там же, около оврага, есть могильный памятник и Тития" [великана среди тити-ров, или сатиров, убитого Аполлоном при попытке овладеть его матерью Лето. — ДА]
Менады протягивают Дионису зайца
"Если идти из Дельф на вершину Парнаса, то приблизительно в стадиях 60 [12 км. — Л-А.] от Дельф есть медная статуя и отсюда подъем в пещеру Корикион, который легче сделать человеку пешком, без поклажи, чем верхом на муле или коне. Пещера Корикион и по величине превосходит только что названные, и почти везде можно ходить по ней даже без светильников <…>. Живущие около Парнаса считают, что эта пещера находится под особым покровительством нимф и Пана. От Корикиона подняться на вершину Парнаса трудно даже пешком и налегке, так как его вершины находятся уже выше туч, и фиады на них [в январе. — Д.Л.] совершают свои исступленные оргии в честь Диониса и Аполлона114.
Парнасские обряды мы реконструируем по четырем картинам, находящимся в довольно большом храме Диониса в Афинах, около древнего театра, откуда начинался путь в горы. Павсаний видел эти картины в 160 году от Р,Х. и записал их темы: 1) Дионис ведет Гефеста на Олимп; 2) Пенфей, царь "Печальник", погибает от рук своей матери и других менад — они разрывают его на части; 3) Ликург, царь "Волкотварь", преследует молодого Диониса; 4) Тесей покидает спящую Ариадну на Наксосе, и к ней приближается Дионис.