Аббас-ага вскинул руку. За его спиной янычар ударил деревянной колотушкой в казан. Следом затрубил рог. Пешие янычары первыми двинулись в бой. Им сегодня выпала честь открыть бой. Под звон меньших казанов и хриплый рев труб они размеренным шагом спускались с холмов. Ни один не опустил винтовку без приказа. За ними слуги несли боевые курильницы, так что казалось, будто янычары наступают вместе со сладковатым туманом.

Всадники шерифа Али открыли по ним густую, но беспорядочную стрельбу. Палили пачками, но, что называется, в белый свет. Лишь некоторые янычары валились на землю, да и то, получив несколько пуль. Прочные доспехи хорошо защищали их. Однако, чем ближе подходили их шеренги к табору армии шерифа Али, тем больше потерь несли. Слишком уж густо стали палить наемники.

Хриплые трубы пропели новый сигнал. Часто-часто замолотили колотушки по казанам. Плотные шеренги прямо с ходу дали плотный залп по наемникам. Теперь уже их окутали клубы горьковатого порохового дыма. Пули выкашивают всадников. Не щадят ни курда, ни турка — ни разбойника, ни редифа. Шеренги янычар быстро рассыпались в цепи. Не переставая стрелять, воины теперь стали менее уязвимы для вражеского огня. Кинжальный огонь «гочкиссов» валит всадников и пеших воинов шерифа Али. Снаряды с пугающей размеренностью осыпают их смертоносным дождем шрапнели.

— Мустафа-баши! — Голос шерифа Али охрип от криков. Он пытался привести свое войско в порядок, но понимал, что это невыполнимая задача. Особенно под огнем вражеских пушек и пулеметов. Слишком уж разношерстное у него войско. Ему далеко до регулярной армии. А уж понятия о дисциплине имеют и вовсе единицы.

Командир редифов прискакал удивительно быстро. Он коротко отдал честь, будто был на службе, а не нанят частным лицом. Рефлексы профессионального военного брали верх.

— Бери всадников, — приказал ему шериф Али, — всех, кого сможешь организовать. Атакуйте пушки и пулеметы. Если враг лишится их, у нас есть еще шансы пережить этот день!

Мустафа-баши молча отсалютовал — и умчался.

— Салман-хади, — обратился к своему спутнику по имени шериф Али, — тебя уважают и боятся все курды. Выкликни их шейхов. Пускай все они ринутся вместе на янычарскую пехоту.

— Нам не остановить их, — произнес Салман, глядя на шерифа Али с высоты своего роста.

— Задержите, — отрезал тот. — Это даст мне время собрать нашу пехоту.

Салман кинул. Он ударил пятками своего бактриана, и двугорбый верблюд медленно двинулся к пестрому сборищу курдских шейхов. Шериф Али не слышал, что говорил им Салман. Однако стоило ему вскинуть над головой свой чудовищный меч, как остальные шейхи потрясли оружием над головой. Не прошло и пяти минут, как курдская кавалерия ринулась в атаку на янычарские цепи, паля на полном скаку из ружей.

В это время редифская конница, куда более дисциплинированная, направила своих лошадей на возвышенности, откуда били пушки и пулеметы. Разделившись на несколько потоков, всадники неслись во весь опор. Стреляли намного реже курдов, но зато огонь их был куда эффективней. Почти каждый выстрел поражал врага. Янычары, прикрывающие орудия и пулеметы, падали, сраженные пулями.

— Стройте пехоту! — надрывался шериф Али. — В цепи! Все в цепи! Не толпитесь! Не толпитесь!

Более опытные вояки, прошедшие горнило 93-й войны, побывавшие под пулями и шрапнелью русских, быстро освоились в знакомой им ситуации. Многие даже брались командовать остальными. Иногда им приходилось, словно котят, раскидывать разбойников. Те не были на войне и не понимали, насколько важно не толпиться. Снаряды и пулеметные очереди обычно посылают именно в скопление людей, где будет наиболее эффективно. Но поди объясни это разбойникам, раньше имевшим дело в основном с беззащитными крестьянами, готовыми отдать все, лишь только увидят оружие. Да и иным людям сложно понять, чего от них хотят, когда над головой свистят пули, а рядом рвутся снаряды.

Порядок в толпе наемников удалось все-таки навести. Ветеранов 93-й войны среди них оказалось достаточно. Рассыпавшись цепями, они палили по наступающим янычарам уже куда более упорядоченно. Те же, у кого не было огнестрельного оружия, залегли позади цепей, стараясь покрепче вжаться в землю.

— Эй вы! — крикнул им шериф Али. — Чего разлеглись! Сейчас янычары ударят врукопашную! Покажите им, чего вы стоите!

Вынужденный спешиться, так как на верблюде представлял собой слишком хорошую мишень, шериф Али подбежал к ближайшему из залегших. Схватил его за ворот куртки явно с чужого плеча. И с силой толкнул вперед.

— Всякого лежачего я прикончу лично! — погрозил им саблей шериф. — Вперед, собачьи дети! На янычар!

Три десятка воинов-харишей, сопровождавших шерифа, принялись пинками, криками и ругательствами поднимать наемников. Вскоре их удалось кое-как построить. Как раз вовремя. Янычары уже опустили свои ружья. Готовились дать последний слитный залп, чтобы после сразу же ринуться в жестокую рукопашную схватку. Широкие штыки на их винтовках зловеще поблескивали, будто сталь желала напиться живой крови.

— Вперед! — надрывался шериф Али, а вместе с ним и его хариши. — Бей янычар!

И через стрелковые цепи ринулись в атаку самые бедные из наемников. Те, кто готов был продать хоть всего себя целиком за одну-единственную золотую лиру. Вооруженные кто чем бросились они в эту самоубийственную атаку. И страшен был тот миг, когда они врезались в цепи янычар. Размахивающие ятаганами, саблями, мечами и копьями они дикой ордой налетели на стройные ряды воинов в стальных масках. В тумане, где перепутался пороховой дым и сладковатый, что тянулся над курильницами, началась первобытная драка. Люди просто и без особых затей убивали друг друга. Как делали это тысячи лет. Янычары бросали бесполезные уже винтовки — орудовать ими в образовавшейся тесноте было почти невозможно. Из ножен один за другим вылетали тяжелые ятаганы. Они обрушивались на врагов, кромсая их тела, оставляя чудовищно глубокие раны. Трещали, ломаясь, ребра. Отлетали отрубленные головы и конечности. Сладковатый дым заставлял сражающихся почти не обращать внимания на раны. Даже с несколькими смертельными ранениями человек еще продолжал драться. Однако янычары были привычней к этому зелью. Оно не туманило им мозг. Бойцы не теряли контроль над собой и не обращались в диких зверей, как многие из тех, кто бились против них.

И все же нищие наемники давали своим товарищам шанс уже не просто выжить, а победить. Потому что стрелки из цепей без жалости всаживали пулю за пулей в окутанную сладковатым дымом битву. И плевать им было, кому эти пули достанутся. Своему или янычару. Никто даже особенно и не целился. Стреляли — лишь бы побольше зарядов выпустить. А там уж пуля найдет цель. Янычара — хорошо. Своего — не повезло ему.

Нищие наемники умирали под пулями и ятаганами. Но они сделали главное — задержали наступление янычар. Вымотали их удивительно долгой — и из-за боевой дури, висящей в воздухе — и кровавой схваткой. Теперь уже цепи янычар не смогли обрушиться на врага всей своей мощью. Вымотанные, а многие и раненые, янычары, покончив с нищими наемниками, не спешили снова кидаться врукопашную. Поднимая брошенные в пылу схватки винтовки или снова перехватывая их для стрельбы, они выровняли цепи и открыли ураганный огонь с близкой дистанции.

Выстроившиеся в две линии наемники и янычары поливали друг друга суматошным огнем. То и дело из стрелковых цепей кто-то валился на землю, обильно поливая ее кровью. Но ни наемники, ни янычары не отступили. Они умирали, но не делали и единого шага назад. И для тех, и для других отступление было просто немыслимо.

Наемники отлично понимали — у них нет другого выхода, кроме как сражаться до конца. Единственный выход из долины был слишком узок и простреливался пушками и пулеметами. Собственно, и одного «гочкисса» хватило бы, чтобы расстрелять несколько сотен бегущих. Через минуту дорога оказался бы завалена их телами.

Янычары же были уже основательно одурманены сладковатым дымом, лишившись полностью инстинкта самосохранения. И только командиры, их всегда набирали из мальчишек, на которых сладкий дурман действует хуже, могли сейчас приказами удерживать воинов в узде. Тем более что у многих в ингаляторах курились смеси, как раз основательно прочищающие голову. Отступление для янычар в этот момент было просто немыслимо.