В Америке эти программы проходили просто «на ура». И в плане зрительского интереса, и в плане организации. Мы всегда выступали в лучших залах, жили в отличных гостиницах и ездили на шикарных комфортабельных автобусах, в которых можно было жить: там тебе и полки-кровати, как в поезде, и кухня, чтобы поесть, и телевизор, и музыка, и кондиционер, и туалет. Предусмотрено все и на все случаи жизни. Жаль только, что у организаторов этих шоу не хватило пороха на то, чтобы продолжать их и дальше, находить свежие идеи для сценариев, постановок и оформления.
И уже после афинской Олимпиады шоу чемпионов не проводилось.
А ведь эти шоу-программы, а также этапы Гран-при и Кубка мира помогали нам, чемпионам, неплохо заработать. Причем не только для себя, но и для нашего спортивного руководства и федерации. Ничего не поделаешь – такова спортивная жизнь: тебя вырастили, воспитали, вывезли на Олимпиаду, а теперь и ты должен поработать на тех, кто стоит у руля российского спорта.
И мало кого волнует, что спортивный век короток, и ты не знаешь, что ждет тебя потом, сможешь ли найти достойное место в жизни и обеспечить себе спокойную старость. У западных спортсменов с этим было гораздо лучше. Они зарабатывали на рекламе и коммерческих турнирах, вкладывали эти средства в бизнес, и это позволяло им впоследствии жить припеваючи, не зная забот и тревог.
Впрочем, мы не были настолько избалованы радостями жизни, для нас и такие заработки были большим подарком. Мы были рады уже тому, что нам платили стипендию, что мы жили на сборах на полном обеспечении, имея возможность с утра до ночи тренироваться. А уж выиграв Олимпиаду в 1996 году и получив премиальные (тогда Международный олимпийский комитет в первый раз стал выплачивать за золотую медаль по 50 тысяч долларов – по тем временам очень приличные деньги), я смогла купить себе норковую шубу. Руководство города и области подарило мне шикарную на тот период машину – 99-ю модель «Лады». До покупки собственного дома я тогда еще не доросла. Да и зачем мне был дом в Белгороде? Ведь большую часть времени я жила в Москве, в общежитии, и тогда не было со мной рядом никого, кто смотрел бы вперед, на перспективу. Я могла позволить себе покупать модную дорогую одежду. И на эти немалые средства мы уже могли нормально жить, не ограничивая себя. Хотя мои родители – люди старой закалки – привыкли жить скромно и меня никогда особенно не баловали. Тем не менее у меня всегда было все необходимое. Я росла в нормальной русской семье, где знают цену деньгам, понимают, как они зарабатываются и как их надо тратить. Тогда же мы с родителями решили положить большую часть премиальных на банковский счет, и они до сих пор там лежат. Я жила в Москве достаточно скромно на свою зарплату, периодически переправляла что-то родителям. И нам всегда хватало.
Постепенно стихли все празднества, связанные с чествованием героев Олимпиады, наступила осень, и я с удовольствием начала ходить на занятия в университет. На лекциях я долго удивлялась, как это студенты успевали так быстро записывать за лекторами.
Я пыталась писать сокращенно, но уже не следующий день не могла разобраться в своих конспектах. Пришлось брать тетради у однокурсников и заново все переписывать. На спортивных занятиях я проходила азы других видов спорта, даже в баскетбол научилась играть. Так прошла неделя, вторая, третья, месяц. И, поверьте, мне нравилось учиться, но все-таки я почувствовала, что мне чего-то не хватает, я как будто не в своей тарелке.
Ставлю видеокассету с записями своих выступлений на разных соревнованиях, смотрю ее и плачу. Мама вернулась с работы, а я чуть ли не в голос рыдаю, даже не стараясь сдержать слез. Она испуганно спросила: «Что случилось?» И в этот момент из динамика телевизора прозвучало: «Первое место – Светлана Хоркина…»
А дальше шла запись пресс-конференции, где Аркаев комментировал мое желание завершить спортивную карьеру. Он твердо убежден, что Хоркина поторопилась с этим решением, что как гимнастка она еще не полностью раскрылась и только-только начала понимать, что такое вкус победы, что такое слава… Но ведь я тогда и сама не знала, что мой потенциал еще настолько велик.
Я осуществила свою детскую мечту, но не до конца осознавала, как сильно влюблена в гимнастику. Я еще не попробовала всех изысканных блюд, не наелась нагрузками и психологическим стрессами, да и самой гимнастикой. Я не могла знать тогда, что такой долгой разлуки мое сердце не выдержит.
«Соскучилась?» – спросила мама, утирая мои слезы. Я вместо ответа только закивала головой, потому что у меня снова из глаз покатились слезы. «Ну что ж, – сказала она, – пойдем собирать вещи, поезжай на „Круглое“. Молодняк там наверняка уже вовсю тренируется…»
После этих слов мою депрессию как рукой сняло. Мамуля всегда точно знала, что и как мне сказать, чтобы я воспрянула духом. Быстренько собрав шмотки, я рванула на «Круглое». И одновременно со мной туда приехала моя подружка – Ленка Грошева. Мы снова поселились вместе. И вместе возобновили тренировки после полуторамесячного перерыва. Соскучившись по нагрузкам, мы хотели выполнять все на равных с остальными. А на следующее утро еле-еле сползли с кровати – все мышцы до единой болели. Ковыляя, как инвалиды, и смеясь (мы ведь были еще и пухленькие, как колобки: за время отдыха набрали килограмма по три), побрели в зал. И всю тренировку дурачились с нашим тренером-хореографом Мариной Васильевной Булашенко. Она, конечно, как женщина, понимала, насколько тяжело нам было возвращаться, после того, как мы вкусили свободы «на гражданке», оттянулись по полной программе. Мы смеялись над собой и над своим рвением, вспоминали веселые истории из прошлой, доолимпийской жизни. Вспоминали, как она нас иногда запугивала, какую твердость проявляла, чтобы мы выполняли то, что она просила. И как потом она нас расслабляла и восстанавливала.
На этих страницах я хочу выразить ей свою благодарность за терпение, понимание и почти материнскую любовь, которой она нас тогда окружила. Именно Марина Васильевна очень помогла мне, когда я еще совсем маленькой попала в сборную СССР, почувствовать себя уверенно на бревне. Когда она давала нам тренировки с утяжелителями (это такие грузики, которые прикрепляются как манжеты на голеностопе и запястьях), взрослые гимнастки успевали расхватать легонькие, а мне доставались самые тяжелые. Но не могла же я выступать с претензиями против старших. Приходилось тренироваться с этой тяжестью на руках и ногах. Марина Васильевна все это, конечно, видела и восхищалась моим терпением. Она оставалась после тренировок, и мы с ней могли отрабатывать многие упражнения индивидуально. Как сейчас помню те конфетки «Чебурашка», которые она вставляла мне в кисти между указательным и безымянным пальцами для «запоминания» правильной балетной постановки руки. Естественно, после этих мучительно-соблазнительных тренировок на бревне, меня ждал сладкий приз – «Чебурашки» отправлялись в рот. И благодаря этой «сладкой жизни», которую устроила мне Марина Васильевна, я довольно быстро «надрессировалась» на бревне, в движениях появилась какая-то особенная красота и своя индивидуальная линия.
Вообще всю спортивную жизнь бревно меня напрягало. Я ведь была девочкой высокой, длинноногой. А это означало, что центр тяжести у меня довольно высоко и мне труднее остальных стоять на бревне и держать равновесие. Но мы решили, что я вполне могу сражаться в многоборье, не слишком зацикливаясь на других снарядах и имея аккордную точку на брусьях.
Одна забавная история, приключившаяся со мной в марте 1997 года в Лозанне, куда я приехала в составе делегации нацио-нального олимпийского комитета, на долгие годы внесла загадочную интригу в мою жизнь. Хотя начиналось все достаточно прозаично. Мы, известные российские спортсмены, олимпийские чемпионы и официальные представители страны, проводили презентацию Санкт-Петербурга на конкурсе городов, претендовавших на право принимать у себя летние Олимпийские игры 2004 года. Будучи еще новичками в спортивной дипломатии, в ее официальных и закулисных играх, мы посеяли тогда зерна, взошедшие только через десять лет. В 2007 году Сочи смогли выиграть претендентскую гонку и стать столицей зимних Игр 2014 года.