- Я больше туда не пойду! – выкрикнул я, когда она замахнулась, чтобы ударить меня второй раз. Но в этот раз я успел увернуться. - И можешь не беситься!

- Как ты с матерью разговариваешь?!

В общем, на этом инцидент с отказом от посещения семейных обедов был исчерпан и плавно перетёк к выяснению отношений между сыном и матерью.

Она до сих пор не понимает, что сделала не так, и почему отец ушёл к другой. Мать боится так же ошибиться, воспитывая нас с Владиком, и только всё усложняет и запутывает. Знаете, есть такое понятие - карма. Так вот, это такая штука, при которой события, эмоции, чувства имеют свойство повторяться при определённом стечении обстоятельств. И человек ждёт, что всё вновь повторится. Не хочет ждать, но всё равно думает о том, что это возможно. А если кто-то чего-то ждёт сознательно или подсознательно, то непременно дождётся. Так вот, у моей матери была карма брошенного человека, и она всеми силами стремилась оправдать её.

Новички пришли в класс на уроке биологии, в то самое время, когда Антонина Петровна пыталась внятно рассказать про процесс размножения каких-то насекомых. Класс ржал как ненормальный над каждым новым словом, везде им чудились намёки на секс. С биологией у меня всегда был напряг. Но не потому что я чего-то не понимал, просто её нужно было учить, все эти длинные параграфы про строение членистоногих или ещё каких-нибудь тварей. Лично мне новые слова не говорили о сексе. Мне это было скучно, поэтому я никогда не учил биологию так, как она того заслуживала. Выкручивался методом - напиши всё, что ты думаешь о процессе эволюции так, чтобы вообще никто не понял, о чём ты говоришь, и главное, слова, слова посложнее ввернуть, и пятёрка будет обеспечена. Это, конечно, бред, а не обучение, но зато всегда прокатывало. Я никогда не говорил, что наша школа - лучшая школа в мире.

Так вот… новеньких звали Антон Фадеев и Иван Шошин. Класснуха написала на доске их имена рядом с криво нарисованными оплодотворёнными яйцеклетками, чтобы мы выучили наизусть. Не яйцеклетки, а имена…

Иван Шошин был здоровенным детиной без наличия признаков интеллекта на лице, эдакий потенциальный троечник, умеющий неплохо работать кулаками. Он был коротко подстрижен и одет в серые брюки и синий вязаный свитер. Я сразу понял, что он задружится с нашими отстающими и будет их учить жизни, ну то есть курить, пить и прогуливать уроки. Скукота.

Второй, тот, кого представили Антоном, был высоким, широкоплечим, но таким же тощим, как я. Он смущённо улыбался, глядя куда-то на противоположную стену, и заламывал узловатые пальцы. Понятно, тоже ботаник. Значит, этот будет льнуть к тем, кто поумнее. Отчего-то это было приятно. Мне всегда нравились умные люди, а поскольку класс у нас был ещё тот, как говорили учителя - «трудный», то умных тут днём с огнём не сыщешь. Вот только Лёшка да Машка, а остальным то лень, то тяжко, то вообще ничего не понятно.

Ваньку посадили позади меня, а Антона на первую парту соседнего ряда, видимо, у него были какие-то проблемы со зрением – слишком яркий бирюзовый цвет глаз не мог быть естественным, скорее всего, носил линзы.

Мы познакомились с Антоном на первой же перемене и, что называется, нашли общий язык. Когда мне чего-то хочется, я всегда этого добиваюсь, главное, чтобы никто не мешал, а остальное всё приложится. А тут мне не мешали, наши вертихвостки увлеклись Ванькой, очень уж им понравился его бритый затылок и наморщенный лоб, очевидно. Но я плохо разбираюсь в том, что нравится девчонкам, я сам никогда не был объектом их внимания. Они меня побаивались и за глаза называли занудой, хотя это была неправда. Они же со мной никогда не разговаривали толком!

- Я в старой школе в баскетбол играл. А здесь есть секция? – Антон сидел на моей парте, грыз яблоко и болтал ногами, слегка раскачивая парту, я же со скоростью света переписывал его лабораторную по химии. Это ещё один предмет, который я терпеть не мог. Считал его абсолютно бесполезным. Резкий запах яблочного сока вызывал какое-то нереальное ощущение кайфа. Вот именно сейчас, в этот самый момент, когда химик зайдёт с минуты на минуту, а я ещё и половину не успел перекатать, я чувствовал себя невероятно довольным. С появлением Антона в нашем классе учиться стало вдвойне приятней: где-то я ему помогал, где-то он мне, домой ходили вместе, обсуждали что-то постоянно, спорили, смеялись. У меня никогда прежде не было друга, и я вообще понятия не имел, кто это и с чем его едят, но тогда мне казалось, что он у меня появился. Я даже в школу стал приходить раньше, чтобы поговорить о чём-нибудь с Антоном, сидя на подоконнике.

- Есть вроде бы, надо у физрука спросить, - пробубнил я и захлопнул тетрадку – успел. – Я тоже в баскетбол умею играть. Можно вместе ходить.

- Было бы круто, - Антон забрал свою тетрадь и соскользнул с парты. Он никогда не ждал от меня слов благодарности. Мы часто помогали друг другу. – Но ты учти, я очень хорошо играю.

- Ну, это мы ещё посмотрим, - усмехнулся я.

Прозвенел звонок.

Знаете, иногда бывает такое ощущение, что ты в мире с самим собой, с тем, что тебя окружает, ты замыкаешься подобно кругу и кажется, что так будет бесконечно, день за днём, час за часом, минута за минутой. Я нашёл то, что искал. Я нашёл своего человека, человека из мира, человека для мира. Мы были похожи, смотрели в одну сторону, думали аналогично, нам даже нравились одни и те же песни, одни и те же девчонки, и тогда я был рад этому несказанно. Всё было просто и понятно. «Я хочу быть с тобой». Кристально чистое желание наивного подростка.

Но как вы понимаете, этой истории бы не было, если бы всё так и продолжалось. Колесо судьбы благосклонно сделало один оборот и, сорвавшись с оси, понеслось куда-то под откос.

Я до сих пор не знаю, кто из нас первым всё усложнил, и в какой момент это произошло, быть может, после той единственной тренировки на пару, когда никто из команды не пришёл, и физрук открыл нам зал, чтобы мы помаялись дурью, пока он разговаривает с директором.

Мы переоделись, взяли мячик и стали играть. Огромный светлый зал, удары, гулко отдающиеся где-то под потолком, и столбики пыли, танцующие в солнечных лучах. В тот день мы разошлись не на шутку. Бегали как угорелые по всему залу, смеялись, прикалывались. Антон отнимал у меня мяч и громко хохотал около самого уха, горячо дышал в шею, а я ржал как ненормальный от щекотки, но мяч не отдавал. А потом он поставил мне подножку, и я рухнул на пол лицом вниз, Тоха навалился сверху и, приблизившись к самому уху, прихватил кончик зубами, легонько потянул на себя.

- Ты проиграл, - выдохнул он и быстро поднялся на ноги, прихватив с собой мяч. – Сенный, ты проиграл, с тебя чипсы! – вновь повторил он, уже выбегая из зала. Я растерянно посмотрел на распахнутую дверь и с ужасом ощутил собственное стыдное возбуждение. Тело прошиб холодный пот, неожиданная эрекция быстро спала.

Потом я долго обдумывал случившееся. Возможно, виной был азарт, выплеснувшийся в кровь адреналин, который и спровоцировал такую неоднозначную реакцию. Возможно, всё дело в гормонах, которых к пятнадцати годам накапливается в достаточном количестве, чтобы выход случался часто и не всегда запланированно. Только об одном я старался не думать. О том, что всё дело в Тоше и в том, что было жутко приятно, когда он укусил меня за ухо. И я боялся повторения.

Но несмотря на то, что я чего-то там боялся, всё равно стал внимательнее присматриваться к Тохе, искать причину моего внезапного влечения. Он был нескладным подростком, слишком широкие плечи при узких бёдрах, длинные руки и ноги, резкие движения и неуклюжая походка. Всё это вызывало во мне какое-то тёплое уютное чувство осознания того, что этот человек мне близок и не более того. Единственное, что меня поражало - это его бирюзовые глаза и голос, низкий, мягкий, очень мелодичный голос. Я любил слушать его. Но причём здесь гормоны?

Проблема ещё заключалась в том, что девочки меня тоже не впечатляли до такой степени, чтобы честно признаться себе в каком-то трепетном чувстве к одной из них. Мать говорила, что я холодный как лягушка, и вообще никого не люблю. Возможно, в этом была вся загвоздка, я просто был бесчувственным или слишком требовательным. Но я действительно считал, что сначала нужно узнать человека, привыкнуть к нему, а потом уже влюбляться.