Ему хотелось побыть одному, но Леся тоже остановилась, осторожно дотронулась до его руки. Он отвернулся, стал смотреть на небо, по-весеннему синее, на высокие-высокие, легкие, как лебединый пух, облака.

Леся вздохнула. Нет, Андрей и не собирается просить извинения, он невозможный эгоист, хотя и необычный парень, может, единственный такой в целом мире. Кому-то, наверно, с ним будет хорошо, кто-то с ним будет счастлив, но не она.

А он все смотрел в небесную синь, словно ждал, когда теплый ветер из степи и ясное солнце осушат его глаза, которые вдруг неизвестно от чего стали влажными.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЭХО СТАЛИНГРАДА

1

Десантники сняли ордена и медали с гимнастерок, отдали их генералу Шаблию. Лишь Артур Рубен не торопился снимать свои боевые награды — ордена Красного Знамени и Красной Звезды. Переминаясь с ноги на ногу, неуверенным голосом обратился к генералу:

— Я же лечу комиссаром боевого отряда, а не в подполье. Разрешите на новое задание пойти с орденами.

Генерал Шаблий молчал. Он понимал, почему Артуру хотелось лететь с орденами на гимнастерке. В отряд будет приходить новое пополнение, возможно, среди этих людей будут и командиры, а у Рубена никаких отличий. Наверно, попадутся и такие, которые засомневаются: что, мол, за птица этот комиссар? К тому же некоторые партизаны носят ордена, особенно в крупных отрядах и соединениях. Правда, отряд Опенкина насчитывает пока что всего двадцать человек. Это уж там, в тылу противника, он вырастет до сотни или больше бойцов в зависимости от обстоятельств, в которых придется выполнять боевые задачи. А дислоцироваться они будут не в больших лесных массивах, как на Сумщине или Черниговщине, а в степных районах, почти на глазах у врага. И отказать комиссару Шаблий не смог:

— Полетишь с орденами.

— Палдес. Спасибо! — поблагодарил Рубен.

Артур положил руку на грудь, закрыв ордена, а потом опустил ее. Его лицо раскраснелось от волнения, а голубые глаза смотрели на генерала немного виновато и одновременно светились благодарностью.

Семен Кондратьевич провожал за линию фронта двадцать бойцов. Военное командование согласилось дать для этого три дальних бомбардировщика, и отряд прибыл на аэродром еще вечером, хотя самолеты должны были стартовать только ночью.

Парашютисты были навьючены как верблюды: ранец с парашютом, ранец с минами, мешок с семидневным запасом провианта, автомат, а кое у кого еще и подсумок с гранатами. У радистов Стоколоса и Рубена было также по два «пакета» с рацией и питанием к ней. Десантники молча улеглись на землю.

Пахло степью, травами. Над головой вечернее небо, которое тоже будто вобрало в себя ароматы донецкой степи. Андрей Стоколос зажмурил глаза, и в памяти возникла другая — бессарабская степь над Прутом, несущим свои мутные воды с Карпат, звезды над нею, среди которых они с Лесей искали звезды. «Каким школярским, наивным все это было…» — грустно улыбнулся Андрей и тотчас нахмурился, припомнив ту памятную передачу из-под Миргорода.

В группе парашютистов сидел и отец Андрея — Шаблий. Ему уже приходилось провожать десанты, летевшие в степи под Херсон, к Одессе, в запорожские плавни, в Холодный Яр, в другие районы. К сожалению, пока что очень мало материалов о действиях партизан и подпольных организаций в тех краях, ведь на связи с ними работает лишь с десяток радиостанций. Это капля в море на полторы тысячи отрядов, действующих сейчас на Украине. Двусторонняя связь штаба с партизанами особенно волновала сейчас Шаблия. Впрочем, есть надежда, что эта проблема будет вскоре решена. Еще в первые месяцы войны сконструирована партизанская рация. Она все время совершенствовалась, и недавно новая модель передана в серийное производство. Теперь слово за промышленностью. Скоро совсем отпадет необходимость посылать во вражеский тыл и оттуда бесстрашных связных.

Шаблий был доволен тем, что работает с таким опытным организатором минно-подрывного дела, как Илья Веденский.

В созданном по решению Государственного Комитета Обороны территориальном партизанском штабе полковник Веденский возглавляет инженерный, то есть диверсионный, отдел, один из главнейших. После того как Опенкин доставил пленных Гейдена и Броера, настроение у полковника Веденского улучшилось. Узнав о показаниях пленных саперов, те, кто не верил в успех радиомин в партизанской войне, вынуждены были признать, что Веденский имел все основания отстаивать свою идею о применении на железных дорогах противника МЗД-5 (мин замедленного действия). Правда, эти мины требуют опытных минеров, а потому отдел инженера Веденского должен подготовить свыше пяти тысяч подрывников, которые сумеют пользоваться МЗД и смогут нанести ощутимый удар по коммуникациям противника. Для будущей операции Илья Гаврилович уже придумал и название — «Битва на рельсах»…

Шаблий поднялся с земли, отряхнув сухие стебельки травы, прицепившиеся к брюкам, и вдруг перехватил погрустневший взгляд одного из парашютистов. Подошел к хлопцу.

— О чем задумался, Киселев? — спросил негромко.

Тот лишь виновато улыбнулся и тяжело вздохнул. Шаблий расспрашивал его о доме, о матери и даже о девушке. Пообещал писать всем письма, пока Киселев и весь десант будут во вражеском тылу. Он и писал подробные письма, успокаивая родных и близких. Иногда Шаблий приглашал на аэродром кого-нибудь из членов правительства Советской Украины, находившихся в то время в Ворошиловграде. Был убежден, что такая чуткость — немаловажная поддержка десантникам, отправляющимся на выполнение опасного задания.

— Как мы там поместимся вместе с бомбами? — кивнул Колотуха на самолет. — Это же надо согнуться в три погибели.

— Поместишься! — заверил Рубен, который был и ростом выше, и в плечах шире, как борец.

— В твой самолет, Артур, меньше людей втиснут из-за твоих плеч, — заметил Колотуха.

— Зато у нас будет еще стокилограммовый мешок с минами, — не растерялся Рубен.

— Сядешь верхом на этот мешок, как Вакула на черта, — вмешался Андрей Стоколос, — и… в немецкий тыл за черевичками для своей Сильвии или Алмы.

— Я женюсь на твоей землячке, — покачал головой Рубен. — На Марусе.

— Хорошо, что я уже женат на Галине Цымбал, — пошутил Колотуха. — А то за этими латышами да осетинами и дивчины на своей родной земле не найдешь, хоть на Кавказ лети.

— По самолетам! — прозвучала команда.

Десантники поднялись, стали дружно проверять, все ли привязано как следует к парашютным лямкам, ремням. Перевязаны бечевками были даже сапоги, чтобы не соскользнули с ног. Пилотки и фуражки хлопцы попрятали в мешки, и сейчас теплый ветер с востока нежно ласкал их волосы.

— Пошли, братцы! И никаких гвоздей! — тихо сказал командир десанта.

— Отец! Скажи ей… пусть не сердится, — задержавшись на минутку, тихо сказал Андрей, кусая губы. — Я не мог иначе. Леся должна это понять.

— Скажу. Все будет в порядке, сын. Будь осмотрителен. Я, видишь ли, хотел послать тебя в спецшколу, война ведь в июне сорок второго не кончается.

— Не нужно об этом. Я с хлопцами своей заставы.

— Ты прости меня, — тихо обронил Семен Кондратьевич. — Знаешь, я бы сам сейчас парашют за спину — и с вами. Было бы стократ легче, чем посылать тебя в третий раз.

Стоколос шагал рядом с отцом вслед за десантниками.

— Когда же действительно придет этот день — и мы, десантники, партизаны, выйдем навстречу своей армии? А, отец? Скоро? Наши ведь развернули наступление под Харьковом.

— Настанет, сынок, непременно настанет!

Один за другим влезали десантники в чрево самолета через бомбовые люки. На первом «бомбовозе», как шутили ребята, должны лететь Опенкин, Гутыря и Стоколос с бойцами, другую группу возглавил Мукагов, третью — Рубен и Колотуха.

Последние парашютисты влезли в самолет, и бомбовые люки закрылись, стало темно, тесно, каждый сидел, подобрав ноги, наклонив голову. Свободно было только рукам, но и ими никак не достать до одеревеневшей шеи.