— Славная игрушка, — вроде бы одобрил Радонежский, но в голосе его прозвучала ирония.
Генерал отошел к своей палатке. Остальные тоже стали расходиться. Явно удрученный тем, что и рука и револьвер его произвели куда меньшее впечатление, чем хотелось, поручик ушел на край лагеря — испытывать оружие.
У меня не было своего денщика. Палатку я делил с поручиком Кестнером. И денщик его особой расторопностью не отличался. Из списанных по возрасту солдат, он любил приложиться к бутылке и потрепать языком по поводу поручика. Однако Кестнер не спешил гнать его. Кажется, ему, немцу до мозга костей, хотелось иметь рядом с собой такого вот «истинно русского» в его понимании человека. Можно сказать, набор всех недостатков русского человека. А может быть, поручик просто жалел этого совсем уже немолодого солдата, который ничего кроме армии в своей жизни и не видел.
Кестнер наблюдал за тем, как обустраивались солдаты его роты. Мне же совсем не улыбалось провести битых полчаса в компании разящего дешевым вином денщика. А потому я отправился к Негодяеву. Тот уже оглашал округу выстрелами из своего мощного револьвера.
Палил Негодяев по пустым бутылкам из-под шампанского. Наверное, специально для этого таскал их с самого поезда в ящике. Он попадания пуль калибром пять линий прочные бутылки разлетались на осколки. Отдача у револьвера, видимо, и в самом была чудовищная. Рука сгибалась при каждом выстреле, ее постоянно уводило вверх. Целиться приходилось подолгу.
— Эффектное оружие, — сказал я поручику, наблюдая за очередным выстрелом. — Но практическая польза не так уж велика, как я думаю.
— Это еще почему?! — возмутился Негодяев.
— Совсем уж толстой брони сейчас уже никто не носит, — пожал плечами я. — Так что толку от такого мощного боеприпаса не так уж много, верно? Не двух же человек, в самом деле, пробивать одним патроном. Сейчас пришло время менее мощного, но зато скорострельного оружия. Вот такого, например.
Я вытащил из поясной кобуры пистолет «Маузер». Одна из новых разработок немецких оружейников КЕС. Судьба этого оружия была примечательна тем, что в армию пистолет не пошел, однако экземпляров его было произведено довольно много. Чтобы покрыть убытки, пистолеты стали распродавать направо и налево. Таким образом, один из маузеров попал к нам в экспедицию. Кроме меня на него никто не претендовал, а потому я и забрал его себе.
— Я видел такие, — кивнул Негодяев. — Отцу в товарищество присылали несколько для изучения из Второй экспедиции Третьего отделения. Она ведь не только сектантами и раскольниками ведает, — объяснил он мне, — но и изобретениями всякими. И заграничными в том числе. У вас на сколько зарядов модель?
— Десять, — ответил я. — Говорят, есть еще и на двадцать зарядов, но уж больно тяжелый.
— Стрелял я из двадцатизарядного. Все бы ничего, но обойму потом менять уж очень долго. И опять же, считай еще, сколько у тебя патронов в магазине осталось. Но самое главное, — с гордостью продемонстрировал мне свой револьвер поручик, — мне нужен один патрон, чтобы прикончить человека из моего револьвера. А сколько раз ты должен выстрелить из своего маузера, чтобы убить врага с гарантией?
— Тут вопрос в том, как стрелять, — усмехнулся я.
Вскинув руку, я тщательно прицелился — и снес одним выстрелом горлышко очередной бутылки из-под шампанского. Конечно, я с такого расстояния мог бы и не целиться так долго. Но незачем было демонстрировать кому бы то ни было свои таланты. С чего бы это поручику инженерных войск стрелять настолько хорошо.
Черный Абдулла любил все британское. Особенно полюбились ему их маленькие сигарки. Раньше башибузук курил только кальян, а теперь позабыл уже, когда посиживал с ним, грызя костяной или деревянный мундштук. Да и времени на такие посиделки оставалось все меньше. Потому и курил Абдулла сигарки.
Он носил под роскошным халатом френч цвета хаки. Подарок самого лорда Бредфорда. На поясе у него висел подаренный им же маузер. Тяжелый черный пистолет очень нравился Абдулле. Через плечо башибузука был перекинут ремень новенькой — еще в масле — британской винтовки. Абдулле льстило, что такими вооружены далеко не все полки в самой Британии. Но лорд Бредфорд добился того, чтобы отряд Абдуллы получил именно их. И только кинжал на поясе у Абдуллы был старый — с потертой, деревянной рукояткой. Правда в украшенных слоновой костью и драгоценными камнями ножнах. Ножны эти тоже были подарком лорда Бредфорда. Британец отлично знал, что Абдулла ни за что не расстанется со своим кинжалом. Зато ножны для него принял с охотой.
Кинжал этот был у Абдуллы с тех пор, как он еще был сыном бедняка. Отец его батрачил на хозяина лавки. Тот был человек жестокий — и за всякую провинность, реальную или мнимую, избивал отца Абдуллы и его мать. Да и самого мальчишку. Называл он Абдуллу просто Абд.[9] И это злило мальчишку намного сильнее всех побоев.
Первой такой жизни не вынесла мать Абдуллы. Следом умер и его отец, не вынеся тоски и жестоких побоев. На смертном одре отец сказал Абдулле: «Я жил бедняком. И умер бедняком. Но ты, сын, не живи такой жизнью. Возьми от нее все». Вот тогда Абдулла тайком стащил кинжал, которым так гордился хозяин лавки, и всадил клинок ему в спину. Пока тот спал. Забрав все деньги из лавки, Абдулла сбежал.
Потом был зиндан. Была каторга. Побег. Разные банды. Вместе с курдами Абдулла угонял скот. Вместе с персами резал курдов. Вместе с турками насмерть дрался с персами. Кровью и железом пробивал Абдулла себе место в бандитской иерархии Левантийского султаната. Сербов он убивал уже во главе собственного отряда.
И вот грянула грозная 93-я война. Абдулла вместе со своей бандой отправился воевать урусов. Его башибузуки гуляли по тылам русских. Тревожили Ак-пашу.[10] Дрались с жестокими донскими казаками. Попадали в засады кубанцев. Его людей убивали, но сам Абдулла неизменно оставался жив. И даже не получил ни единой тяжелой раны за всю войну.
После войны Абдуллу неожиданно позвал к себе в стамбульский особняк британский лорд Эдвард Бредфорд. Он показал молодому Абдулле множество удивительных штук и штуковин. Трубу, которая сама поет красивым женским голосом непонятные песни. Многозарядные винтовки, бьющие на двести шагов без промаха. Пистолеты, из которых можно выстрелить двадцать раз. Короткие сигарки, что можно курить и на ходу, и в седле.
Долго говорили лорд Бредфорд и башибузук Абдулла, которого за цвет бороды тогда уже прозвал Черным. Был Абдулла рабом Аллаха,[11] стал раб прогресса. И лорда Бредфорда. Хотя последнего Абдулла ни за что не признал бы.
Из Стамбула Абдулла отправился на Кавказ, где пытался поднять аулы против русских. Много крови пролили. Горели дома урусов. Люди Абдуллы и местные жители резали их. Убивали мужчин. Насиловали женщин. Угоняли и продавали в султанате детей. Но очень быстро пришли казаки. И Абдулла едва унес ноги с Кавказа.
Лорд Бредфорд был недоволен Абдуллой. Он долго ругал башибузука. Заплатил меньше половины от обещанного. И отправил на новое дело. Сказал, это последний шанс для Абдуллы доказать свою полезность для дела Британского королевства и всей Коалиции европейских стран.
— Джундуб возвращается, — произнес мулла Шейбан Барбаросса. Глаза у старика были орлиные. И взгляд с годами оставался таким же острым, как у юноши.
Мулла Шейбан отмыл бороду от крови, но после боя стал красить ее хной. Говорил, что сейчас это хна, а завтра будет — кровь неверных. Теперь все звали его Барбаросса — Красная борода.
Разведчик вел в поводу вторую лошадь. Пускай в отряде Абдуллы было не так уж много коней, но для разведки башибузук ничего не жалел. Крым давно уже стал чужим. Двигаться по нему надо, словно по вражеской земле. Местные татары никого не признавали — только чужую силу. Они отказались идти на урусов вместе с отрядом Абдуллы. Провиант у них приходилось забирать с боем. Но это даже нравилось башибузукам Абдуллы.