— Вряд ли, — честно ответил я. — Я — человек городской. В седле-то держусь только потому, что мы все-таки кавалерия. Приходится практиковаться время от времени. Опять же, можно из присутствия уйти пораньше время от времени, чтобы в конюшню зайти на пару часов. Отдохнуть от вечных наших бумажек.

— Но, с другой стороны, и излишней нарочитостью все-таки наш визит на конский рынок не станет. В конце концов, я грузинский князь. — Амилахвари сделал энергичный жест правой рукой, и продолжил уже с гортанным закавказским акцентом: — И в лошадях разбираюсь лучше любого казака.

Пичи Карнахан глядел на своего старинного приятеля Дэниэла Древотта. А тот смотрел на свою новую руку. Металлическую руку, напоминающую старинную перчатку рыцарей. На ладони ее красовались масонский циркуль и глаз. Так сразу и не заметишь, однако всегда можно продемонстрировать нужному человеку. Пичи знал, что кое-кто из братьев делал татуировки на ладони с той же целью. Они являлись неплохим дополнением к словам о сыне вдовы.

Чертов револьвер Брауна оказался страшнее двух, которыми были вооружены русские жандармы. Лоуренсу дважды прострелили плечо, однако пули только вырвали пару кусков мяса из плеча. А вот Древотту практически перемололо кости локтя. Врач британского консульства провозился с Древоттом не один час, пытаясь спасти его руку. Но все его усилия пропали втуне. Тогда он занялся ранами Лоуренса, которые не были столь опасны. А к Древотту Бредфорд вызвал хирурга из немецкого консульства. Доктор Норберт был больше инженером, нежели врачом. Он занимался изготовлением протезов высокого качества. Поговаривали, что в Стамбул Норберт был вынужден бежать из-за слухов о неких бесчеловечных экспериментах над бродягами, которые он вроде бы проводил в родном Нюрнберге. В столице же султаната никто не интересовался судьбой подобных людей. Несмотря ни на что, Бредфорд заплатил доктору Норберту хорошие деньги за помощь Древотту.

Норберт приехал поздно вечером. Потребовал для работы отдельную комнату. Его ассистенты занесли туда ящики и саквояжи с инструментами и оборудованием доктора. На большой стол уложили Древотта. Тот все еще находился без сознания после длительной операции, которую проводил врач британского консульства. А после этого Норберт выставил из комнаты всех, включая сильнее других сопротивлявшегося Карнахана. Запер за собой двери. И велел не беспокоить его, пока он сам оттуда не выйдет.

Звуки из-за двери доносились самые зловещие. Визг пил и сверл. Скрежет металла. И самые жуткие, понять происхождение которых не представлялось возможным. Дежуривший, словно на часах у двери, Карнахан мерил коридор шагами. Несколько раз к нему подходил Лоуренс. Пытался отвлечь его разговором, а то и увести подальше от зловещей двери. Но упрямый ирландец все время отказывался. В последний раз — весьма невежливо. Пичи сжал кулаки, готовый уже ударить Лоуренса, лишь бы тот отстал.

— Хватит уже, майор! — вскричал не своим голосом Карнахан. — Не держите меня за тупого Пэдди![22] Я ни шагу не сделаю отсюда, пока не увижу Древотта. Постарайтесь понять это, Лоуренс!

— Вы уж простите меня, Карнахан, — совершенно спокойно ответил ему Лоуренс, — но вы просто изводите себя. Без какой-либо нужды. Вы ничем не можете помочь Древотту сейчас. Идемте со мной — и выпьем за его здоровье. И за успех операции чертова немца.

Он вытащил из внутреннего кармана пиджака плоскую фляжку. Протянул ее Карнахану. Тот принял, отвинтил крышку. Понюхал содержимое, поняв, что это виски Карнахан хорошенько приложился к фляжке. Легче не стало. Только в голове зашумело подозрительно быстро.

— Что вы подмешали в виски, Лоуренс? — быстро все понял Карнахан. Но было поздно. Ноги его стали ватными. Пичи попытался опереться рукой о стену, но его повело, будто он не пару глотков сделал, а вылакал целую бутылку хорошего виски.

— Да какая, собственно, разница, — пожал плечами майор, подхватывая ирландца, — что за снотворное подмешал я в виски. Вкуса-то оно не испортило.

Лоуренс махнул слуге, предупредительно стоявшему неподалеку. Тот подхватил Карнахана под другую руку. Вместе они поволокли его в ближайшую комнату, где была кровать. Уложили Пичи на кровать. После этого слуга принялся снимать с него туфли и раздевать. Лоуренс же вышел из комнаты.

Когда же негодующий Карнахан проснулся и ринулся выяснять отношения, едва прикрыв наготу, выяснилось, что Древотт уже покинул операционный стол. Более того, даже с немецким врачом-механиком Бредфорд расплатился. И тот покинул британское консульство.

— Он предложил мне на выбор несколько вариантов руки, — говорил Древотт, демонстрируя стальную конечность Карнахану. — Более изящную, такую, что от живой не отличить. Если поверх перчатку надеть, так и подавно. Но я выбрал эту! — Он сжал стальной кулак. Из костяшек выскочили шипы длиной дюйма в три. Разжал, демонстрируя лезвия на крайней фаланге каждого пальца. — За ними, конечно, ухаживать надо. Но в драке незаменимая вещь. Думаю, такая рука станет нам неплохим подспорьем в деле завоевания языческого Каферистана.

— Лучше бы обойтись без такого подспорья, — покачал головой Карнахан. — По мне, так это надругательство над человеческим телом.

— Ну, первыми надо мной надругались русские, — усмехнулся Древотт. — Это они мне руку отстрелили. А немецкий доктор только залатал меня, не более того.

— Тебе теперь с этим жить, — в ответ усмехнулся Карнахан. — Главное, когда будешь с очередной бабой, не забывай об особенностях своей новой руки. А то будет достаточно много проблем.

Древотт только плечами пожал.

Конский рынок — это нечто особенно. Дикая смесь десятков запахов, от которой на жаре быстро начинает кружиться голова. Вечная толкотня. Стамбул быстро ожил после рейдов янычар и охоты на младотурок. Жители столицы султаната не могли долго сидеть по углам, будто перепуганные мыши. Первым ожил большой базар — нельзя ведь обходиться без свежих продуктов. А те в свою очередь слишком быстро портятся на местной жаре. Следующим же был именно конский рынок. Слишком большие деньги вертелись тут.

Самые лучшие сделки заключались в большом крытом манеже, где всегда царила приятная прохлада. Остальные же — под открытым небом. В деревянных загонах толкались кони разных мастей. Отдельно — ослы и мулы. Их нельзя было содержать вместе со скакунами, чтобы не оскорблять красавцев. Рядом с ними надрывались зазывалы, нахваливающие товар. Хозяева же, как правило, сидели на коврах и потягивали кальяны, поглядывая на всех с легким презрением.

Мы с князем надели на себя казачьи гимнастерки, пришив к ним погоны на живую нитку. Собственно, покупал наш третий спутник — урядник Бурмашов. Деньги на покупку вьючных лошадей или верблюдов были именно у него. Мы же шагали с умным видом, поглядывая на товар. Говорили что-то. Однако окончательный выбор был за урядником.

Но взгляды наши были направлены вовсе не на лошадей. Мы высматривали тех, кто может наблюдать уже за нами. А они явно тут были. Не могло их не быть. Слишком уж привлекали мы к себе внимание. Да и дервиш, постоянно околачивавшийся рядом с нашим посольством, прошептал что-то сопровождавшему его мальчишке, как только мы покинули посольство. И мальчуган тут же умчался куда-то. Значит, британцы или кто бы ни следил за нами, знают, что два офицера и казачий унтер вышли из посольства.

Вот только либо я плохо глядел, либо нас сочли слишком уж незначительными фигурами, чтобы следить. Но все оказалось иначе. Нам подстроили ловушку у очередного загона с дромадерами. Слуга-зазывала подвел нас к невозмутимым животным. Урядник только протянул руку к поводу, чтобы пригнуть голову ближайшего верблюда пониже. Но тут хозяин закричал что-то. Он подскочил со своего кофра, потрясая кулаками. Тряс космами. Топорщил густую бороду. Изо рта его летела слюна.

Мы с князем, не сговариваясь, отступили от него. Вдруг — сумасшедший или бесноватый. Зазывала мгновенно вцепился в руку урядника железной хваткой. А вокруг уже начали собираться «неравнодушные обыватели». Как-то слишком уж быстро и организованно.