Весь твой

К. Ч.

Погода здесь эзумительная. Я босиком; даже ночью жарко. В море купаюсь каждый день.

2 ноября 1930 г.[175] Севастополь

Милый Коля. Я писал Лаганскому[176], но очевидно, письмо мое к нему не дошло. Я разыскал здесь чудесный дом, близ моря, весь в зелени, который по случаю можно купить за пустяшные деньги — для писателей, особенно для легочных. Требуется 6–8 тысяч, и у писателей будет великолепная база в Крыму. Ведь здесь и вправду роскошно. Вот сейчас ноябрь, а я в туфлях на босу ногу, в рубашке, ходил к ручью умываться. Воздух сухой удивительно: за все время, что мы здесь, выпало только два дождя. Даже ночи не холодные. Как отлично было бы, если бы, напр., Высоковский[177], Катя Боронина и др. молодые литераторы «с легкими» могли бы приезжать сюда на весну или осень. Нельзя ли откомандировать сюда кого-нибудь из представителей Фоспа[178] для совершения купчей, потому что через месяц будет поздно. Дом уйдет в другие руки.

Мура весела. Вчера вечером у нее было 36.9. Вошла в санаторную жизнь с головой. Сегодня мама понесет к ней Маринино письмо (чудесное!) — и я заранее предвкушаю, как она будет смеяться. Только ей нужно побольше про Татку. Татка ее интересует так же интенсивно, как Алик. — Твое освобождение от рекрутчины мы с мамой здесь отпраздновали так: мама не пошла в сберкассу стоять в очереди — а вместо этого погуляла по парку и сошла к берегу моря — посидеть на скамейке. Ты, действительно, счастливый человек и тебе необыкновенно везет. А ты лысеешь, хнычешь и тиранишь Марину, которая вносит к тебе в дом столько винограду и денег. Здесь винограду нет, и Мура видит его очень редко. В санатории виноград заменяют морковкой.

Воронскому[179] я написал, спасибо за извещение. Я надеюсь, что паника с Муриным глазом — вздор, и не падаю духом. Поцелуй от меня ТАТКУ и Марину и кланяйся Стеничу и Е. М. ТАГЕР[180]. Не хочешь ли ты переделать вместе со мной «Бородулю» для «Молодой гвардии»[181]? На Стенича я не очень сержусь за то, что он не ответил на мое письмо.

К. Ч.

8 ноября 1930 г. Алупка[182]

Таточка дорогая! Кланяется тебе Мурочка из далекого Крыма. Приезжай к ней в гости. Бабинька и Мурочка будут очень рады.

Твой дединька.

Коля! Я на несколько дней застряну в Москве. Буду в Черкасском переулке у Нерадова[183]. Выезжаю из Алупки через 3–4 дня. Здесь на октябрьские торжества было очень жарко, как в июне. Многие купались. Я сидел на берегу нагишом.

19 апреля 1931 г. Ленинград

Милый папа.

Через несколько дней добуду, наконец, твой профсоюзный билет. Чтоб его добыть, нужно дать объявление в газете о краже. Все это будет сделано.

Посылаю тебе письмо из «Мол. Гв.» Пришло оно, конечно, опять на мой адрес.

С путешествием моим все еще неопределенно. Но 22-го дадут ответ самые высшие и окончательные органы, и тогда все будет известно наверняка.

Ведь украли только бумажник? Деньги, которые были в чемодане, целы?

Напиши, как ты нашел Мурочку.

У меня неприятности — из-за отсутствия бумаги роман мой не пойдет в производство до следующего квартала. Если бы здесь был Чагин[184], я бы его убедил, но Чагин в отпуску. Поцелуй Мурку. Попроси маму мне написать.

Коля.

19 апр. 1931.

Надеждинская, 9 кв. 31.

21 апреля 1931 г. Алупка

21 /IV-31.

Милый Коля!

Не знаю, как сейчас в Нью-Йорке, а в Алупке дивно хорошо. На третий день после моего приезда погода круто изменилась: на небе ни облачка, море стало теплое и доброе. Сколько цветов, какая прелестная зелень! Должно быть, в связи с погодой, Мурочке стало лучше; боль в колене прошла, гной перестал скопляться, температура упала. Я, конечно, не обольщаюсь большими надеждами, но радуюсь и временному облегчению. Я бываю у нее каждый день. Все мои знакомые дети, лежащие там, сильно поправились за зиму: значит, место и вправду чудодейственное. Все пополнели, закалились, прибавили в весе. Я насчет Мурочки утешаю себя мечтой, что доктор, открывший у нее поражение колена, быть может, ошибся. Ведь ошибся же он по поводу туберкулеза ее почек! Он говорит, что установил «гонит» при помощи рентгена. Но рентген у них мутный, допотопный; я привез из Питера свежий. Посмотрим.

Мама тоже, как будто, ожила. Она вообще прожила героиней: без друга, без радостей, с такой отчаянной болью в душе. Она целыми днями ничего не ела, не спала; теперь, готовя для меня, она поневоле и сама отхлебнет немного супу или чаю. Напиши ей о себе большое письмо, о Марине, о Татке. Она принимает очень близко к сердцу горе Марины и катастрофу с Фефой[185], и коклюш Таты, и твою поездку в САСШ. — Если не поедешь туда, приезжай непременно в Алупку, но захвати с собой возможно больше пищи. Здесь — может быть временно — страшная заминка с провиантом. Мы покуда ни в чем не нуждаемся, но маме приходится целый день стоять у плиты. Если приедешь ты, мы возьмем кухарку, и вообще приезжай — мы покатаемся в лодке, полезем на Ай Петри, порадуем Мурочку, побываем в Ялте. И вообрази только, как приятен будет маме твой приезд. От Лиды мы получили большое письмо с описанием жизни в Гандже[186]. Она описывает родителей Ц<езаря> и вообще весь его дом — описание, достойное Диккенса. Я не цитирую его, п. ч. знаю, что для Вас оно будет предметом ехидных хихиканий. От Бобы вчера получил письмо: он четко и умно выполнил все мои комиссии[187] — и я нежно благодарен ему. Если ты уедешь в Нью-Йорк, пиши с дороги почаще. Поклонись Тагер; она, бедная, должна была из-за меня потерять столько времени. Узнай и напиши мне, пожалуйста, адрес С. Я. Маршака — домашний. Целую Марину — в пробор. Что с Фефочкой? Как Татин кашель? Представь себе, воры вытащили у меня вместе с бумажником и Татино письмо к бабиньке!!!

Твой Пип.

[Рукой М. Б. Чуковской]:

Дорогой Коля, не приехать ли тебе с Мариной и Таточкой? У Таточки здесь мигом пройдет коклюш. Помещение найдется, а питание мы с Мариной обдумаем. В Ялте все есть. Мурочка очень будет рада Марине.

Мама.

Около 25 апреля 1931 г.[188] Алупка

Милый Коля. Из этого письма ты поймешь, в чем дело. Я пишу Копылову на твой адрес, т. к. не знаю его адреса (забыл!) Его местожительство хорошо известно в Дюнгизе[189] — Леониду Савельевичу Савельеву[190]. Спроси, пожалуйста, у него и немедленно доставь это письмо Копылову.